Дуэль в Кабуле - Гус Михаил Семенович (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
Симонич встретил Виткевича радушно.
Расположившись с ним в тенистом саду под шелковым тентом, за изящно сервированным завтраком. Симонич с экспрессией южанина — жителя Адриатического побережья — рисовал картину положения в Персии, Афганистане и на подступах к Индии.
Шах 23 июля выступил в поход на Герат во главе армии из 25 тысяч пехоты и 9 тысяч иррегулярной кава-лерии при 60 орудиях. С шахом Симонич послал секретаря миссии Гутта.
__ Шах во что бы то ни стало жаждет овладеть Гератом. А это — ключ к Индии!
Симонич говорил по-русски правильно, но с акцентом и ошибаясь в ударениях. Он хитро улыбнулся:
— Я говорил этому лекаришке Макнилу, что отговариваю шаха от похода… И это правда! Но чем больше я отговариваю, тем сильнее разгорается у шаха желание прибрать к рукам Герат. Дипломатия!
— Недели три назад, — продолжал Симонич, — в канун выступления шаха с армией, из Тегерана выехали представители кандагарских братьев и Камбар Али, уполномоченный шахского правительства. Они повезли в Кандагар договор между Персией и тремя братьями Баракзаями — Кохендиль, Рахандил и Мехардил ханами. Если сардары пришлют в Тегеран одного из своих сыновей в качестве заложника, шах обещает передать сардарам Герат и не требовать от них ничего, кроме службы; и не будет вмешиваться в дела Афганистана.
— Простите, ваше сиятельство, — прервал Виткевич. — Шах уверен, что возьмет Герат?
— Я бы его взял в один миг! Вы улыбаетесь? Мы с Наполеоном брали и не такие крепости!
Виткевич удивился: «Мы с Наполеоном». А Симонич продолжал:
— У шаха есть один поляк Боровский. Очень способный, бравый малый. Он служил у Аббас Мирзы, брал для него крепости… Возьмет и Герат… Но мы отвлеклись от договора. Шах обязуется не вступать в дружбу с Камраном и Яр-Мухаммедом. Ах, этот Яр-Мухаммед! Вы о нем не знаете? Первый министр, а на деле полный хозяин Герата. Вертит Камраном, как хочет. Совести не имеет ни на сантим, промышляет тем, что похищает людей и торгует рабами. Но умная бестия и храбрый воин… И еще шах обязуется дать сардарам Кандагара деньги на содержание 12 тысяч пехоты и кавалерии при 12 орудиях. Эти войска примут участие во взятии Герата.
У Виткевича, слушавшего внимательно экспансивную речь посланника, возник естественный вопрос: не является ли вся эта затея чистейшей фантазией. Но не успел он раскрыть рот, как Симонич воскликнул:
— Я знаю, вы думаете, что все это воздушные замки из «1001 ночи»! Договор будет гарантирован подписями моей и Макнила!
— Кого? — вырвалось у Виткевича.
— Моей и британского посланника.
Виткевич не верил своим ушам: каким же должно быть, мягко говоря, легкомыслие Симонича, чтобы полагать, что Макнил скрепит договор, отдающий Герат под власть Персии!
А Симонич, заметив изумление Виткевича, воскликнул:
— Но если лекаришка заупрямится, я один дам гарантии.
Гарантия! В ней и было все дело. Виткевич хорошо помнил, как Нессельроде изворачивался, чтобы не дать прямого ясного ответа: согласно ли правительство Российское на такую гарантию или нет? У Виткевича тогда сложилось впечатление, что вице-канцлер хочет этот главный пункт всецело взвалить на плечи Симонича. У Симонича же, очевидно, сомнений и не возникало… Он даст гарантии. Толковать об этом больше не приходилось, и Виткевич спросил, что нового слышно из Кабула.
Симонич рассказал о сражении при Джамруде.
— Понимаете, Ранджита побил тот самый американец Харлан, который служил у него и двумя годами раньше у того же Джамруда нанес поражение Дост Мухаммеду. Воображаю, какую рожу скорчил этот паралитик Ранджит!
Симонич засмеялся…
— И Дост Мухаммед пошел на Пешавар? — живо спросил Виткевич.
— Ну нет! Ранджит прислал подкрепления, и кабульскому эмиру пришлось уйти назад, восвояси…
— Следовательно, Пешавар по-прежнему в руках сикхов?
