Македонский Лев - Геммел Дэвид (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Но сможем ли мы разбить спартанцев? — спросил Пелопид.
— Если кто-то может — то сможете и вы, — заверил его Парменион.
Дерая открыла глаза… но тьма была непроглядной. Она почувствовала тепло у себя на правой щеке и поняла, что солнце взошло, и зарыдала над своей потерей.
Слепота. Страх каждого человека от самой зари веков: беспомощность перед силами природы, перед яростью хищных зверей.
Последнее, что она видела — это Тамис, склонившаяся над ней с медным фиалом в руках, от бурлящего содержимого которого поднимается пар. Затем — огненное прикосновение к открытым глазам и вопль агонии, что последовала за поцелуем кислоты.
Она услышала, как открылась дверь, и откинула одеяло, когда Тамис села рядом с ней. — Лежи смирно, — сказала старуха, — и слушай меня. Расслабь свое тело и думай о лазурном небе и длинном золотом потоке. Сможешь?
— Да, — негромко ответила Дерая.
— Вообрази, как поток золотого льется на лазурь, и его острие огибает окружность, поворачивается, становясь замкнутой петлей, словно гигантская золотая игла. Ты представляешь это?
— Да. Золото на лазури, — прошептала Дерая.
— А теперь, ниже петли, как перекрестная гарда персидского меча, из золота вырастают две новых струи. Храни это в своем сознании, золото и лазурь. Скажи, что чувствуешь?
— Чувствую, будто теплый ветер веет у меня в голове.
— Хорошо. А теперь лети! — велела Тамис. Дерая почувствовала, как весь ее вес куда-то ушел, словно пали свинцовые оковы. Она поплыла — и открыла глаза. Потолок был близко, и она развернула свой дух и посмотрела вниз, на саму себя, лежащую в постели, и Тамис, сидящую рядом. Старая женщина посмотрела наверх. — Теперь ты можешь видеть, — сказала ей Тамис, — и ты открыла один из секретов Истока. Дар, принесенный Ему, возвращается с избытком. Теперь ты свободна, Дерая. Свободна летать, и свободна учиться. Вперед! Странствуй, как орлица, и проникай взором всюду, куда пожелаешь. Но не заглядывай в будущее, дитя мое, ибо ты еще не готова.
Душа Дераи устремилась из храма, ликуя в солнечном свете, пролетая сквозь тучи и преодолевая океан. Далеко под собой она увидела материковую Грецию, ее вздымающиеся горы и дикие равнины. Тонкие триремы стояли на якоре в бухте у Афин, и рыболовные суденышки сновали по воде вокруг них. Она полетела на юго-запад к Спарте, пролетая над своим прежним домом, видя своих мать и сестру во дворе.
Печаль наполнила ее сердце; не так хотела она повидать их — вместо этого она решила посмотреть, что было раньше. То, что она видела, расплылось и растворилось, и вдруг она увидела саму себя, выбегающую из ворот, спускаясь в долину, где могли заниматься девушки, а на соседнем холме, тем временем, лежал на животе парень по имени Парменион, ожидавший ее появления.
Эти сцены причиняли ей боль, но она не могла отказаться от их просмотра. Она вновь увидела, как он спас ее, и их первый день великой страсти в летнем доме Ксенофонта. Она не могла вынести картины собственной смерти, поэтому осталась с Парменионом, в ужасе глядя, как он уничтожил Нестуса.
Затем она отправилась вместе с ним в путешествие в Фивы, и в его частые, холодные встречи со шлюхой по имени Фетида. Гнев запылал в ней. Как он мог, поражалась она?
И все же, не взирая на гнев, она гордилась им, когда он спланировал взятие Кадмеи, и, пораженная, смотрела, как он упал без чувств и был перенесен на кровать. Она видела заботу Мотака, как тот разозлился на лекаря и, наконец, его отчаянный торг со шлюхой, Фетидой. И в этот раз она просмотрела всю сцену целиком, услышав как Парменион прошептал ее имя во сне.
Он был в бреду и думал о ней!
Нежность наполнила ее. Она хотела приблизиться и прикоснуться к нему, сказать, что жива и думает о нем. Но холодная реальность пришла к ней как ледяное дыхание зимы. Я не жива, осознала она. И он никогда больше не будет моим.
