Войку, сын Тудора - Коган Анатолий Шнеерович (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Для Крыма она, ныне по всему видно, сродни поздней осени, — с печалью проронил Арборе, — как перед трудной зимой.
— Осень же пора свадеб и есть, — заключил Войку. Будем готовы к свадьбам.
Но не только свадьбы, не только любовь и дружба ждали молдавских воинов в Мангупе. Придя в себя после недавнего разгрома и казней, тайные враги Александра Палеолога опять принялись за свою невидимую, опасную работу. Возбуждая, где можно, ненависть к базилею, они натравливали людей на его молдавских солдат. По городу ползли слухи: войны с турками могло не быть, если бы князь не сражался с ними сам у Высокого Моста, если бы не привел с собой в Мангуп три сотни первейших врагов султана. Были и прежде у «пришлых» с «местными» мелкие стычки из-за красоточек после чарки вина. Теперь на улицах до них все чаще доносились обидные слова. Городские юроды, кривляясь, бочком подскакивали, принюхивались — и убегали, вопя: «Серою пахнет, серой!» Нищая братия на папертях, злые древние старухи по темным углам Мангупа шептались: не из Молдавской земли-де князь привел своих головорезов, но прямохонько из тартара, где ссудил их ему на время самолично Сатанаил.
В то утро Войку чистил оружие и нехитрые свои доспехи на молдавском подворье, когда прибежал килийский десятник Калапод.
«Убивают! Убивают наших!» — кричал он, размахивая палашом.
Из камор, схватив оружие, начали выбегать охваченные яростью земляки. Еще мгновение, и они, не разбирая дороги, могли обрушиться на ближайшие кварталы.
— Стойте! — громовым голосом крикнул Войку, бросаясь к воротам и загораживая выход.
— Стойте, дьяволы! — вмешался Дрэгой. И Арборе с таким грозным видом встал перед толпой, что та поневоле попятилась.
Трое сотников с трудом кое-как успокоили своих людей. И, приказав всем оставаться на месте, Чербул с десятком бойцов и Калаподом в проводниках бегом бросился к месту происшествия.
Войник привел их к одной из самых больших здешних таверн. Подравшиеся в ней молдаване и феодориты выкатились на площадь и готовились к новому сражению. Войники из сотни Дрэгоя, с саблями наголо, встали у стены; напротив них, кто с оружием, кто с дубинами, сгрудилась втрое более многочисленная толпа противников; пятеро или шестеро раненных местных молодцев уже лежали между враждующими. Все были разъярены и издавали воинственные крики.
— Проклятые Каиновы слуги! — вопил один из них, размахивая топором мясника. — Сам дьявол привел вас к нам, да сгинете вы в огне!
— Пусть эти заморские жеребцы не трогают наших девок! — кричал другой. — Пускай не задираются в корчмах!
— Верно! — раздалось из толпы. — Князь волю им большую дал. Пусть уймет их, накажет!
— А кто лез?! — срывающимся голосом крикнул в ответ совсем юный тигинец Чикул. — Мы к вам, что ли, чертовы греки, лезли? Сами и начали!
— Ну вот, — сказал Войку, — турок еще не видно, а мы уже воюем друг с другом. Честь нам и хвала! Сабли — в ножны! Сделайте это первыми, — обратился он к своим землякам.
Войники с неохотой повиновались. Толпа горожан начала редеть. Раненых подняли и унесли. Но самые злобные продолжали выкрикивать угрозы, не сходя с места.
— Кто нам заплатит за эту кровь? — громко вопрошал, потрясая топором, смуглый феодорит. — Так просто вы не отделаетесь!
— Мастер Дамайли, парень, тебе за все воздаст, — ответил вдруг голос гота Теодориха. — За то, что оскорбил нашего князя и господина, напав на его верных слуг! И всем вам, смутьяны, тоже! Куда бежите? Стойте!
Молодой гот прибыл на место побоища с отрядом княжьих пехотинцев. Толпа бросилась врассыпную. Но несколько человек из числа нападавших бились уже в руках дюжих стражников базилея, и среди них — главный зачинщик драки.
— Знал бы, что этим кончится, не стал бы и в потасовку ввязываться, — вздохнул по дороге к их подворью Чикул. — Теперь их отдадут палачу.
— И поделом, — огрызнулся Апрод.
