Белые и синие - Дюма Александр (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
Почему же насмешники, нападающие на любое новшество, звали этих людей, составлявших «золотую молодежь», «невеоятными»?
Мы сейчас ответим на этот вопрос.
Чтобы отличаться от революционеров, было вовсе недостаточно сменить костюм.
Следовало также изменить язык.
Грубый говор 93-го года и демократическое обращение на «ты» надлежало подменить слащавым языком; поэтому вместо того, чтобы произносить «р» раскатисто, как учащиеся современной консерватории, «р» полностью упразднили, так что во время этого филологического переворота этот звук едва не канул в Лету, подобно дательному падежу греков. Язык сделался бескостным и лишился силы; вместо того чтобы давать друг другу, как прежде, «прраво слово», делая упор на согласные, теперь ограничивались тем, что давали «паво слово».
В зависимости от обстоятельств, давали просто «паво слово» или повторяли его дважды; когда та или иная клятва была дана, собеседник, будучи слишком воспитанным, чтобы оспаривать слова другого, с целью обратить внимание на то, во что было трудно или даже невозможно поверить, ограничивался восклицанием:
— Это невеоятно!
Другой же ограничивался тем, что отвечал:
— Паво слово, паво слово!
После этого уже не оставалось никаких сомнений.
Вот откуда произошло прозвище «невероятные» (в искаженном виде — «невеоятные»), которым наградили господ из числа «золотой молодежи».
III. «ПОРАЗИТЕЛЬНЫЕ»
Наряду с «невеоятными» — уродливым детищем реакции — в ту эпоху появилась их женская разновидность.
Их называли «поазительными».
В отличие от «невеоятных», они одевались не по последней моде, а заимствовали свой наряд в Древней Греции и Коринфе у всяческих Аспазий и Фрин.
Туники, мантии, пеплумы — все это было сшито по античным выкройкам. Чем больше женщина ухитрялась оголять свое тело, тем более элегантной она считалась.
Настоящие «поазительные» (или «поразительные»: читатель понимает, что именно такой была основа слова) ходили с обнаженными руками и ногами. Зачастую у туники, сшитой по образцу одеяния Дианы-охотницы, был на боку разрез и обе части одеяния скреплялись между собой одной лишь камеей немного выше колена.
Но и этого было недостаточно.
Под предлогом летней жары дамы появлялись на балах и публичных гуляньях под более призрачным покровом, нежели тот, что окутывал Венеру, когда она вела своего сына к Дидоне.
Так, Эней узнал свою мать лишь тогда, когда она вышла из облака. Incessu patuit dea note 14, как говорит Вергилий («в поступи явно сказалась богиня»).
Этим дамам не требовалось выходить из облаков, чтобы их узнали: они были прекрасно видны сквозь покровы; принять их за богинь мог бы лишь тот, кто очень этого хотел.
Такая ткань из воздуха, о которой говорит Ювенал, повсеместно вошла в моду.
Помимо частных вечеров, устраивались публичные балы. Парижане собирались в Бальном лицее и в особняке Телюссон, чтобы потанцевать, а также поделиться друг с другом своей скорбью, своими слезами и планами мести.
Эти сборища назывались «балами жертв».
В самом деле, на них получали доступ лишь те, у кого имелись родственники, обезглавленные Робеспьером, утопленные Каррье, расстрелянные Колло д'Эрбуа или Фрероном.
Орас Берне, вынужденный шить костюмы, чтобы заработать на жизнь, оставил нам тетрадь, где живые зарисовки выполнены с прелестным остроумием, что досталось ему от Бога.
Нет ничего забавнее этой коллекции вычурных нарядов, и каждый, вероятно, задается вопросом, каким образом «невеоятные» и «поазительные» удерживались от смеха при встрече друг с другом.
Уточним сразу, что некоторые из костюмов, которые предпочитали мюскадены, посещавшие «балы жертв», были довольно страшного вида. Старый генерал Пире десятки раз рассказывал мне, что встречал на этих балах «невеоятных», носивших жилеты и плотно облегающие штаны из человеческой кожи.
