Зори над Русью - Рапов Михаил Александрович (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
Хизр глядел на Челибея широко открытыми глазами. Тонкие искривленные губы старика беззвучно шептали:
— Не целовать жен их, но вырезать чрева, но затоптать младенцев… Правда! Звонкая, железная правда в твоих словах! Воистину, если кто и верен ныне Чингису, то это ты, Челибей. — Хизр вдруг возвысил голос. — Нет! Не Челибей! Отныне не этим темным именем будешь зваться в Орде, а Железным мурзой — Темир–мурзой! Да будет так! — Хизр замолк, задумался, потом проговорил медленно, будто с трудом, будто каждое слово его было железным, тяжким:
— Перерезать, растоптать, сжечь! Благо! Благо! Но кому под силу сделать это? Русь ныне так просто не затопчешь, времена Бату–хана миновали.
— Эта сила будет у Мамая!
— Мамай? Чем он лучше других?
— Он умней, свирепей и упрямей ханов. Он — не Чингисова рода, ему труднее, чем любому хану, достичь власти, но уже сейчас люди идут за ним. Дай срок, он перервет глотки ханам, укрепит Золотую Орду и обрушится на Русь. Пусть он не Чингисова рода, он идет путем Чингис–хана. Идя за Мамаем, я изменяю потомкам Чингиса, чтоб остаться верным делу Чингиса!
Последние слова мурзы поразили Хизра, он хотел что–то сказать, но тут вошел привратник.
— Ты что?
— Дом окружен ханским караулом, — ответил привратник.
— Хорошо, иди. — Хизр махнул рукой, потом поднял лежавший на ковре халат из лиловой парчи, обшитый золотым позументом, накинул его, поправил чалму и важно пошел к воротам.
Мурза остался в беседке, оглянулся по сторонам. Узорные, легкие стенки. Такие натиска не выдержат! Одна надежда — Хизр не выдаст. А если караул все же вломится? Мурза нахмурился, опять оглянулся на стены беседки. Капкан! Вышел в сад, прислушался. Из–за каменной ограды был слышен звяк оружия. Ничего не поделаешь — окружили!
Мурза вернулся в беседку и присел около блюда, отогнав пчел, взял ломтик дыни и, как ни в чем не бывало, начал есть, изредка вытирая рукавом рот. Кончил. Обсосал намокшие усы. Противно! Ай как противно почувствовать себя в шкуре волка, на которого охотник беркута выпустил! Закрыл глаза и ясно представил картину степной охоты. Серый мчится что есть мочи, расстилаясь по траве, а ведь знает: от орла не уйти. Тень орлиных крыльев упала на волка, еще мгновенье, и орлиные когти вопьются сразу и в загривок и в морду зверя. Два молниеносных удара, и зверь слеп, потом третий, последний удар клювом в темя… Мурза открыл глаза. Увидел идущего от ворот Хизра. Усмехнулся, почувствовав, как холодок пошел по спине. «Небось так же и у волка бывает, когда на загривке шерсть встает!» Мурза невольно тронул свой гладко бритый затылок: нет ли там вставшей дыбом волчьей шерсти?
Старик, подойдя, сказал:
— Десятник узнал Челибея, приехавшего ко мне в рубище уртакчи, а я поклялся именем пророка, что под моим кровом лишь один гость пребывает и гость этот — Темир–мурза, а потом пугнул, — старик тонко усмехнулся, — сказал им, что, видно, грехов у них много, если над ними злые джинны силу взяли, глаза отводят, Челибеем прикидываются.
Десятник ответил, что о Железном мурзе он не слыхивал, но спорить с мудрым Хизром не посмел, только стражу вокруг дома поставил...
4. КАРХАНА
Хизр и Челибей вышли из дому. На мурзе был кожаный передник мастерового и грязная, прожженная в нескольких местах рубаха, грубого полотна.
— Сюда, — прошептал Хизр, указывая на тень, падавшую от стен карханы. Они остановились под старой корявой яблоней. Мурза наклонился, всматриваясь в чуть поблескивавшие в темноте глаза старика.
— Мудро ли ты поступаешь, выручая меня, мудрый Хизр?
Старик в ответ только нахмурился. Челибей подпрыгнул, ухватился за сук и уже с дерева сказал негромко:
— Вот мы и снова друзья. Прощай! — Беззвучной тенью скользнул вниз, на двор карханы. Под ногами заскрипел уголь. Озираясь, мурза шагнул раз, другой. Сбившись в кучки по двое, по трое, прямо на земле спали рабы, и только под дальним навесом полыхало пламя да мерно поскрипывал рычаг мехов. Отойдя от яблони, Челибей выпрямился, пошел не таясь: кто его в потемках признает! Ощупал спрятанный под передником кинжал, чтоб ловчее выхватить его и без шума прирезать сторожа. До ворот оставалось каких–нибудь полсотни шагов, когда перед ним, как из–под земли, вырос человек. Мурза отступил на шаг, с первого взгляда распознал, что перед ним раб, мастер, татарин. Тот, тоже пристально приглядываясь, сказал негромко:
— Ныне с вечера в воротах карханы ханские воины встали. Не тебя ли они поджидают?
