Игра королев - Даннет Дороти (книги бесплатно без .TXT) 📗
У Лаймонда, изнывающего от боли, не было сил доковылять обратно до постели. Мысли его путались. Чувствуя, что Ричард перешел в последнюю безжалостную атаку, он, задыхаясь, прошептал:
— Нет, братец, я не стану плясать под твою дудку.
Ричард тем не менее продолжал мягким голосом:
— А любовь незрелых мальчишек — этого тебе, конечно, тоже недостает. Тебе нужен кто-то, с кем можно позабавиться довольно-таки элегантным образом, забивая бедняге голову извращенной, туманной, но чрезвычайно обаятельной для молодого ума чепухой, привораживая его и сбивая с толку дикой, восхитительной изменчивостью твоей натуры. Да, ты, наверное, скучаешь по Уиллу Скотту. И по твоим женщинам.
— Может быть, мы оставим в покое женщин, — отозвался Лаймонд, не опуская глаз.
— Кристиан Стюарт, например?
— Может быть, мы оставим в покое Кристин Стюарт и все, что с ней связано? — Он произнес это так тихо, что Ричард с трудом расслышал.
— Тебе бы хотелось, чтобы она была сейчас с нами? Добрая девушка, Кристиан: она бы охотно пришла. Она принялась бы тебе помогать, не задавая лишних вопросов. Она привыкла к этому, такая преданная, такая доверчивая — хотя кому, Господи помилуй, мы можем доверять в этом мире?
Ричард неотрывно смотрел на Лаймонда. Взгляд его был неумолимым, безжалостным, уничтожающим, острым, как скальпель. Лицо брата изменилось, произошел какой-то надлом: первая победа.
Ричард возликовал, душа его пела: «Боже мой, Боже мой, неужели началось?»
— Да. — Он встал и прошелся. — Приятно, когда тобой восхищаются. Помнишь парня, который завещал тебе все свое золото, — Терки как там его? Он тоже пытался помочь тебе и погиб, бедняга. Обвиняя во всем Уилла Скотта, как мне сказали. Тебе бы не помешала его поддержка сейчас? Боюсь, тебе никогда не придется побывать в его домике в Аппине…
Сила обвинений была подобна урагану, сметающему все на своем пути.
Лаймонд вскрикнул:
— Остановись, Ричард! — И, шатаясь от слабости, как тростинка на ветру, заставил себя подняться.
Калтер наслаждался невиданным зрелищем: беспомощный Лаймонд вслепую шарил руками позади себя в поисках опоры. Ричард увидел, как все наносное, тщательно выпестованное, исчезает, уступая место первобытной боли. Тогда он заговорил снова, приблизившись вплотную, — массивная, словно вырубленная из камня фигура грозного судии:
— А наша сестра Элоис, если бы ты не убил ее, утешила бы тебя?
Лаймонд не произнес ни звука.
— Единственная дочь, самая красивая из всех. Самая живая, самая ласковая, самая умная. Теперь она нашла бы свою любовь, родила бы детей. Однажды, поздней ночью, когда ты был далеко, она призналась мне…
— Нет, — застонал Лаймонд. — Будь ты проклят, нет!
— Нет? Ты хотел, чтобы она сгорела заживо, и она сгорела, — продолжил Ричард с ужасающим спокойствием. — Почему же ты съежился от страха?
Самозащита Лаймонда рухнула, и глазам Ричарда представилось то лицо, которое он мечтал увидеть. Никогда больше ему не придется гадать, что скрывается за этой улыбкой, за этой отточенной, злой насмешкой. Страдание, как бы написанное на обнаженном, лишенном прикрас лице Лаймонда, так поразило воображение Ричарда, что он потерял дар речи.
Закрыв лицо руками и отвернувшись к скале, Лаймонд наконец заговорил:
— Почему? Я совершил одну-единственную ошибку. Кто не совершает их? Но я презираю людей, слепо покоряющихся судьбе. Я ковал свою десятки раз и перековывал собственными руками. Конечно, это искорежило меня, исказило мои черты, сделало опасным. Но куда, Господи помилуй, подевалось милосердие?.. Я преследую личную выгоду, как и большинство людей, но не всегда, не до самого предела. Я чаще испытываю сострадание. Я предан тем, кто предан мне, я служу правому делу окольными путями, но не жалея сил, я не преследую своих должников — порою они даже не подозревают, чем обязаны мне. Неужели ты не можешь поверить?
— Ты сам отрезал пути назад, — резко возразил Ричард.
