Совесть короля - Стивен Мартин (книги бесплатно без .txt) 📗
Интересно, хватило бы сэру Томасу Овербери дерзости убрать с дороги наследника английского престола?
— А теперь скажите мне, сэр Генри, прав ли я в своих опасениях? Кстати, пейте. Вино хорошее.
Комната наконец-то прекратила свое вращение, как с удовлетворением отметил про себя Грэшем. Ну, разве что, стены время от времени покачивались.
— Думаю, что сэр Роберт Сесил отлично понял бы ваши страхи. Что касается друзей некоего приближенного… Я бы не стал исключать такой вероятности. То есть почти не стал бы. Право, не знаю… Сир, если даже он решился на такое злодеяние по отношению к вашему сыну, то вряд ли способен на злодеяние по отношению к вам.
— Это как же? Что-то я плохо понимаю.
Грэшем задумался, с трудом соображая. Признаться честно, ему было страшно — не переоценил ли он свои способности трезво мыслить?
— Единственная причина, по которой кто-то пожелал убрать с дороги вашего сына, — это оставить на троне вас, а рядом с вами — ваших друзей. Если же нашлись способные на подобное преступление, то они, свершив свое черное дело, сейчас имеют все основания хранить вас во здравии. Ведь вы — ключ к их собственному процветанию.
Интересно, как этот человек мог поддерживать отношения с Робертом Карром, зная, что приятель этого самого Карра вполне мог покуситься на жизнь его сына? С другой стороны, каким образом сэр Генри Грэшем может позволять себе такие вольности в общении с королем? Или ему совсем не дорога собственная жизнь?..
— Боюсь, что вашими устами говорит Макиавелли, сэр Генри. Надеюсь, вам известно, какого Макиавелли я имею в виду, — негромко произнес Яков. Предугадать его настроение было невозможно.
— Макиавелли разговаривал голосом королевских дворов и тех, кто жаждет власти, — ответил Грэшем. «Истинным голосом королей и прочих властителей», — добавил он про себя.
— А этот ваш приятель, Эдвард Кок? Он способен на подобное злодеяние? Хватило бы у него духу лишить меня сына и наследника? — Взгляд Якова был обращен в сторону, на прогоревшие в камине поленья. С тех пор как король вошел к Грэшему, никто не удосужился подбросить в огонь новых.
Людям свойственно думать о будущем, строить планы, готовиться к грядущим событиям, однако при этом они часто впадают в заблуждение, полагая, будто они хозяева собственной судьбы. Мгновения, которые определяют наши жизни, события, определяющие будущее миллионов людей, часто скрыты от нашего взора. Они как крошечные спусковые крючки, на которые кто-то нажимает совсем беззвучно, и мы не замечаем, как переступаем некий новый порог, как принято решение и теперь впереди нас ждет нечто совершенно иное, которое, может, хуже, а может, и лучше настоящего. Грэшем отвечал на вопросы короля инстинктивно и без колебаний. На то, чтобы ответить, ему потребовалась всего одна секунда.
— Нет, только не он. Если даже в смерти вашего сына повинны не естественные причины, а нечто другое, уверяю вас, сэр Эдвард Кок к этому не причастен.
— Однако ведь именно его стараниями вы сейчас находитесь здесь, чем причиняете страдания собственной супруге и терзаете сердца ваших детей, которые живут в страхе, боясь, что больше никогда не увидят родного отца. Именно его стараниями, по вашему же собственному признанию, вы лишились лучшего друга, спасителя и героя.
— Верно, ваше величество, он именно таков. Однако насколько я знаю этого человека, сэр Эдвард никогда бы не взял на себя грех убийства наследника трона. С одной стороны, он слишком труслив. С другой — хотя Кок давно посвятил всю свою жизнь достижению честолюбивых целей, он все-таки добивается их исключительно в рамках закона и ради закона. И, в-третьих: какую выгоду для себя он извлечет из этой смерти?
— А не мог ли тот, кого вы называете Робертом Сесилом, осуществить это черное дело из могилы? Не пытается ли он даже оттуда наказать меня?
«А этот человек, оказывается, не такой уж дурак».
И вновь ответ у Грэшема нашелся мгновенно.
