Жозеф Бальзамо. Том 2 - Дюма Александр (книги бесплатно читать без TXT) 📗

— Решительно отказываюсь. Я не хочу вступать в ваш союз: слишком многое предвещает мне, что я буду вам бесполезен.

— Брат, — проговорил примирительно незнакомец, — позвольте мне называть вас так, поскольку мы в самом деле братья, несмотря даже на разницу в воззрениях. Брат, не поддавайтесь ни на миг вполне естественной в вашем положении досаде, поступитесь хоть немного своей законной гордостью, сделайте для нас то, что вам претит. Ваши советы, ваши мысли, само ваше присутствие — это свет! Не погружайте нас во мрак, олицетворяемый для нас вашим отказом вступить в наше братство.

— Вы ошибаетесь, — отозвался Руссо, — я ничего у вас не отнимаю, потому что могу дать вам не больше, чем кому угодно — первому попавшемуся читателю, первому попавшемуся газетчику. Если вам нужны имя Руссо и самая его суть…

— Да, нужны! — раздались учтивые голоса.

— Тогда возьмите собрание моих сочинений, положите книги на стол председательствующего и, когда будете обсуждать что-либо и настанет мой черед выразить свое мнение, откройте одну из написанных мною книг, и вы узнаете, что я думаю по этому поводу.

С этими словами Руссо двинулся к выходу.

— Погодите! — остановил его хирург. — Воля любого человека свободна и в том числе воля прославленного философа, однако правила не велят допускать в нашу святыню непосвященного, который даже не связан никаким уговором, хотя бы устным, ведь он может выдать наши тайны, оставаясь при этом честным человеком.

Руссо сочувственно улыбнулся и полюбопытствовал:

— Вы требуете, чтобы я поклялся хранить тайну?

— Вот именно.

— Я готов.

— Будьте любезны огласить текст, достопочтенный брат, — попросил хирург.

Достопочтенный брат начал читать:

— Перед лицом великого вечного Господа, зодчего вселенной, перед лицом мастеров и этого почтенного собрания клянусь никогда не рассказывать и не писать о том, что произошло здесь на моих глазах, и в случае неосмотрительности с моей стороны приговариваю себя к наказанию, согласно законам великого учредителя и мастеров, а также к гневу моих отцов.

Руссо уже вытянул вперед руку, когда незнакомец, следивший за спором с властным видом, что все принимали как должное, хотя человек этот сидел вместе со всеми, так вот, этот незнакомец подошел к председательствующему и шепнул ему на ухо несколько слов.

— Верно, — согласился достопочтенный брат и добавил:

— Вы не принадлежите к числу наших братьев, вы просто человек, оказавшийся среди нас в том же положении, что каждый из нас; поэтому мы отказываемся от своего права и лишь просим вас дать честное слово, что вы забудете все, что здесь произошло.

— Забуду, как поутру забывают сон, клянусь честью, — с волнением ответил Руссо.

С этими словами он вышел из зала; большинство братьев последовало за ним.

104. ОТЧЕТ

Когда члены братства второго и третьего разрядов вышли, в ложе остались семеро. Это были мастера.

Они обменялись знаками, которые доказывали их принадлежность к высшему разряду.

Прежде всего они позаботились затворить двери; когда это было сделано, великий мастер обнаружил себя, показав остальным перечень с выгравированными тремя таинственными буквами L.P.D. [45]

В ведении великого мастера была переписка с шестью другими мастерами ордена, жившими в Швейцарии, России, Америке, Швеции, Испании и Италии.

Он принес с собою несколько наиболее важных писем, полученных от его собратьев, чтобы довести их содержание до сведения мастеров, которые были по рангу выше остальных, но ниже его самого.

Великого мастера мы узнали — это был Бальзамо.

Самое важное письмо содержало тревожные сведения, оно поступило из Швеции, его написал Сведенборг [46].

«Следите за югом, братья, — говорилось в письме, — в его знойных краях пригрелся предатель. Этот предатель вас погубит.