— Почему меня? Может быть, тебя!
Мастер тихо прищелкнул языком:
— Нет, я здесь старожил, а тебя до сих пор в кархане не видывал.
— Кархана велика…
Не отвечая, мастер взял мурзу за локоть, подтолкнул легонько, увел к себе под навес, где стоял потухший, холодный горн. Раб сел на кучку угля, мурза опустился рядом. Мастер помолчал, слышно было, как он дышит, посапывая. Наконец сказал:
— Ты, друг, правды от меня не таи. Мне ее сказать можно — я Азис–хану враг.
Челибей насторожился:
— А почему так?
— А за что рабу хана любить? Я татарин прирожденный. Для того ли дед моего деда в ордах Бату–хана на Русь ходил, чтоб мне рабом быть?
У мурзы мелькнула озорная мысль. «Открыться ему. Караул кликнуть он и сейчас может, так что хуже не будет». — Но не успел он рта раскрыть, как раб его спросил:
— А тебя, друг, не Челибеем зовут? Не ты ли вместе с Кульной Бердибек–хана резал? Говорили, ты к Мамаю в степи сбежал, как же ты в ханской кархане очутился?
«Узнал! Узнал! Ударить его кинжалом, но кинжал под передником, а раб глаз не спускает…» Мысли заметались, забились, потом — словно свист ястребиного крыла. «Ты же Темир! Железный мурза! Что ж мысль у тебя, как куренок, мечется?» Спокойно, чуть презрительно он бросил ответ:
— Челибея во мне признал? Зорок! Нет ныне Челибея! Темир–мурза перед тобой! — И снова метнулась мысль: «Сейчас сполох поднимет», но мастер и бровью не повел, только, отвечая, чуть–чуть усмехнулся:
— Имя–то какое тяжко–звонкое. Такое имя лишь ханам под стать. Или Хизр тебя так нарек? Что ж, старик на это мастак. Слово скажет — стрелой ударит!
— Почему Хизр?
— А кто ж еще? От Хизра идешь. Соблазнять старика ходил! Ну как, прельстил?
Темир плюнул с досады: все знает! Вместо ответа сам спросил:
— Откуда ты все вызнал?
— Вызнать не мудрено, коли эдакие коты у Хизра по яблоням лазают да к нам с дерева прыгают.
Темир–мурза молчал. Долго молчал и раб. Наконец, глубоко вздохнув, он промолвил:
— Эх, мурза! Сказано было, что Азис–хану я враг, ты слова мои по ветру в степь пустил. Скажу иначе: тебе я друг и Хизру друг. Спросишь, почему. Так ведь раб я, раб! А вы оба хотите век Чингис–хана вернуть, и я в том веке пожил бы, а то ныне жить совсем худо, покорили мы ханам половину вселенной и стали рабами. Утонули в море кыпчакском, язык монгольский потеряли, говорим по–кыпчакски, кыпчаков татарами нарекли и стали с ними едины, все рабами ханскими стали. Нет! Нет! Не туда вел нас Чингис!
— Иль при Чингисе рабов не было?
— Среди татар — не было! — Страстная убежденность зазвенела в словах раба. Мурза усмехнулся, но спорить не стал, а раб вдруг повернул речь, заговорил деловито, буднично:
— Сейчас от нас не выйдешь. День, другой поживи здесь, у моего горна, мехи качать будешь, никто тебя и не заметит, а потом, когда Аллах поможет Мамаю прикончить Азис–хана, ты, мурза, мою услугу не забудь. Зовут меня Али, запомни.
— Если не выдашь, запомню. Слову моему верь.
— Я верю, — откликнулся Али, — но и ты, Темир–мурза, зарони в сердце слово мое: обманешь, забудешь — на том свете мои руки ухватят тебя за полы кафтана, остановят, не пустят в рай!
Три дня прожил Темир в кархане, на четвертый Али шепнул ему:
— Ханский караул ушел.
В полдень, услыхав гнусавый призыв: «Вода! Вода!», Темир вместе со всеми рабами бросился в переулок, но не стал проталкиваться к арбе с водой, а метнулся в сторону, выбежал из переулка и лицом к лицу столкнулся с десятником ханского караула...
