Собрание сочинений в 10 томах. Том 8 - Хаггард Генри Райдер (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
— А если один из нас умрет? — спросил Годвин.
— Тогда, — ответила Розамунда, — я выйду замуж за другого, если он не посрамит своего имени и не совершит нерыцарского поступка.
— Извините меня, — начал Вульф, но, подняв руку, она остановила его и сказала:
— Вы находите, что я говорю странные вещи, и, может быть, вы правы. Но ведь все странно, и я в большом затруднении. Помните: вопрос идет о всей моей жизни, и я могу желать, чтобы мне дали время обдумать его решение. Ведь выбирать между такими двумя людьми, как вы, нелегко. Кроме того, мы все трое слишком молоды для брака. В течение двух лет я, может быть, узнаю, кто из вас наиболее достойный рыцарь.
— Итак, ни один из нас не значит для вас больше, чем другой? — прямо спросил Вульф.
Розамунда вспыхнула, говоря:
— Я не отвечу на этот вопрос.
— И Вульф не должен был задавать его, — вставил Годвин. — Брат, я понял Розамунду. Ей трудно сделать выбор между нами, а если она в сердце тайно уже и знает имя избранника, то по доброте своей не хочет нам показать этого и тем огорчить одного из нас. Вот почему она говорит: идите, рыцари, совершайте подвиги, достойные такой дамы, как я, и, может быть, тот, кто сделает величайшее деяние, получит великую награду. Я считаю ее решение мудрым и справедливым и подчиняюсь ему. Оно даже радует меня, ибо дает нам возможность показать нашей дорогой кузине и всем нашим товарищам, из какого теста мы сделаны, и случай постараться затмить друг друга подвигами, которые мы, как и всегда, будем совершать рука об руку.
— Хорошие мысли, — произнес сэр Эндрью. — Ну, что скажешь ты, Вульф?
Чувствуя, что Розамунда наблюдает за ним из-под тени своих длинных ресниц, Вульф ответил:
— Видит Небо, я тоже доволен. В течение двух лет мы оба можем пасть на войне, по крайней мере, в эти два года любовь к женщине не разделит нас. Дядя, прошу отпустить меня на службу к моему возлюбленному господину в Нормандию.
— Я прошу о том же, — сказал Годвин.
— Весной, весной, — поспешно возразил сэр Эндрью. — Тогда король Генрих двинет в бой свои силы. До тех же пор оставайтесь здесь. Кто знает, что еще случится. Может быть, ваши руки понадобятся нам, как это было недавно. Надеюсь, теперь я не услышу больше ничего о любви и браке, словом, речей, которые смущают мой ум. Не скажу, чтобы все устроилось согласно моему желанию, но так хотела Розамунда, и этого достаточно для меня. Теперь кончено. Розамунда, отпусти своих рыцарей; будьте все трое как братья и сестра, пока не окончится двухлетний срок. Тогда оставшиеся в живых узнают разрешение загадки.
Розамунда вышла вперед и, не говоря ни слова, подала правую руку Годвину, а левую Вульфу, и позволила им прижать губы к своим пальцам. Так на время окончилось сватовство братьев д'Арси,
IV. Продавец вина
Братья вышли из солара. Теперь в их жизни явилась новая цель, которая вселяла в них стремление совершать великие подвиги и достичь желанного конца. И у них на сердце было веселее, чем утром, в обоих горела надежда, для обоих открывалась будущность…
Когда молодые рыцари спустились со ступеней, они увидели высокого человека, по-видимому пилигрима, в низкой шляпе с полями, спереди загнутыми вверх, с пальмовым посохом в руке и с флягой для воды на веревочном поясе.
— Чего вы ищите, святой пилигрим? — спросил Годвин, подходя к нему. — Вы просите ночлега в доме дяди?
Паломник поклонился и, подняв на него свои темные, похожие на бисерины глаза, которые почему-то показались Годвину знакомыми, скромно ответил:
— Именно так, благородный рыцарь. Я прошу приюта для себя и для своего мула, который стоит у порога. А также мне хотелось бы видеть сэра Эндрью д'Арси, мне нужно передать ему кое-что.
— Мул? — удивился Вульф. — Я всегда думал, что пилигримы странствуют пешком.
