Двадцать лет спустя (часть первая) (худ. Клименко) - Дюма Александр (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Скюдери, Менаж и мадемуазель Поле пожали плечами.
— Погодите, погодите, — сказал Арамис. — В стихотворении три строфы.
— Или, вернее, три куплета, — заметила мадемуазель Скюдери. — Это просто песенка.
Арамис продолжал:
— Не берусь решать, соблюдены ли все правила поэзии в этом куплете, — сказала герцогиня де Шеврез, — но прошу к нему снисхождения ради его правдивости: госпожа де Отфор и госпожа Сеннесе присоединятся ко мне, в случае надобности, не говоря уже о герцоге де Бофоре.
— Продолжайте, продолжайте, — сказал Скаррон. — Теперь мне все равно. С сегодняшнего дня я уже не «больной королевы».
— А последний куплет? Давайте послушаем последний куплет! — попросила мадемуазель Скюдери.
— Извольте. Тут уж прямо поставлены собственные имена, так что никак не ошибешься.
По окончании этой строфы все в один голос принялись осуждать дерзость Вуатюра.
— А я, — вполголоса проговорила молодая девушка с бархатными глазами, — имею несчастье находить эти стихи прелестными.
То же самое думал и Рауль. Он подошел к Скаррону и, краснея, обратился к нему:
— Господин Скаррон, я прошу вас оказать мне честь и сообщить, кто эта молодая девушка, которая не согласна с мнением всего этого блестящего общества.
— Ага, мой юный виконт! — сказал Скаррон. — Вы, кажется, намерены предложить ей наступательный и оборонительный союз?
Рауль снова покраснел.
— Я должен сознаться, что стихи Вуатюра понравились и мне, — сказал он.
— Они на самом деле хороши, но не говорите этого: у поэтов не принято хвалить чужие стихи.
— Но я не имею чести быть поэтом, и я ведь спросил вас…
— Да, правда, вы спрашивали, кто эта прелестная девушка, не так ли? Это прекрасная индианка.
— Прошу прощения, сударь, — смущенно сказал Рауль, — но я все-таки не понимаю, увы, ведь я провинциал.
— Или, иначе сказать, вы еще не научились говорить тем высокопарным языком, на каком теперь объясняются все. Тем лучше, молодой человек, тем лучше. И не старайтесь изучить его: не стоит труда. А к тому времени, как вы его изучите, никто, надеюсь, уже не будет так говорить.
— Итак, вы прощаете меня, сударь, и соблаговолите объяснить, кто эта дама, которую вы называете прекрасной индианкой?
— Да, конечно. Это одно из самых очаровательных существ на свете. Ее зовут Франсуаза д’Обинье.
— Она родственница Агриппы [*], друга Генриха Четвертого?
— Его внучка. Она приехала с острова Мартиника, и потому-то я называю ее прекрасной индианкой.
Рауль с удивлением взглянул на молодую девушку. Глаза их встретились, и она улыбнулась.
Между тем разговор о Вуатюре продолжался.
— Скажите, сударь, — сказала Франсуаза д’Обинье, обращаясь к Скаррону словно для того, чтобы вмешаться в его разговор с виконтом, — как вам нравятся друзья бедного Вуатюра? Послушайте, как они отделывают его, расточая ему похвалы. Один отнимает у него здравый смысл, другой — поэтичность, третий — оригинальность, четвертый — юмор, пятый — самостоятельность, шестой… Боже мой, что же они оставили этому человеку, вполне заслужившему славу, как выразилась мадемуазель Скюдери?
Скаррон и Рауль рассмеялись. Прекрасная индианка, по-видимому, не ожидала, что ее слова произведут такой эффект. Она скромно опустила глаза, и лицо ее стало опять простодушно.
«Она очень умна», — подумал Рауль.
Атос, все еще стоя в амбразуре окна, с легкой усмешкой наблюдал эту сцену.