Следите за Парижем, братья, предатель живет там. Секреты ордена у него в руках, а сам он движим ненавистью.

Предчувствую скорое и тайное разоблачение. Предвижу страшную месть, только не настигла бы она предателя слишком поздно. А пока — бдите, братья, бдите! Порою достаточно одного слова предателя, пусть даже малоосведомленного, чтобы привести в расстройство наши так тщательно составленные планы».

Братья с немым изумлением переглянулись: язык непримиримого иллюмината, его предвидение, которому они знали множество удивительных примеров, — все это немало способствовало тому, чтобы омрачить созванный Бальзамо совет.

И сам Бальзамо, веривший в проницательность Сведенборга, не мог избавиться от мучительной тревоги, сжавшей ему сердце после чтения письма.

— Братья, — заговорил он, — вдохновенный пророк ошибается редко. Давайте же последуем его совету и будем настороже. Теперь вы, как и я, уже знаете, что борьба начинается. Не дадим же победить себя нашим достойным сожаления врагам, чье могущество и безопасность мы подрываем. Не забывайте, что преданность они могут купить. Подкуп — могучее оружие в мире, где живут люди, не видящие дальше границ своего земного существования. Братья, бросим вызов подкупленным предателям.

— Эти страхи кажутся мне ребяческими, — раздался чей-то голос. — Мы с каждым днем становимся сильнее, нами твердой рукой руководят блистательные таланты.

Бальзамо поклонился льстецу за высказанную похвалу.

— Да, но, как сказал наш высокочтимый великий мастер, предательство проникает всюду, — возразил один из братьев, оказавшийся не кем иным, как хирургом Маратом, которого, несмотря на молодость, возвели в высокий ранг, благодаря чему он впервые присутствовал на подобном совещании. — Вдумайтесь, братья: ведь чем слаще наживка, тем крупнее улов. Если господин де Сартин, имея мешок экю, может купить признания одного из наших рядовых членов, то министр, пообещав миллион или высокий чин, может подкупить одного из наших мастеров. А рядовой член ведь ничего не знает.

В крайнем случае ему известны имена некоторых своих собратьев, но они никакой ценности не представляют. Организация у нас прекрасная, однако ей в высшей степени свойственна кастовость, подчиненные ничего не знают и ничего не могут, их собирают, чтобы сообщить им всякие пустяки или поручить какую-нибудь мелочь, а между тем они своим временем, своими деньгами способствуют упрочению нашего здания. Подумайте-ка: подручный лишь подносит камень и известковый раствор, но разве без камня и раствора вы построите дом? Подручный этот получает скудное жалованье, однако же я считаю его равным архитектору, который по своему плану создает и оживляет все сооружение; я считаю их равными, потому что оба они — люди, а по мнению философов, любой человек стоит другого; каждый несет свою долю несчастий, каждому грозит рок; на долю же подручного выпадает даже больше опасностей — ему может свалиться на голову камень, под ним могут подломиться леса.

— Я прерву вас, брат, — перебил Бальзамо. — Вы отклонились от вопроса, который должен нас сейчас занимать. Ваш недостаток, брат, заключается в том, что вы всегда усердствуете и обобщаете предмет спора. Сейчас мы не выясняем, хороша или дурна наша организация, речь идет о том, чтобы сохранить ее крепость, ее целостность. А имей я желание поспорить с вами, ответ мой был бы таков: нет, орган, передающий движение, не равноценен гению творца; нет, рабочий не ровня зодчему; нет, мозг не то же самое, что рука.

— Но если господин де Сартин схватит одного из братьев низшего ранга, — горячо запротестовал Марат, — разве он не отправит его гнить в Бастилию так же, как вас или меня?

— Согласен, однако вред в этом случае будет нанесен лишь отдельной личности, а не ордену, который должен быть для нас на первом месте. Если же в тюрьму угодит мастер, заговор наш пропадет втуне — когда нет генерала, армия проигрывает сражение.