— Это верно, сэр рыцарь, но со мной кладь. О, конечно, не мои собственные вещи — все мое достояние на мне. Нет, я везу ящик, в котором лежит что-то неизвестное мне. И его мне поручено передать сэру Эндрью д'Арси, владельцу замка Стипль, а в случае смерти этого рыцаря — леди Розамунде, его дочери.
— Поручено? Кем? — еще больше удивился Вульф.
— Это, сэр, — ответил пилигрим с поклоном, — я скажу сэру Эндрью, который, как я слышал, еще жив. Позволите ли вы мне внести ящик, а если позволите, не поможет ли мне один из ваших слуг — он очень тяжел.
— Мы сами поможем вам, — сказал Годвин.
Они втроем прошли во двор и там при слабом свете звезд увидели красивого мула, которого держал один из стипльских конюхов; на спине животного виднелся длинный ящик, обшитый полотном. Пилигрим отвязал его, взялся за один его конец, а Вульф, приказавший поставить мула в конюшню, поднял другой. Так они пошли в замок. Годвин двинулся впереди, чтобы предупредить дядю. Старик вышел из солара:
— Как вас зовут, пилигрим, и откуда этот ящик? — спросил он, пристально глядя на паломника.
— Мое имя, сэр Эндрью, — произнес тот с низким поклоном, — Никлас из Солсбери; кто же послал меня, я прошепчу вам на ухо.
Он наклонился к старому д'Арси и шепнул ему что-то. Сэр Эндрью отшатнулся, точно пронзенный стрелой.
— Как? — начал он. — Вы, святой пилигрим, посланец… — И он внезапно умолк.
— Он держал меня в плену, — ответил паломник, — и человек, который никогда не нарушает данного слова, даровал мне жизнь (я был приговорен к смерти), с тем чтобы я отнес вам это и вернулся к нему с вашим… или с ее ответом. И я поклялся исполнить его желание.
— С ответом? На что?
— Я ничего не знаю. Мне известно только, что в ящике лежит письмо, о его содержании мне не сообщили, ведь я только гонец, давший клятву исполнить данное мне поручение. Откройте ящик, милорд… И если у вас есть что-нибудь съестное… Я долго путешествовал…
Сэр Эндрью подошел к двери, позвал слуг, велел им накормить пилигрима и побыть с ним, пока он будет утолять голод. Потом сказал, чтобы Годвин и Вульф отнесли ящик в солар, захватив с собой молоток и долото. Братья исполнили его приказание и поставили свою ношу на дубовый стол.
— Откройте, — приказал старый д'Арси.
Братья распороли полотно, под ним оказался ящик из незнакомого им дерева, окованный железом; им пришлось долго работать, прежде чем они подняли крышку. Наконец ее сняли; в ящике скрывалась шкатулка, сделанная из полированного черного дерева и запечатанная по краям странными печатями. На ней висел серебряный замок с серебряным же ключом.
— По крайней мере, видно, что ее не открывали, — заметил Вульф, осматривая целые печати, но сэр Эндрью только повторял:
— Откройте. Торопитесь. Годвин, возьмите ключ… У меня руки дрожат от холода.
Ключ легко повернулся в замке: печати сломались, крышка откинулась на петлях, и в ту же минуту комната наполнилась тонким ароматом. Под крышкой лежал продолговатый кусок расшитой шелковой материи, поверх ткани виднелся пергамент.
Сэр Эндрью оборвал нитку, которая сдерживала свернутый в трубку пергамент, снял с него печать и расправил лист, покрытый странными буквами. В шкатулке лежал и другой сверток, без печати, написанный на французском языке. В начале его стояла надпись:
Перевод письма на тот случай, если рыцарь сэр Эндрью д'Арси позабыл арабский язык или его дочь леди Розамунда не научилась владеть им.
Сэр Эндрью пробежал глазами эти строки и заметил:
— Нет, я не позабыл арабского языка; пока была жива моя леди, мы почти всегда говорили с ней на ее родном наречии и передали наши знания Розамунде. Но уже темно… Ты, Годвин, ученый, прочти мне французское письмо. После можно будет сличить рукописи.
В эту минуту из своей комнаты вышла Розамунда и, увидев, что ее отец и двоюродные братья заняты каким-то странным делом, спросила:
— Вам угодно, чтобы я ушла, отец?
— Нет, дочь моя, — ответил сэр Эндрью. — Останься. Мне кажется, это дело касается тебя столько же, сколько и меня. Читай, Годвин.
