Под кардинальской мантией - Уаймэн Стэнли Джон (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Мы медленно переезжали холм за холмом, переходили вброд реки, уже начинавшие наполняться осенней водой, пересекали длинные пространства сухого вереска. Но поднимались ли мы на холм или спускались с него, какие бы картины ни расстилались перед нашими глазами, — я ни на минуту не забывал, что я тюремщик, чудовище, злодей. Правда, я ехал позади всех и избегал взглядов, но во всей фигуре мадемуазель не было черточки, которая не дышала бы презрением ко мне; каждое движение ее головы, казалось, говорило: «О Господи, как могут существовать на земле подобные создания!»
Только однажды я обменялся с нею несколькими словами. Это было на вершине кряжа перед тем, как мы должны были начать спуск в горную долину. Дождь перестал; солнце, близившееся к закату, посылало на землю свои последние слабые лучи. Мы остановились на несколько минут, чтобы дать лошадям передохнуть, и бросили последний взгляд к югу. Туманная дымка заволакивала местность, которую мы только что покинули, но над этою дымкою блестела цепь жемчужных гор, напоминая какую-то очарованную страну, лучезарную, манящую, чудесную, — или один из тех замков на стеклянных горах, о которых говорится в старинных повествованиях. Я на мгновение забылся и воскликнул, что эта самая очаровательная картина, какую я когда-либо видел.
Моя соседка — это была мадемуазель, снявшая теперь. свою маску, — бросила мне в ответ лишь один взгляд, но этот взгляд дышал таким невыразимым отвращением, что наряду с ним простое презрение показалось бы мне милостью. Я потянул поводья своего коня, как будто она ударила меня. Кровь хлынула к моему лицу, чтобы через мгновение вновь отхлынуть. А мадемуазель отвернулась от меня.
Но я не забыл этого урока и после этого стал еще больше избегать ее. На ночь мы остановились в деревне Ош, и я предоставил там господину де Кошфоре полную свободу, позволяя ему даже уходить по его желанию.
Наутро, предполагая, что, перевалив через хребет, мы подвергаемся уже меньшей опасности нападения, я отпустил обоих драгун, и через час после восхода солнца мы снова пустились в путь.
В воздухе было свежо, погода обещала быть более сухой и приятной, чем накануне. Я решил держать путь на Лектур, и, так как к северу дороги неизменно улучшались, рассчитывал к ночи проехать довольно далеко. Мои слуги ехали впереди, а я опять держался позади всех.
Наш путь лежал через Герскую долину, среди высоких тополей и плакучих ив. Солнце выглянуло из-за туч, и его ласковые лучи пригревали нас. К несчастью, реки, пересекавшие наш путь, вздулись и вышли из берегов после дождя, что сильно затрудняло наше движение вперед. К полудню мы с большим трудом одолели половину расстояния, и мое нетерпение еще больше возросло, когда дорога, незадолго перед тем отклонившаяся от берега реки, снова повернула к нему, и мы увидели перед собой новую переправу. Мои люди осторожно вошли в реку, но должны были отступить и поискать брода в другом месте, так что стали пробираться к другому берегу, когда мадемуазель и ее брат подъехали уже к самой реке.
Благодаря этой задержке, я волей-неволей должен был подъехать близко к брату и сестре. Лошадь мадемуазель не сразу согласилась войти в воду, так что мы пошли вброд почти одновременно, и я ехал почти вплотную за ней. Берега реки были очень круты, и, находясь в воде, мы ничего не видели ни с той, ни с другой стороны; я беспечно следовал за мадемуазель, и все мое внимание было сосредоточено на моей лошади, как вдруг звук выстрела, за ним — другой и крик, послышавшийся впереди нас, потрясли меня.
В один миг, когда эти звуки еще не замерли в воздухе, я понял все. Точно раскаленным железом, обожгла меня мысль, что нас атаковали, и я был совершенно беспомощен в этой западне, в этой хитрой ловушке. Лошадь мадемуазель заграждала мне путь, а тут каждая секунда была дорога.
У меня был лишь один исход. Я повернул свою лошадь прямо на обрывистый берег и заставил ее сделать прыжок. На мгновение она повисла на вершине, и я уже думал, что она свалится. Но она сделала отчаянное усилие, взобралась наверх и очутилась на берегу, дрожа и фыркая от страха.
В пятидесяти шагах от меня на дороге лежал один из моих солдат. Он лежал вместе с лошадью, и оба не шевелились. Около него, прислонившись спиною к скале и громко крича, стоял его товарищ, отбиваясь от четырех всадников. В тот момент, когда я увидел эту сцену, он приложился своим карабином и свалил одного из нападавших.
Я еще мог спасти своего слугу. Крикнув ему слова ободрения, я вынул из кобуры пистолет и вонзил шпоры в бока своей лошади, как вдруг чей-то неожиданный, коварный удар выбил у меня пистолет из рук.
Мне не удалось подхватить его, и прежде чем я успел прийти в себя от изумления, мадемуазель ударила мою лошадь по голове. Взбешенная лошадь попятилась назад, и передо мной мелькнул взор мадемуазель, сверкавший ненавистью из-под маски, и рука, поднятая для удара. Через мгновение я был на земле, сбитый лошадью, которая ускакала далеко, а ее лошадь, также испуганная всем происшедшим, закусила удила и понесла ее прочь от меня.
Не будь этого, мадемуазель, по всей вероятности, растоптала бы меня. Но теперь я мог встать, обнажить свою шпагу и поспешить на выручку своему товарищу. Все это было делом нескольких мгновений. Он еще оборонялся, и дуло его карабина еще дымилось. Я перепрыгнул через упавшее дерево, попавшееся мне на дороге, но в этот момент двое из нападавших отделились и поскакали мне навстречу. Один из них, которого я принял за предводителя, был в маске. Он пустил свою лошадь прямо на меня, чтобы растоптать, но я проворно отскочил в сторону и, ускользнув от него, бросился на другого. Испугав его лошадь, так что он не мог прицелиться, я хватил его шпагой по спине. Он спрыгнул на землю, издавая проклятия и пытаясь поймать свою лошадь, а я повернулся, чтобы встретить человека в маске.
— Негодяй! — воскликнул он, снова наступая на меня.
На этот раз он так искусно правил своей лошадью, что я с большим трудом ускользнул от ее копыт и при всем своем желании не мог достать до него шпагою.
— Сдавайся, собака! — закричал он.
В ответ я слегка ранил его шпагой в колено, но тут вернулся его товарищ, и оба они стали наступать на меня, стегая хлыстами по голове и стараясь растоптать меня. В конце концов, я предпочел отступить к отвесной стене берега. Здесь моя шпага мало могла помочь мне, но, к счастью, уезжая из Парижа, я запасся коротким обоюдоострым мечом, и хотя далеко не умел так владеть им, как шпагой, все же мне удавалось при помощи его отражать их удары и, раня лошадей, держать их на почтительном расстоянии.