— Позовите мне графа де Ла Фер, — сказала коадъютору герцогиня де Шеврез. — Мне нужно поговорить с ним.
— А мне нужно, чтобы все считали, что я с ним не разговариваю, — сказал коадъютор. — Я люблю и уважаю его, потому что знаю его былые дела, некоторые по крайней мере, но поздороваться с ним я рассчитываю только послезавтра утром.
— Почему именно послезавтра утром? — спросила г-жа де Шеврез.
— Вы узнаете завтра вечером, — ответил, смеясь, коадъютор.
— Право же, любезный Гонди, вы говорите, как Апокалипсис [*], — сказала герцогиня. — Господин д’ Эрбле, — обратилась она к Арамису, — не можете ли вы сегодня оказать мне еще одну услугу?
— Конечно, герцогиня. Сегодня, завтра, когда угодно, приказывайте.
— Так позовите мне графа де Ла Фер, я хочу с ним поговорить.
Арамис подошел к Атосу и вернулся вместе с ним к герцогине.
— Вот то, что я обещала вам, граф, — сказала она, подавая Атосу письмо. — Тому, о ком мы хлопочем, будет оказан самый любезный прием.
— Как он счастлив, что будет обязан вам, герцогиня.
— Вам нечего завидовать ему, граф: ведь я сама обязана вам тем, что узнала его, — сказала герцогиня с лукавой улыбкой, напомнившей Атосу и Арамису очаровательную Мари Мишон.
С этими словами она встала и велела подать карету. Мадемуазель Поле уже уехала, мадемуазель Скюдери собиралась уезжать.
— Виконт, — обратился Атос к Раулю, — проводите герцогиню де Шеврез. Попросите ее, чтобы она, спускаясь по лестнице, оказала вам честь опереться на вашу руку, и по дороге поблагодарите ее.
Прекрасная индианка подошла проститься со Скарроном.
— Вы уже уезжаете? — спросил он.
— Я уезжаю одной из последних, как видите. Если вы будете иметь известия о господине де Вуатюре, и в особенности если они будут хорошие, пожалуйста, уведомьте меня завтра.
— О, теперь он может умереть, — сказал Скаррон.
— Почему? — спросила девушка с бархатными глазами.
— Потому что ему уже готов панегирик.
Они расстались, оба смеясь, но девушка еще раз обернулась и с участием взглянула на бедного паралитика, который провожал ее любовным взором.
Мало-помалу толпа поредела. Скаррон как будто не замечал, что некоторые из его гостей таинственно шептались о чем-то, что многим из них приносили письма и что, казалось, вечер устроен с какой-то тайной целью, а совсем не для разговоров о литературе, хотя все время и толковали о ней. Но теперь Скаррону было все равно.
Теперь у него в доме можно было фрондировать сколько угодно. С этого утра, как он сказал, он перестал быть «больным королевы».
Рауль проводил герцогиню де Шеврез и помог ей сесть в карету. Она дала ему поцеловать свою руку, а потом, под влиянием одного из тех безумных порывов, которые делали ее такой очаровательной и еще более опасной, привлекла его к себе и, поцеловав в лоб, сказала:
— Виконт, пусть мои пожелания и мой поцелуй принесут вам счастье.
Потом оттолкнула его и велела кучеру ехать в особняк Люинь. Лошади тронулись. Герцогиня еще раз кивнула из окна Раулю, и он, растерянный и смущенный, вернулся в салон.
Атос понял, что произошло, и улыбнулся.
— Пойдемте, виконт, — сказал он. — Пора ехать. Завтра вы отправитесь в армию принца. Спите хорошенько — это ваша последняя мирная ночь.
— Значит, я буду солдатом! — воскликнул Рауль. — О, благодарю, благодарю вас, граф, от всего сердца!
— До свидания, граф, — сказал аббат д’Эрбле. — Я отправляюсь к себе в монастырь.