Те, кто должен был оплакивать всего лишь смерть дальних родственников, например какого-нибудь дядюшки или тетушки, ограничивались таким приемом: они обмакивали мизинец в жидкость цвета крови, для чего отрезали один палец перчатки и, чтобы освежить свой грим, брали на бал баночку «крови», подобно тому, как женщины носили с собой баночку с румянами.
Танцуя на балах, роялисты в то же время плели заговоры против Республики. Это облегчалось тем, что у Конвента, раскинувшего сеть полиции по всей стране, не было полиции только в Париже.
Как ни странно, публичные казни привели к исчезновению бытовых убийств; вероятно, никогда еще во Франции не совершалось меньше преступлений, чем в 93, 94 и 95-м годах.
Людские страсти находили другой выход.
К тому же приближался момент, когда Конвент, тот самый грозный Конвент, который в день своего открытия, 21 сентября 1792 года, под грохот пушек Вальми упразднил королевскую власть и провозгласил Республику, — приближался момент, когда он должен был сложить свои полномочия.
Конвент был жестоким отцом.
Он пожрал жирондистов, кордельеров и якобинцев, то есть самых красноречивых, деятельных и умных из своих детей.
Однако Конвент был преданным сыном.
Он успешно сражался с внешними и внутренними врагами одновременно.
Он вооружил четырнадцать армий; правда, он их плохо кормил, плохо обувал, плохо одевал и еще хуже платил им. Не беда! Зато эти четырнадцать армий не только отбросили неприятеля за пределы страны, но и заняли герцогство Ниццу и Савойю, вошли в Испанию и захватили Голландию.
Страна обязана Конвенту созданием Большой книги национального долга, основанием Института Франции, Политехнической школы и Нормальной школы, Музея Лувра и Школы искусств и ремесел.
Он издал восемь тысяч триста семьдесят декретов, в основном революционных.
Он придал людям и явлениям чрезвычайный характер. В ту пору благородство было колоссальным, смелость — безрассудной, стоицизм — беспредельным.
Никогда еще обреченные не относились к палачам с таким ледяным презрением, никогда еще кровь не проливали столь цинично.
Хотите ли вы знать, сколько было партий во Франции в эти два года, то есть с 93-го по 95-й год?
Их было тридцать три.
Хотите ли вы знать название каждой из них?
Министерская. — Защитники гражданских прав. — Рыцари кинжала. — Солдаты 10 августа. — Сентябристы. — Жирондисты. — Бриссотинцы. — Федералисты. — Государственные деятели. — Солдаты 31 мая. — Умеренные. — Подозрительные. — Люди Равнины. — Жабы Болота. — Монтаньяры.
И все это — только в 1793 году.
Перейдем к 1794 — 1795 годам:
Паникеры. — Сочувствующие. — Убаюкивающие. — Эмиссары Питта и Кобурга. — Мюскадены. — Эберти-сты. — Санкюлоты. — Контрреволюционеры. — Обитатели гор. — Террористы. — Маратисты. — Душегубы. — Кровопийцы. — Термидорианцы. — Патриоты 1789 года. — Соратники Иегу. — Шуаны.
Добавим к этому списку «золотую молодежь» Фрерона, и мы перенесемся в день 22 августа 1795 года, когда Конвент принял новую конституцию, именуемую Конституцией III года, предварительно обсудив ее по статьям.
В то время стоимость луидора равнялась тысяче двумстам франкам ассигнатами.
Незадолго до этого погиб Андре Шенье, брат Мари Жо-зефа Шенье. Он был казнен 25 июля 1794 года, то есть
7 термидора, за два дня до Робеспьера, в восемь часов утра.
В одной с ним повозке на казнь ехали г-да де Монталамбер, де Креки, де Монморанси и де Луазероль — тот благородный старик, что отозвался, когда палач вызвал его сына, а затем с радостью пошел на смерть вместо него; наконец, Руше — автор «Месяцев», не подозревавший, что ему суждено умереть вместе с Андре Шенье; узнав его в роковой повозке, он закричал от восторга, сел рядом с ним и прочел прекрасные стихи Расина:
Безмерно счастлив я, что встретился с тобою!
Быть может, я теперь не так гоним судьбою?
Столь милостиво здесь она столкнула нас,
Note14
«Энеида», I, 405