Каролинец - Sabatini Rafael (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗

— Конечно, нет. Документы мистера Нилда изучены, они в порядке. Пропуск подписан самим Вашингтоном.

— И что его сюда привело?

— Он продает табак со своих плантаций.

— Почему в Чарлстоне?

— Сэру Эндрю на вывоз. Он утверждает, что издавна торговал с Кэри, а сейчас надобность в этом намного возросла, поскольку Чарлстон — один из немногих портов, открытых для торговли.

— Вполне правдоподобное объяснение.

— Да. Однако… я ему не верю. Интуитивно, полагаю. Non amo te, Sabidi note 35… понимаешь? Так что, если будешь разговаривать с миссис Лэтимер, спроси, что ей о нем известно.

— Ладно. Но навряд ли она знает больше, чем ты, — Молтри встал. — Я пойду. — Тяжело опираясь на трость, он поплелся к двери и, подойдя к ней, оглянулся через плечо. — Если тебя гложут подозрения насчет Кэри, почему бы не облегчить себе жизнь, посадив его в кутузку? У тебя и так забот полон рот, а ты волнуешься по пустякам.

Ратледж склонил голову набок.

— Это не так просто, как тебе кажется. Тори причиняют мне массу хлопот, но я не хочу спровоцировать взрыв. Я не хочу гражданской войны ни в городе, ни в провинции.

Молтри нашел это настолько забавным, что начал издавать какие-то булькающие звуки.

— Боже мой! Что за рок преследует чарлстонских губернаторов! Из боязни нарушить мир они никогда не делают того, что следует делать ради его укрепления. Экий причудливый парадокс, Джон.

— Слишком причудливый, чтобы быть смешным, — сказал Ратледж.

Сейчас его нелегко было позабавить.

Глава V. Джонатан Нилд

Известная нам правдивость Ратледжа и знание дальнейших событий не дают основания усомниться в том, что его подозрения относительно посещавшего сэра Эндрю квакера были чисто интуитивными. Интуиция губернатора была воистину тонкой.

Но прежде — несколько слов о том, каким образом произошло примирение Миртль с отцом.

После своего вынужденного возвращения в город Кэри слег. Вызванный к нему доктор Паркер определил состояние как почти безнадежное. Имея понаслышке представление об отношениях отца с дочерью, добрый доктор и друг семьи прямо от баронета отправился к Миртль с известием о его болезни. Он собирался уговорить миссис Лэтимер забыть обиды и скрасить тяжелые для отца дни заботами и любовью, что поможет ему выкарабкаться или, по меньшей мере, облегчит его кончину.

Но уговоров и не требовалось; Миртль только сомневалась, примет ли отец ее заботы. Врач успокоил: сэр Эндрю настолько слаб, что отказать просто не сможет. И вот, с молчаливого согласия старого Римуса, заплакавшего от радости при виде молодой госпожи, она подошла к постели отца. Кэри лежал в забытьи, и Миртль принялась ухаживать за ним с той же самоотверженностью, которую проявила около трех лет тому назад, выхаживая раненого Гарри. Четыре дня и три ночи, пока не наступил кризис, она почти бессменно дежурила в комнате. Наконец отец пришел в сознание.

Тогда Миртль удалилась, предоставив доктору Паркеру и Римусу рассказать обо всем баронету и умолить его принять ее.

— Без Миртль, сэр Эндрю, мои лекарства были бы бессильны, — убеждал его доктор. — Она спасла вам жизнь.

— Так, так, — насмешливо сказал неукротимый старик. — Но кто ее об этом просил?

— Я, — ответил доктор Паркер.

— Вы? Вы. Ну и ну! Хм! Это непозволительная вольность с вашей стороны, Паркер.

— Я хотел спасти вас, сэр Эндрю. Или это вы тоже считаете непозволительной вольностью?

— Пф! Пф! — нечленораздельно выразил свое раздражение баронет. Характер у него и раньше был не сахар, а в последние годы испортился настолько, что служить этому старому упрямому брюзге все считали неблагодарным занятием. — Вам за это платят. А вот присутствие здесь миссис Лэтимер по вашему настоянию — это уже нахальство.

Доктор сдержался.

