Парижские могикане. Том 1 - Дюма Александр (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
Тут силы оставили ее, Кармелита рухнула на тело матери и снова лишилась чувств.
XXXVII. ФРАДОМИНИКО САРРАНТИ
Молодой человек поднял Кармелиту на руки и как ребенка перенес в соседнюю комнату, где их ожидали две женщины.
Пора было ее раздеть и уложить в постель.
Коломбан удалился к себе, попросив одну из соседок зайти за ним, как только девушка будет в постели.
Через десять минут соседка была у него.
— Ну как? — спросил Коломбан.
— Она пришла в себя, — сказала соседка, — но держится за голову и говорит что-то бессвязное, вроде как бредит.
— У нее есть родственники? — спросил молодой человек.
— Мы не знаем.
— А подруги в квартале?
— Ни одной. Это тихие, порядочные женщины, они жили очень уединенно, ни с кем не встречались.
— Что же вы намерены делать? Ее нельзя оставлять в этой квартире с покойницей! Ее надо бы поместить в другое место.
— Я бы предложила свою квартиру, — сказала соседка, — но у нас одна кровать… Хотя… — прибавила славная женщина, размышляя вслух, — отошлю-ка я мужа спать на чердак, а сама посижу ночь на стуле.
На такой самоотверженный поступок ради незнакомых людей способны лишь немногие женщины, чаще всего простолюдинки: они предлагают свой стол, свою комнату и свою постель так же бескорыстно, как лавочник подает стакан воды. Если душевное или физическое страдание взывает к ее помощи, будь то умирающий или отчаявшийся человек, простолюдинка будет выхаживать, утешать, помогать от всего сердца, щедро и самозабвенно; это, несомненно, заслуживает восхищения философа и наблюдателя.
— Нет, — возразил Коломбан. — Поступим иначе. Принесем сюда ее кровать, а мою отнесем к ней в альков. Потом сходите за священником, пусть отслужит у постели усопшей. А я пойду за доктором для девушки.
Соседка замерла в нерешительности.
— В чем дело? — спросил Коломбан.
— Лучше я схожу за доктором, а вы позовите священника.
— Почему?
— Потому что несчастная женщина скончалась внезапно…
— Увы, да, внезапно.
— И, стало быть, умерла… ну, вы понимаете?
— Нет, не понимаю.
— Умерла, не успев исповедаться.
— Но вы же сами говорите, что она святая.
— Да, но священник… священник может не согласиться.
— Как?! Священник откажется отслужить у гроба покойной?
— У умершей без покаяния, могу побиться об заклад, он откажется.
— Ну, хорошо. Приведите доктора, я беру священника на себя.
— О, я мигом: доктор живет почти напротив.
— А кого можно попросить отнести письмо на улицу Железной Кружки?
— Давайте мне, я пошлю кого-нибудь. Коломбан сел за стол и написал:
«Приходите, друг мой! В Вас нуждаются мертвец и живой».
Сложив письмо, он надписал адрес:
«Брату Доминику Сарранти, монаху-доминиканцу, улица Железной Кружки, №11».
— Возьмите, — протянул он письмо соседке.
Та пошла вниз.
Пока она спускалась, Коломбан взялся за перестановку: свою кровать перенес в спальню девушки, а ее кровать — в свою квартиру.
Подруга соседки вызвалась посидеть с Кармелитой до прихода доктора, а если будет нужно, то подежурить всю ночь.
Бред девушки все усиливался.
Женщина села у нее в изголовье. Коломбан сходил к бакалейщику, купил свечу, поставил ее в изголовье усопшей.
Пока Коломбана не было, вернулась с доктором другая соседка. Проводив ученого человека к больной, она сама отдала покойнице последний долг, сложив ей на груди руки и вложив в них распятие.
Коломбан зажег свечу, опустился на колени и стал читать заупокойные молитвы.
Женщинам у постели Кармелиты хватало дел: доктор заметил первые признаки менингита. Он оставил рецепт и велел точно следовать его указаниям, не став скрывать, что болезнь серьезная — она могла перейти в острую форму.
А мать, сказал доктор, скончалась от разрыва одного из крупных сердечных сосудов.