Теперь, когда вожделенный момент настал, он и сам был не рад этому. Откровенность Лаймонда его испугала, он боялся еще раз взглянуть в это измученное лицо надломленного, исстрадавшегося человека.
— Почему ты так думаешь? Почему ты считаешь, что вылеплен из другого теста? Мы одной крови и одинаково воспитывались. Что крепче роднит людей? Мы разделяем предрассудки нашего отца, мы переняли мастерство нашего учителя фехтования, в нас живы склонности и интересы нашей матери, а в речи проскальзывают словечки нашей няни. Мы — ненаписанные книги наших учителей, навыки нашего грума, норов первого коня. Я разделяю все это с тобой. Пять лет — даже таких — не смогли вытравить из меня нашей крови до последней капли.
Ошеломленный, Ричард откинулся назад и ответил на удар не менее ужасным ударом.
— А кто же сделал тебя убийцей?
Собравшись с последними силами, Лаймонд заговорил:
— Прочь руки, Ричард. Убирайся, ведь ты свободен. Мне есть за что отвечать. Я отрезал себе пути назад, но и ты захлопнул для себя все двери.
— Неужели ты полагаешь, что опозоренный, презренный негодяй вроде тебя вправе судить мою жизнь?
Лаймонд помолчал, затем задумчиво произнес:
— А зачем, по-твоему, я раскрылся перед тобой?
— Потому что, — промолвил Ричард жестоко, — ты боишься виселицы. Потому что я — единственная твоя жертва, которую не удалось приворожить. Потому что ты извиваешься в моих руках, как прежде заставлял извиваться других, потому что твой мир рассыпался на тысячу осколков, тогда как прежде ты разбивал чужое счастье. Ты надломлен, беспомощен, ты ощущаешь, как содеянное зло давит тебе на плечи, и тебе некого разжалобить, нет никого, кто выслушал бы тебя и захотел помочь, поэтому ты пал ниц и ползаешь на брюхе, пресмыкаясь передо мной.
Поскольку Ричард не сводил глаз с Лаймонда, то сразу же заметил блеск стали и прыгнул прежде, чем тот выхватил украденный нож. Он схватил Лаймонда за локоть и запястье:
— Нет уж, проклятый лицемерный ублюдок! — И Ричард застыл, со всей силы сжимая руку брата.
Лаймонд не бросил нож. Вместо этого он наклонился вперед, черпая мужество в необходимости: опершись о камень, он выдержал толчок Ричарда, обрел равновесие и молча, с нечеловеческим усилием, направил клинок вниз.
В этом было что-то сверхъестественно жуткое. Лорд Калтер похолодел от ужаса: рука брата, сжимавшая обоюдоострый клинок, сопротивляясь всей силе Ричарда, медленно опускалась все ниже и ниже…
Ричард проклинал себя за то, что сразу не отобрал оружие, он проклинал это упругое тело, склоненную голову, несгибаемую волю, направляющую смертоносный кинжал. Ричард навалился на Лаймонда изо всех сил. Лаймонд что-то сказал, задыхаясь, склонился ниже, давя всем телом: нож медленно продвигался по предназначенному ему пути. И тут Ричарда осенило.
В это самое мгновение Лаймонд взглянул вверх, и в синих глазах брата Ричард прочел такую силу воли и такую решимость, с которыми никому не под силу было бы справиться. Гнев оставил его. Он беззвучно прошептал: «Нет!» — и увидел ответ во взгляде Лаймонда. Тогда Ричард извернулся и со всего размаху ударил брата коленом прямо по окровавленным бинтам. Нож выпал. Лаймонд крикнул от смертной муки — потом еще и еще.
Крик затих вдали, многократно повторенный и искаженный эхом. Ричард, белый как снег, подобрал нож и отступил.
Лаймонд ладонями зажал себе рот, чтобы подавить крик. Длинные, изуродованные пальцы скрывали лицо, сам он скорчился от боли, часто дыша и всхлипывая, кровь проступала сквозь бинты и капала на притоптанную траву.
— Фрэнсис! — Потрясенный хриплыми, судорожными звуками, Ричард произнес: — Я не позволю тебе покончить с собой.
Кровь теперь была повсюду. Боль и горе прорвались наконец. Лаймонд отнял руки от лица.
— Должен ли я умолять? — Он прервался, содрогаясь от боли, но превозмог себя. — Ты считаешь, что вправе вершить правосудие… Но разве у меня нет такого права? Неужели ты думаешь, что ожидающие меня темница и пытки страшнее того, что я уже перенес? Бремя мое тяжелей, чем все цепи Трива… Ты не можешь освободить меня или помочь мне… Остается одно.