— Кому-кому, — сказал ему грозно Чербул, — а тебе уж, парень, самое время молчать. Тебе, сующемуся в любую свару, бездельно во всех бодегах хватающемуся за саблю!
Неприятности с войниками отряда случались и впредь. В Марина кто-то метнул в сутолоке нож. Ене и Трестине попали в западню, устроенную в узком проулке поздней ночью, но отбились от нападавших. Были еще стычки в питейных города, и даже большая драка с местными задирами на базаре. Но все оканчивалось благополучно: народ Феодоро был на стороне базилея и его воинов. Неприятные происшествия, злобные слухи, попытки нанести делу Палеолога вред не могли помешать главному — подготовке города к обороне.
В отряде справили новые свадьбы. И Войку понял: Благородный Мангуп от чистого сердца принял в сыновья пришедших защищать его молдаван.
17
Однажды в Мангуп привезли артиллерию — десять гусниц, сопровождаемых мрачными немцами-пушкарями в кожаных колетах. Прошел слух, что орудия присланы молдавским воеводой Штефаном. Но бравые германцы, отведав с местными готами монастырских оглушающих вин, выдали истину: новый наряд, вместе с прислугой, был попросту куплен мангупским князем за звонкое золото у корыстного капитанеуса одной из генуэзских твердынь. Немцы принялись устанавливать на стенах Мангупа свои пушки. Каменщики укрепляли обветшалые участки оборонительных поясов, надстраивали башни, усиливали контрфорсы. Выходы из катакомб на равнину заделывали тройной кладкой, заваливали снаружи обломками скал, искусно прятали от чужих взоров под хворостом и зеленым дерном. Только некоторые, в заранее выбранных местах, оставили, предварительно заузив и приготовив изнутри тяжелые камни, которыми можно было их быстро закрыть.
Князь Александр каждый день самолично проверял ход работ. Часто с Иосифом базилей брал в эти объезды Чербула, который сопровождал затем повелителя до его покоев и помогал снимать неизменно надеваемую Палеологом кольчугу.
Как-то вечером к Чербулу на подворье пришел Теодорих. Молодой гот знаком показал сотнику, что хочет говорить с ним с глазу на глаз. Отойдя к стенке, друзья устроились на той самой длинной скамье, которая служила поддержанию повиновения в отряде.
— Уезжаю, Войко, — с таинственным видом сообщил феодорит. — Княжья служба.
— Не велено говорить, куда? — чуть усмехнулся сотник.
— Тебе сказать могу. Базилей отряжает меня в Каффу. Буду тихо жить в городе, обо всем, что замечу, отписывать.
— Захватят там тебя турки, Теодорих, гляди!
— В руки басурманам живым не дамся, — сказал тот. — Да ничего, Христос спасет. Успею уйти, когда эти дьяволы нагрянут… Служи, молись за меня… Еще хотел сказать, пока не расстались: недоброе о тебе в городе говорят…
Войку взглянул на приятеля, в груди у него поднялась волна гнева. Но Теодорих смотрел искренне, с дружеским участием.
— Мне что? — глухо бросил Войку, отворачиваясь. — Пусть говорят.
— Речи глупцов — не набат в ночи, — вздохнул Теодорих. — Не они тревожат, а то, что разбудило молву. Разве у тебя, Войку, две головы? Да и двух, идя на такое, не сносить.
— На что иду? — скупо усмехнулся Войку. — Ты мне друг, с другим у меня по-другому бы пошли речи. Тебе же скажу: никуда не иду. То судьба на меня моя сама движется. На Молдове у нас говорят: что написано в ее книге — то перед каждым из нас на пути.
Теодорих сочувственно всглянул на Войку.
— Ты знаешь значение этого слова: Палеологи. Это не только Мангуп, Алустон, все Феодоро. Это весь христианский мир. Все власти мира незримо связаны с ними, хотя и сбросили их враги с престола царства; все сильные мира прислушиваются еще к их слову. А ты покамест — в их власти. Берегись!
— Разве я не служу базилею верно? — спросил Войку.
— Служишь, и у него ты в милости. И я служу, и не предам его, не оставлю. Князь наш щедр, он храбрец, каких мало, за такого в огонь пойти не страшно. Но он Палеолог; он переменчив, как тигр, свирепствующий от крови, и от гнева пьянеет, как от крепких московских медов. А тогда…
— Знаю, — кивнул Войку с прежней прямой усмешкой. — Разве я в чем ему перечу? Хочу что-то отнять?
