Битва Шарпа - Корнуэлл Бернард (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗

Шарп повел Харпера в обход группы штабных офицеров.

— Носатый там, — объяснил он Харперу, — и я не хочу, чтобы он заметил меня.

— На плохом счету у него, не так ли?

— Хуже не бывает, Пат. Я жду проклятой следственной комиссии. — Шарп не желал признаться Донахью, но Харпер был другом, и он рассказал ему все как есть, не в силах скрыть горечь, которую он испытывал. — Что я должен был сделать, Пат? Оставить этих насильников в живых?

— Что суд сделает с вами?

— Бог знает. В худшем случае? Отправят в трибунал и выкинут меня из армии. В лучшем случае? Разжалуют в лейтенанты. И тогда мне конец. Они назначат меня снова кладовщиком, прикажут составлять проклятые ведомости на проклятом складе, где я сопьюсь до смерти.

— Но они должны доказать, что вы расстреляли тех педерастов! Боже храни Ирландию, но ни один из нас не скажет ни слова. Иисус, я убью любого, кто скажет иначе!

— Но есть другие, Пат. Рансимен и Сарсфилд.

— Они ничего не скажут, сэр.

— Может быть, слишком поздно в любом случае. Проклятый генерал Вальверде знает — и это все, что имеет значение. Он всегда может вонзить нож мне в спину, а я ничего не могу поделать с этим.

— Можно пристрелить ублюдка, — сказал Харпер.

— Он никогда не бывает один, — сказал Шарп. Он уже думал о том, чтобы застрелить Вальверде, но сомневался, что у него будет такая возможность. — К тому же Хоган считает, что проклятый Луп может прислать официальную жалобу!

— Это несправедливо, сэр.

— Да, Пат, несправедливо, но этого еще не случилось, и сегодня в Лупа может попасть ядро. Но ни слова никому, Пат. Я не хочу, чтобы половина проклятой армии обсуждала это.

— Я буду молчать, сэр, — пообещал Харпер, хотя он не мог вообразить, что новость не станет достоянием армию. И еще он не мог вообразить, что кто-то может считать, что ради того, чтобы свершилось правосудие, нужно принести в жертву офицера за то, что он расстрелял двух французских ублюдков. Он следовал за Шарпом между двумя фургонами и сидевшими на земле пехотинцами. Шарп узнал бледно-зеленую отделку 24-го Варвикского полка, а рядом с ними — килты и шапочки горцев 79-го. Волынщики горцев играли дикую мелодию в сопровождении барабанов, пытаясь заглушить грохот французской канонады. Шарп предположил, что эти два батальона оставлены в резерве, который бросят на улицы Фуэнтес-де-Оньоро, если французы добьются успеха в завоевании деревни. Третий батальон присоединялся к резервной бригаде как раз тогда, когда Шарп повернул туда, откуда доносились звуки бьющейся черепицы и обрушенных камней.

— Здесь направо, — сказал Шарп. Он выбрал тропинку, которая вела вдоль южной стены кладбища. Тропинка была проложена по крутизне, вероятно ее протоптали козы, так что стрелкам пришлось хвататься руками, чтобы удержаться на самом крутом склоне, когда они преодолевали последние несколько ярдов до переулка, где их приветствовал внезапно возникший напуганный красный мундир с направленным на них мушкетом.

— Погоди стрелять, парень! — крикнул Шарп. — Любой, кто придет с этой стороны, вероятно, на нашей стороне, а если нет — значит вы в беде.

— Простите, сэр, — сказал парнишка и присел, когда обломки черепицы просвистели над головой. — Уж больно здорово они палят, сэр, — добавил он.

— Будешь волноваться, парень, когда они перестанут палить, — сказал Шарп, — потому что это означает, что их пехота наступает. Кто тут главный?