— Конечно! И взять его будет нелегко! Ведь там командует генерал Авитабиль — француз наполеоновской школы! И еще два французских генерала у Ранджита — Алар и Кур…
«Итак, — думал Виткевич, — Пешавар остался яблоком раздора между Дост Мухаммедом и Англией, и именно там, а не в Герате средоточие всего вопроса об Афганистане…»
Завтрак подходил к концу. Виткевич по обыкновению ел и пил мало, чего нельзя было сказать о хозяине. По знаку Симонича лакей раскупорил бутылку шампан ского.
— Я — далматинец, вы — поляк, — говорил Симонич, разливая шампанское, — и оба мы в Персии и решаем дела Афганистана и Индии… А над нами немец вице-канцлер…
Тут Симонич красноречиво умолк на миг, а затем воскликнул:
— За успех нашего дела!
Отпуская Виткевича, Симонич сказал, что необходимо выждать известий из Кандагара и Кабула, а также и от шаха из-под Герата. И тогда только можно будет решить — куда и с чем ехать Виткевичу.
— А покуда отдохните, познакомьтесь с Тегераном. Развлекитесь…
И Симонич игриво подмигнул.
Возвращаясь верхом в Тегеран, Виткевич оценивал результаты беседы.
Что Симонич человек увлекающийся, даже легкомысленный, было несомненно.
«Из тех, кто любит и привык свои желания считать действительностью, и из такого смешения фантазии и фактов выводит правила поведения… Неужто же Нессельроде не заметил черты сей? Либо же оставляет Си-моничу свободу, дабы в случае неудачи на него вину свалить?»
Так ничего не решив, Виткевич въехал в городские ворота и, проехав через центр города, где высился старинный Арк с шахским дворцом, направился в северную, европейскую часть столицы, к зданию российской миссии.
3
Бернс поспешил отплыть из Дера Гази Хана, так как полученные им письма Макнила и пешаварского агента давали «основательный повод думать, что общее спокойствие здешних мест скоро нарушится».
Макнил писал: «Я искренне желаю, чтобы эмир Дост Мухаммед-хан был обладателем Кабула и Кандагара — если вы придете с ним к доброму взаимопониманию… Денежный заем мог бы дать ему возможность достичь этого, а нам дал бы большую власть над ним».
Макнил прислал Бернсу деньги для отправления в Кандагар наблюдателя.
Бернс был полностью согласен с тем, что Англии выгодно и полезно иметь другом Дост Мухаммеда, главу единого Афганистана. О Пешаваре Макнил не упоминал. А ведь Пешавар-то и был узлом политической борьбы к северу от Инда! Бернс полагал, что дружба с Дост Мухаммедом должна быть куплена ценой Пешавара. Необходимо отдать этот город Дост Мухаммеду, не останавливаясь перед охлаждением отношений с Ранджит Сингом.
Но Уэйд был иного мнения. Прочтя письма Макнила к Бернсу (вся корреспонденция с Бернсом проходила через руки британского резидента в Лодиане), Уэйд тотчас же написал Колвину, личному секретарю Окленда: «Таковой эксперимент нашего правительства, то есть укрепление власти Дост Мухаммеда, будет играть на руку нашим соперникам и лишит нас могущественных средств, которые у нас в запасе, — контролировать нынешних правителей Афганистана». Уэйд утверждал, что «раздробленные на несколько государств, афганцы более способны подчиняться видам и интересам британского правительства». Поэтому Уэйд предлагал вновь водворить в Кабуле шаха Шуджу.
Бернсу были хорошо известны взгляды Уэйда, и он назначил ему свидание в Мултане, чтобы обсудить с ним афганскую проблему и склонить его к своей точке зрения. Однако Уэйд уклонился от встречи, сообщив, что задерживается в Лахоре. Из Мултана Бернс послал письмо Дост Мухаммеду, «многоречиво распространившись в нем о выгодах мира».
12 августа Бернс прибыл в Пешавар. Генерал Авитабиль с большой свитой встретил его за несколько миль от города. В карете генерала Бернс и въехал в Пешавар.
Еще еще до прибытия в Пешавар он получил от Ранджит Синга «самое милостивое письмо». «Лев Лахора» хотел задобрить и расположить в свою пользу специального представителя генерал-губернатора Индии, посланного в Кабул улаживать споры между афганцами и сикхами. И Бернсу приходилось соблюдать осторожность и сдержанность в беседах с бывшими властителями Пешавара.