— На какой-то момент мне показалось, что нельзя исключать и такую возможность. Лорд Солсбери обмолвился как-то раз об этом, хотя и косвенным образом. Да, во время нашей последней встречи. Он сказал тогда: как бы ни был хорош наследник трона, он не имеет права замещать собой короля в случае, если тот вдруг станет неугоден народу и этот самый народ сочтет себя вправе сместить монарха. Я не могу сказать вам, какие именно мысли вынашивал Сесил. Однако внутреннее чутье подсказывает мне, что лорд Солсбери не мог строить подобных планов. Это было бы слишком грубо для такого искусного политика, как он. Надеюсь, я правильно понял, ваше величество, суть вопроса, ибо мне становится страшно, когда я смотрю в бездну, на дне которой находится вероятное будущее монархии…
— То есть вы ощутили прикосновение топора к своей шее? — спросил король. И Грэшем, несмотря на алкогольный туман, явственно почувствовал холодное дыхание смерти.
— С этим ощущением я прожил почти всю свою сознательную жизнь, ваше величество. Честно отвечу на ваш вопрос, коль вы пожаловали сюда в поисках истины: нет, не ощутил.
— А зря, сэр Генри. Зря. Оказывается, вы не столь проницательны, как привыкли о себе думать! — В голосе Якова звучали торжествующие нотки. — Вы намеревались очернить сэра Эдварда или моего покойного главного секретаря, а мое горе сделать поводом и средством для вашей личной мести. Я бы мог презирать вас за это. Вы не просто читаете Макиавелли, вы сами есть Макиавелли. И вы бы умерли, от топора ли или от яда — не суть важно. Главное, вы бы умерли.
Грэшем мысленно усмехнулся. «И ты считаешь, что сумел бы пронести сюда яд таким образом, чтобы я об этом не узнал? Даже в свою собственную тюрьму, где ты содержишь обреченные души? Что ж, тебе ничего не стоит меня убить. Но для этого тебе понадобится топор, а сама казнь состоится на открытом воздухе, где идущий на смерть может по крайней мере в последний раз набрать полную грудь воздуха — но только не в этих мрачных, сырых стенах».
В комнате воцарилось молчание. Грэшем даже не обратил внимания, сколько оно длилось. Первым заговорил Яков:
— Полагаю, сэр Генри, что вы говорите мне всю правду. — В голосе короля слышалась жалость к самому себе. — И таких людей, как вы, можно пересчитать по пальцам. Теперь вы будете работать на меня, а не на сэра Эдварда Кока и не на… других. Вы свободный человек, Генри Грэшем. Вы можете покинуть эти стены. Но есть два условия. Вы примете от меня поручение выяснить правду о смерти моего сына. И вы скажете мне эту правду. Если же эта правда потребует ответных действий, вы станете выступать от моего имени и проследите за тем, чтобы эти действия состоялись.
Грэшем вскочил и склонился в почтительном поклоне. Яков, еле держась на нетвердых ногах, тоже поднялся с места. Он посмотрел на золотой кубок, который не выпускал из рук, и поднес к губам, чтобы допить остатки вина.
— Вам наверняка будет интересно узнать, что некий человек, который находится сейчас под моей опекой… человек, который так неловко метает ножи… бежал из-под нее три дня назад. Он обещал доставить мне кое-какие бумаги. Нет, не письма, о которых вам известно, сэр Генри. Другие бумаги.
— Скажите, ваше величество, а эти «другие бумаги» как-то связаны с театром?
Глаза короля блеснули — то ли лукавством, то ли болью. Трудно сказать. Яков посмотрел на дверь. Та была плотно закрыта, никто из слуг при всем желании не мог подслушать.
— О да, связаны, — ответил Яков и, подлив себе в кубок вина, сделал большой глоток. — Так что второе условие таково. Завтра вечером в моем дворце Уайтхолл у вас состоится встреча и беседа с двумя людьми. Они объяснят суть второго поручения, которое я для вас приготовил. Лучше будет, если вы все узнаете именно от них… В шесть часов, сэр Генри. К тому времени вы уже успеете обнять супругу, а может, и сотворить с ней кое-что еще, смею предположить.
Склонность короля к сальным шуткам и интерес к интимной жизни других людей были хорошо известны. Яков мрачно посмотрел на золотой кубок в своей руке — теперь уже пустой — и, прикинув его вес, бросил Грэшему, который ловко поймал его. Затем позвал в комнату слугу и кивком подал знак. Слуга отвесил Грэшему глубокий поклон и передал ему сложенный в несколько раз лист бумаги.