— Ваша дочь, сэр…

— Проклятье! — перебил Кэри с поразительной для немощного больного злобой, — Вам разве не известно, что у меня нет дочери? Вы что, английского языка не понимаете? В чем дело? Полагаю, под моей дочерью вы подразумеваете миссис Лэтимер. Допустим. Но я не желаю водить знакомство с миссис Лэтимер. То, что она мне навязалась, когда я был не в состоянии ее выгнать — дерзость с ее и вашей стороны. И больше на эту тему говорить я не желаю.

Он сказал, как отрезал; боясь его переволновать, доктор удалился и, расстроенный, зашел к Миртль в другую комнату.

— Надо набраться терпения. Я еще сумею его переломить, — утешал он ее, содрогаясь в душе от перспективы повторно испытать на себе христианские добродетели сэра Эндрю. — Необходимо только подождать, пока он окрепнет. Возможно, это произойдет завтра или послезавтра.

Миртль пришла назавтра, но и в этот, и на следующий день доктор отговаривался выдумками о неудаче и надеждами на будущее. Между тем отец быстро восстанавливал свою силы, начал заниматься делами и даже принял одного деревенского торговца.

На третий день Паркер встретил Миртль с таким сияющим лицом, что она сразу поняла: свершилось чудо — отец согласен увидеться с нею.

Сэр Эндрю сидел на постели полулежа, обложенный подушками. Миртль сразу заметила, как изменили его последние четыре года. Он был уже не так грузен, а после болезни выглядел совсем изможденным. Из светло-голубых глаз исчезла теплота; губы кривились в кислой улыбке.

Миртль опустилась у кровати на колени.

— Отец! Дорогой отец!

Он заговорил мирно, однако с примесью желчи.

— Паркер сказал, что ты спасла мне жизнь. Ну, ну! Странно, что ты соблаговолила позаботиться обо мне после того, как ограбила, лишив меня всего самого дорогого. Но… я прощаю тебя, Миртль. Наверное, я требовал слишком многого. Я переоценивал тебя.

— Отец! — Вот и все, что она смогла произнести. Молча Миртль взяла руку отца, и он ее не убрал.

Миртль вовсе не удивила такая форма отцовского прощения — словно нехотя, через силу. Она знала его неуступчивую натуру и была счастлива уже восстановлением мира. Как много ей хотелось рассказать отцу, и прежде всего об Эндрю, его внуке, названном в его честь. Но сейчас об этом не могло быть и речи: поведение баронета не допускало проявлений нежности и теплоты.

Сэр Эндрю задал несколько вопросов. Сначала он довольно равнодушно осведомился о ее здоровье и о том, как поживает Дайдо. Затем посокрушался об отнятой плантации, о рабах, присвоенных правительством мятежников для своих работ, и о других делах, весьма далеких от того, о чем могли бы говорить любящие отец с дочерью после затянувшейся разлуки. Он производил впечатление человека, который, соблюдая приличия, поддерживает пустой разговор. Но и это продолжалось недолго. Вскоре он сказался утомленным, однако выразил пожелание, чтобы она пришла завтра.

Миртль едва ли не с облегчением вырвалась от него и по пути домой размышляла, не лучше ли было оставить все по-старому, чем добиваться вымученного, искусственного примирения. Именно таким оно ей теперь представлялось.

Назавтра, однако, она застала его в лучшем расположении духа — очевидно, здоровье его пошло на поправку. Сэр Эндрю начал вставать и встретил дочь, сидя в мягком кресле, облаченный в халат. Он улыбнулся в знак приветствия, и на этот раз беседа началась с того, о чем Миртль вчера так не терпелось рассказать.

Баронет пожелал узнать о внуке и со слабой улыбкой на устах внимал ее материнскому красноречию. Когда он услышал, что мальчика зовут Эндрю, губы деда растянулись вширь, и Миртль опрометчиво приписала это его радости. Следующие слова сэра Эндрю разрушили иллюзии.

— Думала меня этим умаслить, а? Чтобы я сделал его моим наследником? — колючие глаза впились в нее из-под кустистых бровей.

Дочь вздрогнула, как от удара хлыстом.

— Отец! — взмолилась она, а сэр Эндрю, брызнув слюной, издал какой-то кашляющий смешок. — Это недостойно — приписывать мне такую расчетливость. К тому же, состояние Гарри гораздо больше, чем нам необходимо для жизни.