Она прокрутила время дальше — увидела, как он бежит по полю для состязаний, подлетела к нему ближе, ее призрачный лик находился в каких-то дюймах от его лица. Протянув руку, она попыталась пригладить его черные волосы, но ее пальцы прошли сквозь кожу и череп под ней, и его мысли проникли в ее сознание.
Пока он бежал, он думал о тех днях в горах, когда их тайна еще не была раскрыта, о том, как они предавались любви в лощинах и гуляли держась за руки под сенью деревьев.
Она отпрянула от него, потому что его горькая тоска ранила ее, как кислота, уничтожившая ее глаза. Ее эйфория улетучилась, и она вернулась в храм и в свой темный слепой мир. Тамис помогла ей одеться.
— Чему ты научилась? — спросила старая женщина.
— Что любовь — это боль, — холодно ответила она. — Чему ты научишь меня сегодня?
— Я научу тебя видеть, — сказала Тамис. — Глаза духа гораздо сильнее тех очей, которые ты потеряла. Сосредоточься. Ты ослабила оковы души и теперь свободно плаваешь внутри своего тела, словно в одежде. В любое время ты можешь сбросить эти одежды, как вуаль. Попробуй. Золото и лазурь.
Дерая сфокусировалась на золотом знаке с петлей и встала. — Не так далеко, — крикнула Тамис, поймав падающее тело и уложив его на пол. — Ты должна сохранить контроль над собой. Вернись! — Жрица вернулась в свое тело и поднялась на ноги. — Понадобится практика, — сказала Тамис, — однако попытайся устремить свой дух чуть вперед, оставляя тело стоять на месте. — Дерая попробовала. На мгновение казалось, что все идет как надо, она могла видеть и при этом чувствовала свое тело. Но затем невесомость переборола ее, и она упала на Тамис, которая удержала ее и поставила прямо.
— Все придет, — пообещала Тамис. — Но каждый шаг — это победа. И теперь мы должны работать. Тебе надо учиться. Нам нужно определить все твои слабости.
— Зачем?
— Ты вступила в извечную войну, Дерая, и у тебя теперь появился смертельный враг. Темный Бог тоже будет испытывать тебя, искать способы тебя уничтожить.
— Это страшная мысль, — заметила Дерая.
— Так будет, ибо когда настанет решающий момент, я буду мертва, и ты останешься одна.
Парменион остановился на вершине утеса и посмотрел вниз на шатры спартанской армии. Они были разбиты длинным прямоугольником по дну долины близ города Феспии. Он тщательно подсчитал шатры. Их было пять рядов по пятьдесят штук, в каждой палатке размещались по десять воинов — две тысячи пятьсот бойцов, не считая тех, кто размещен в стенах города.
Парменион погладил шею черного жеребца, затем потрогал мускулы на боках, поднимая его с земли. Теперь возникала опасность, но к своему удивлению Парменион ощущал вместе со страхом возрастающее возбуждение. Он вдруг осознал, что именно это и привносило в его жизнь радость; вполне понятные ощущения страха и опасности смешивались, проясняя разум и обостряя чувства. Словно последние годы в Фивах были бесцветны. Он посмотрел в небо на бегущие облака, чувствуя, как горный воздух втягивается в легкие.
Это жизнь!
Внизу была сама Геката, богиня Смерти, с занесенным кинжалом, готовая к малейшей ошибке с его стороны, малейшему промаху, который будет стоить ему жизни.
Парменион усмехнулся, подтянул под подбородком ремень своего кожаного шлема и стал мычать старую песню, которой научила его мать. Уши жеребца навострились, и он закачал головой в такт песне. Это было прекрасное животное; Пелопид рассказывал, что он почти оторвался от преследователей, но счастливая стрела поразила всадника в основание черепа, сбросив его на землю. Тогда жеребец замедлил бег, вернувшись к распростертому трупу.
Экипировка всадника хорошо подошла Пармениону, кроме нагрудника, который был слегка великоват. Но поножи и юбка с железными пластинами были словно сработаны для стройного спартанца. Плащ был связан из теплой шерсти, выкрашен в красный цвет и скреплен золотой брошью, которую Парменион заменил на бронзовую. Он решил, что такая приметная брошь может быть узнана и вызовет нежелательные вопросы.
