Королевские бастарды - Феваль Поль Анри (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
Клеман молчал. Неимоверными усилиями он пытался высвободить из мешка руку, но тщетно; устав, он лежал теперь неподвижно.
– Я! – продолжал Кадэ, воодушевляясь, и его пронзительный голос был полон самого искреннего негодования. – Я был настолько деликатен, что лишил тебя левой руки, чтобы ты все-таки мог работать! И заплатил за твое благополучие пятьдесят экю хирургу. А теперь ты говоришь про меня гадости, про меня, который тебе вместо отца родного! Бессердечная ты скотина! И вдобавок не слушаешься, сквернавец!
Клеман по-прежнему молчал и не шевелился, но в глазах его горел огонь свирепой ненависти.
– Попроси у меня прощения, – продолжал Любимчик, – вместо того, чтобы злобствовать! Я же тебя насквозь вижу! Сейчас ты бы меня придушил, если б мог, выродок!
Кадэ вытащил из кармана платок и сложил его на коленях косынкой.
Ле-Маншо сообразил, что задумал Любимчик, и принялся орать во все горло, но тут же получил в рот полную пригоршню пыли, и губы его были туго затянуты платком.
Пальцы Кадэ кровоточили, Ле-Маншо пребольно укусил его.
Глаза Клемана налились кровью, несколько минут он отчаянно бился, пытаясь вырваться, словно муха, попавшая в паутину. Было видно, как напряглись и ходили под мешковиной все его мускулы.
– Давай, давай, действуй, не стесняйся! – поощрял его Любимчик. – Я понимаю, положение у тебя сейчас не ахти какое, но мы с тобой еще не свели счеты, сынок! Глупо болтать в «Срезанном колосе», мне передают каждое слово. Ты еще сказал, что донесешь на нас в полицию, придурок! Но ты же знаешь, что у меня найдется на тебя ошейник, точь-в-точь по твоему размеру… А еще ты заявил, что всадишь мне ножик прямо в печень, когда я в очередной раз велю тебе «призвать к порядку» какого-нибудь господина или даму… бестолочь! Разве тут не найдется обрывка веревки!
Он оглядел чердак.
– Ты слишком много пьешь, – осуждающе произнес Тюпинье, – и все пропил! Ну можно ли представить себе дом, где нет даже обрывка веревки?!
Он расстегнул пальто, вытащил бутылку и сделал добрый глоток.
– Много пить – такая глупость! – провозгласил Любимчик, утирая рот.
И неожиданно извлек нож, который прятал во внутреннем кармане.
Ле-Маншо, лежавший до этого неподвижно, прижался щекой к полу, чтобы не видеть удара, который оборвет его жизнь.
Кадэ-Любимчик пощекотал ножом затылок Клемана.
– Сказано тебе, еще не конец! – прошептал Тюпинье. – Мне для эксперимента нужна веревка. Не шевелись!
Две длинные завязки болтались у шеи Ле-Маншо. Любимчик отрезал их и прикрепил к набалдашнику своей трости, соорудив что-то вроде бича.
– Терпения у тебя ни на грош, Клеман! – заявил маркиз. – Погляди-ка, как мы теперь с тобой позабавимся!
И тут же с оттяжкой хлестнул Клемана прямо по правому глазу.
Ле-Маншо взвыл, а Любимчик хлестнул еще раз и еще.
Он бил не со всей силы, добродушно разъясняя, что задумал:
– Я видел, как лошадь бесится от укуса одной мелкой мошки. А сегодня вечером мне не повезло, понимаешь, старина? А я, я такого не люблю, ну что тут поделаешь? И мне нужно хоть какое-то утешение! А ты язык распускаешь, сквернавец! Что, решил отказаться от работы?! А у меня как раз есть для тебя дельце! Господин принц де Сузей, голубок нашей милочки Клотильды, любимицы Эшалота… Дай знать, если просишь пощады!
Говоря все это, Тюпинье продолжал хлестать Ле-Маншо по лицу, а тот стоически терпел удары, мало-помалу начиная извиваться в своем мешке.
Жилы на шее Клемана набухли, глаза налились кровью.
– А ты, однако, упрямец! – удивился Любимчик. – Ну если я рассержусь, пеняй на себя! Начали спокойненько, а кончится тем, что ты выведешь меня из себя! А как иначе? Но если просишь пощады, подай знак!
Теперь бич хлестал по щекам, оставляя на них красные полосы. Глаза Ле-Маншо уже превратились в две воспаленные раны, но еще видели – и в них горел тяжелый мрачный огонь.