— Не знаю, сэр. Если только не сержант Паттерсон…

— Сомневаюсь относительно этого, парень, но все равно спасибо. — Шарп добежал до конца переулка, заскочил в боковую улочку, упиравшуюся прямо в другую улицу, проскочил вниз по крутой каменной лестнице со сломанными ступенями и оказался на главной улице, которая извивалась вниз по холму. Пушечное ядро упало в центре улицы в тот самый миг, когда он упал за навозной кучей. Ядро пропахало полосу каменистого грунта, затем подпрыгнуло и врезалось в крытый соломой коровник, в то время как от попадания другого ядра через улицу полетели обломки балок. Все новые и новые ядра крушили дома — похоже, французские артиллеристы круто взялись за дело. Шарп и Харпер нашли временное укрытие в дверном проеме; на двери были еще видны полустертые отметки мелом, сделанные квартирьерами обеих армий: одна отметка — 5/4/60 — означала, что в этом крохотном домишке были расквартированы пять стрелков 4-й роты 60-го полка, а выше ее стояла странная, перечеркнутая, как это принято у иностранцев, семерка, означающая, что семь французов останавливались на постой в этом доме, только что лишившемся крыши. Облако пыли, словно туман, стояло в том месте, где была гостиная, порванная занавеска беспомощно трепетала на ветру. Жителей деревни и их имущество увезли в армейских фургонах в соседний городок Френада, но неизбежно часть имущества сельских жителей пришлось оставить на месте. Один дверной проем был забаррикадирован детской кроваткой, в то время как возле другого пара скамеек, поставленных одна на другую, напоминали лестницу. Смешанные силы стрелков и красных мундиров обороняли деревню, они спасались от канонады, укрываясь позади самых толстых стен пустынных зданий. Каменные стены не могли остановить каждое французское пушечное ядро, и Шарп уже прошел мимо трех мертвецов, валявшихся на улице, и заметил с полдюжины раненых, медленно бредущих вверх по улице к горному хребту.

— Из какой вы части? — обратился он к сержанту, прятавшемуся позади кроватки на той стороне улицы.

— Легкая рота третьей дивизии, сэр! — ответил сержант.

— И первая дивизия! — вмешался другой голос. — Не забывай про первую дивизию!

Похоже, что армейское начальство собрало сливки двух дивизий, их застрельщиков, и поместило их в Фуэнтес-де-Оньоро. Застрельщики были самыми умными солдатами, обученными сражаться в одиночку, а эта деревня была не самым подходящим местом, где солдат можно выстроить в боевой порядок и вести залповый огонь. Это было место, пригодное для мгновенных перестрелок и уличных стычек, место, где солдаты могут оказаться вдали от офицеров и будут вынуждены драться без приказов.

— Кто здесь самый главный? — спросил Шарп сержанта.

— Полковник Вильямс из 60-го, сэр. Там, в гостинице.

— Спасибо! — Шарп и Харпер двинулись вниз вдоль улицы. Пушечное ядро прогрохотало над ними, врезавшись в крышу. Раздался и тут же умолк чей-то крик. Гостиница оказалась той самой таверной, где Шарп встретился в первый раз с El Castrador'ом и где теперь, в том же самом саду с полусгнившей виноградной лозой, он нашел полковника Вильямса и его маленький штаб.

— Вы — Шарп, не так ли? Пришли, чтобы помочь нам? — Вильямс был приветливым валлийцем из 60-го стрелкового. — Не знаю вас, — сказал он Харперу.

— Сержант Харпер, сэр.

— Такого как вы неплохо иметь при себе, чтобы прикрывать спину, сержант, — сказал Вильямс. — Чертовски шумно сегодня, а? — добавил он, имея ввиду канонаду. Он стоял на скамье, что позволяло ему смотреть через ограду и крыши расположенных ниже по склону домов. — Так что привело вас сюда, Шарп?

— Просто хочу осмотреться, чтобы знать, куда доставлять боеприпасы, сэр.

Вильямс окинул Шарп пристальным и удивленным взглядом.

— Поставили вас грузить и таскать, не так ли? По мне так это пустая трата времени для человека ваших талантов, Шарп. И я не думаю, что вы найдете много работы здесь. Мои парни все хорошо снабжены. Восемьдесят патронов на человека, две тысячи человек, и еще много патронов сложены в церкви. Иисус милосердный! — Последние слова были вызваны пушечным ядром, которое, должно быть, пролетело в каких-нибудь двух футах над головой полковника, вынудив его соскочить вниз. Ядро врезалось в дом, донесся звук падающих камней, затем внезапно наступила тишина.

Шарп насторожился. Тишина после орудийных залпов и грохота производящих разрушения пушечных ядер была пугающей. Возможно, думал он, это была просто неожиданная пауза, какая бывает в комнате, где говорящие люди вдруг разом умолкают — есть даже такое выражение: «Ангел пролетел», и, возможно ангел просквозил сквозь пороховой дым, и все французские орудия оказалось на мгновение разряженными. Шарп почти молился, чтобы пушки начали стрелять снова, но тишина все продолжалась и, продолжаясь, грозила кое-чем похуже чем канонада. Где-то в деревне кашлянул человек, где-то щелкнул взводимый курок мушкета. Лошадь ржала на горном хребте, вдали трубили трубы. В доме обрушился камень, стонал раненый. На улице французское ядро мягко катилось под гору, затем остановилось, задержанное упавшей балкой.