Многие вольнодумцы посмеялись бы, увидев красивого двадцатидвухлетнего юношу на коленях у постели незнакомой женщины, читавшего молитвы по часослову, украшенному семейным гербом.
Но Коломбан был набожным бретонцем прежних времен: подобно своим предкам, он был готов, продав земли и замки, следовать за Готье Нищим в Иерусалим со словами: «Так хочет Бог!»
Итак, он молился с неподдельным рвением, стараясь изгнать из своей молитвы всякие земные помыслы. Вдруг у него за спиной послышался скрип входной двери.
Он обернулся.
Пришел тот, кого он вызывал: брат Доминик, в красивой черно-белой одежде, стоял на пороге.
Молодому монаху было не больше двадцати семи — двадцати восьми лет; он был едва ли не единственным другом Коломбана, не считая школьных приятелей, которых принято называть друзьями, хотя они представляют собой особую породу. А вот монах, как мы сказали, был, пожалуй, его единственным другом в Париже.
Однажды Коломбан проходил мимо церкви святого Иакова-Высокий порог и увидел, что в дверях толпятся жители предместья. Он спросил, что там такое, и ему сказали, что молодой монах в длинном белом одеянии произносит проповедь.
Коломбан вошел.
Монах, юный годами, но до времени состарившийся то ли из-за строгих постов, то ли от страданий, стоял на кафедре и проповедовал.
Темой его проповеди было смирение.
В смирении он как бы видел две четко различающиеся стороны.
В горе, посылаемом Господом, то есть в случае смерти, непоправимых несчастий, неизлечимых болезней он советовал уповать на Господа.
«Смиритесь, братья! — говорил он. — Преклоните голову перед карающей десницей! Молитесь и любите! Смирение есть добродетель!»
Но всем несчастьям, исходящим от людей, таким, как обманутое честолюбие, пущенные по ветру состояния, сорванные планы, он учил не поддаваться и призывал:
«Надо противостоять невезению, братья! Поднимитесь, сильные верой в Господа, в свою правоту и в себя самих. Бейтесь и не сдавайтесь! Смирение — трусость!»
Коломбан дождался окончания проповеди и при выходе из церкви подошел пожать монаху руку, как пожал бы не только духовному лицу, но любому человеку, в котором видел три добродетели, более других им почитаемые: простоту, честность, силу.
С этого дня молодые люди — монах был лет на пять старше Коломбана — подружились, обнаружив редкостное совпадение своих принципов и взглядов.
За редким исключением, они виделись раз или два в неделю и проводили вместе по два-три часа.
Бросим взгляд назад и посмотрим, какой суровый путь проделал этот строгий и задумчивый молодой монах, прежде чем появиться перед нами.
Звали его Доминик Сарранти; помимо имени, у него было немало общего с мрачным святым, которого случай сделал покровителем нашего юноши.
Он родился в Викдесо, маленьком городке департамента Арьеж, расположенном на краю леса в шести льё от Фуа, в нескольких шагах от испанской границы.
Отец его был корсиканец, мать — каталонка. Сын был похож на обоих родителей: он унаследовал от отца редкую памятливость, а от матери — необычайную стойкость. Видя его властные жесты на кафедре, слыша эти строгие и суровые проповеди, можно было сразу принять его за испанского монаха, прибывшего миссионером во Францию.
Его отец родился в Аяччо в один год с Бонапартом и связал свою судьбу со знаменитым земляком, разделив все ее превратности: он сопровождал поверженного императора на остров Эльбу, он же последовал за покинутым Наполеоном на остров Святой Елены.
В 1816 году он возвратился во Францию. Почему он так скоро оставил прославленного пленника? Гаэтано Сарранти уверял, что сделал это из-за вредного климата, невыносимой жары.
Люди, хорошо знавшие его, не верили этому и видели в Сарранти одного из тайных агентов, рассылаемых, как поговаривали, императором по всей Франции, чтобы подготовить возвращение его со Святой Елены или, если это окажется невозможно, хотя бы защитить интересы его сына.
Гаэтано поступил воспитателем детей к одному очень богатому человеку, которого звали г-н Жерар.