Любимчик бил все сильнее и сильнее, хмелея от собственной жестокости, и лицо его кривила безумная, сладострастная гримаса. Он был бледен, но надбровья и веки его набухли и покраснели, как у индюка.
Тюпинье взмок от пота и скинул свое пальто.
Лицо Ле-Маншо превратилось в жуткое месиво со слипшимися от крови волосами, но глаза по-прежнему горели дикой ненавистью.
– Дай знак! Дай знак! – твердил маркиз как сумасшедший, уже сам не слыша собственных слов. – Пока не попросишь пощады, я не остановлюсь!
Оба были вне себя, один – окровавленный, со ртом, перетянутым кляпом-платком, другой – мертвенно-бледный, с лицом перекошенным, страшным… Но жертва по-прежнему смотрела на своего мучителя горящим взглядом, не закрывая глаз.
Любимчик уже схватил трость обеими руками. Лихорадочно приплясывая на своих тощих ногах, он хлестал, хлестал – и повторял:
– Бешенство! Я вижу у тебя в глазах бешенство! И я в бешенстве! Мы оба обезумели!
Трость сломалась. Тогда Любимчик вскочил на мешок и принялся топтать его ногами. Ле-Маншо дергался, его тело сотрясалось в конвульсиях, и трудно описать те сдавленные хрипы, которые вырывались из-под кляпа. Платок наконец развязался, но Клеман уже не мог кричать.
Маркиз без сил упал рядом со своей жертвой, и Ле-Маншо судорожно щелкнул зубами, пытаясь укусить его. Оскалились оба: Любимчик смеялся, Клеман плакал кровавыми слезами.
Некоторое время они лежали друг подле друга, как две полумертвые гиены, которые все-таки надеются сожрать одна другую.
Наконец Любимчик приподнялся на руках, зачарованный упорным взглядом, который внушал ему ужас; взгляд этот был полон смертельной ненависти.
– Я погорячился, – пробормотал Любимчик; – входишь, знаешь ли, в раж. Ты хочешь убить меля… Погоди-ка!
Он медленно взгромоздился на мешок, усевшись на него верхом. В дрожащей руке маркиза вновь заблестел нож.
Клеман не шевелился.
Живым в нем был только его ужасающий взгляд.
Любимчик поглаживал мешковину, ощупывая через нее тело лежащего человека. Тюпинье старательно отыскивал удобное место, а найдя его, одним коротким движением всадил туда нож.
Глаза Ле-Маншо все смотрели, но голова запрокинулась и больше не двигалась в кровавой грязи.
Любимчик тщательно вытер лезвие ножа мешковиной и сказал, надевая пальто:
– Крепко держался!
Все было кончено. Вскоре на лестнице послышались осторожные шаги маркиза, потом затихли и они. Когда смолкло и эхо шагов Тюпинье, перед дверью, ведущей на чердак, раздался слабый шорох. Кто-то поднимался по ступенькам.
Через минуту кудрявая светловолосая голова заглянула в каморку Клемана.
Ле-Маншо заворочался и приподнялся – и светловолосая голова мгновенно исчезла, настолько жутким было это зрелище.
А заглядывал в комнатенку молодой человек в рабочей одежде. На умном и смелом лице юноши блестели живые, насмешливые глаза.
Несмотря на хрупкость своего сложения, он казался и сильным, и гибким.
Оправившись от первого потрясения, молодой человек в два прыжка пересек чердак, склонился над Клеманом и спросил:
– Кто вас так отделал, Ле-Маншо?
Клеман не мог ответить. Он показал на полупустую бутылку, которая во время недавней кошмарной сцены откатилась в сторону, но не разбилась.
Молодой человек разжал стиснутые от боли зубы Ле-Маншо и поднес к его губам горлышко бутылки. Клеман жадно напился, а потом сказал хриплым, но внятным и сильным голосом:
– Благодарю вас, господин Пистолет. Вы, значит, услышали из своей комнаты?..
– Услышать-то услышал, да похоже, что поздновато, дружище! Вон вы в каком состоянии, – покачал головой юноша.
– Раз уж вы так добры, то развяжите меня, пожалуйста, – попросил Ле-Маншо. – Нужно глянуть, что он там наковырял своим ножом.
Молодой человек распутал узел. Клеман вытащил из мешка правую руку и прохрипел с ненавистью:
– Если бы она у меня была снаружи!
Он старался высвободиться из мешка, но избитое окровавленное тело не повиновалось ему. Пистолету пришлось разрезать грубую ткань.
