Иоанн Мучитель - Елманов Валерий Иванович (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .txt) 📗

Увидев все эти приготовления, народ решил, что после Новгорода настал последний день и для Москвы, и начал разбегаться кто куда. Пришлось собирать людей заново, а потом, чтоб не тряслись от страха, самому Иоанну вставать на Лобное место и прилюдно объявлять, что, мол, было у него в мыслях «намерение погубить всех жителей града, но он сложил уже с них гнев».

Затем стража вывела на площадь около трех сотен опальных, предварительно разделенных на две группы. Вначале-то их было намного больше, чуть ли не полтысячи, но Малюта и его дюжие подручные не зря ели царский хлеб. За несколько месяцев число жертв заметно поубавилось, а те, кто все-таки выжил, представляли собой жалкое зрелище. После перенесенных пыток многие из них вообще с трудом передвигались.

Однако начинать было решено с милостей. Иоанн великодушно объявил, что, как христианнейший государь, узрев, что вины их не столь тяжки, решил помиловать оных изменщиков, после чего чуть ли не две трети обвиняемых были отведены в сторону и выданы на поруки земцам. Тем не менее подле кольев все равно осталось больше сотни.

— Государь, — подбежал к царю встревоженный главный распорядитель Малюта. — Прости, не помыслил я вовремя.

— Ты о чем? — удивился Иоанн.

— Не управиться катам, — скорбно вздохнул Малюта. — Вон их сколь мало, — уныло кивнул он в сторону трех стоящих палачей.

— Это ведь самого нужного на Руси и нет! — возмутился Иоанн. — Ну и ладно. Пущай один предатель другого предателя губит.

— Это как? — с удивлением воззрился на царя Скуратов.

— А земцы у нас на что? — вопросом на вопрос ответил государь. — Вот и пущай мне доказуют, что они не с ими заодно.

Первая заминка вышла с дьяком Висковатым. После того как главный земской дьяк Андрей Щелкалов громко зачел ему его «вины», стегая после каждой статьи обвинения по голове плетью, предполагалось, что дьяк покается. Последний из любимцев Подменыша был слишком нужен Иоанну, чтобы положить его голову на плаху. Но тот не признал ни того, что хотел отравить государя, ни того, что подсоблял сдавать крепости Литве. Не сознался он и в том, что писал к королю Сигизмунду, желая предать ему Новгород, и в том, что писал к турецкому султану, чтобы тот взял Астрахань и Казань, и в том, что звал крымского хана в набег на Русь. Вместо того произнес иное, то, что давно наболело:

— Будьте вы прокляты с вашим царем-кровопийцем.

Сказал, словно в лицо плюнул.

И вновь запыхавшийся Малюта прибежал к Иоанну, беспомощно разводя руками.

— А что сказывает? — притворился царь, будто не слышал громких слов дьяка.

Малюта от неожиданности икнул. Ну как такое повторить. Одно дело — Висковатый, ему терять нечего, а вот Григорию Лукьяновичу — есть что.

— Сказывает, что не хочет каяться, — нашелся он.

— Вишь, каков злодей, — медленно произнес царь, вновь наливаясь безумием ярости. — Даже покаяться не хочет, яко он возжелал всю Русь по кусочкам раздати. Ну да ладно. Хотел я его помиловать, да, видать, не судьба.

— А как тогда казнить повелишь? — уточнил Малюта.

— Какова вина, такова и кара. Чтоб справедливо все было, — назидательно заметил Иоанн. — Коли он Русь по кусочкам раздать возжелал, так и вы его ныне по кусочкам, — и крикнул вдогон: — Каждый чтоб отрезал.

Так скончался бывший глава Посольского приказа, царский печатник и думный дьяк Иван Михайлович Висковатый, которого не пощадили, исполнив в точности так, как и повелел царь. Первым был Малюта, который, недолго думая, отрезал дьяку нос. Вторым подошел Андрей Щелкалов.

— Торжествуешь, — с упреком прошептал Висковатый.

— Не чаял, что так сложится, — честно признался тот и покаялся: — Прости, Иван Михайлович, а о детишках твоих я постараюсь позаботиться, — после чего, зажмурив глаза и чуть не угодив остро заточенным ножом по своим же пальцам, отсек у печатника ухо.

— Молодца, — одобрил внимательно наблюдавший за происходящим царь. — Не думал, что так ловок.

Щелкалов кисло улыбнулся и отошел в сторонку. Его мутило. Нутро выворачивало наизнанку. Кто-то легонько толкнул его в бок. Щелкалов оглянулся. Рядом стоял коренастый миловидный юноша в одеже царского рынды, держа в руке платок.

— Прими, Андрей Яковлич, — вежливо произнес он и посочувствовал: — Худо?

— Съел чего-то вечор, — отговорился дьяк. — Грибки, видать, несвежие были, али поганка затесалась.

— Никак и я с тобой вместях на той же трапезе был, — умно ответил юноша. — Мы с тобой, поди, из одной мисы те грибки отведывали, — и скорбно вздохнул.

— У-у-у, как они его обступили. Будто воронье, — не выдержав, прошипел Щелкалов, глядя на суетившихся возле Висковатого людей, но тут же спохватился и бросил тревожный взгляд на юношу — не донесет ли?

Спустя миг тревога переросла в панику — он, наконец, узнал вежливого собеседника. Перед ним стоял Борис Годунов. Кто он и что он — Щелкалов толком не знал. Ведал лишь, что тот в числе прочих рынд, сопровождает царя во время его торжественных выходов, да еще то, что он в каком-то родстве с постельничим царя Дмитрием Ивановичем Годуновым, приходясь ему вроде бы братаничем [65].

«Погоди, погоди, — осенило его, — да не тот ли это Годунов, который вроде бы присватался к старшей дочке самого Малюты? А ведь, кажись, и впрямь он самый. Ох, беда, беда. А я-то, дурень, при нем про воронье бухнул. Это ж теперь не сносить мне головы, как пить дать, не сносить».

— Не прав ты, Андрей Яковлич, — возразил Борис, словно не замечая смятения на лице дьяка. — То хорошо, что обступили. Быстрее муки закончатся.

— Да пес с ним, с изменщиком, — дрожащей рукой отмахнулся Щелкалов. — Ты лучше поведай, как здоровье Григория свет… Лукьяновича, — насилу вспомнил он отчество Скуратова-Бельского, которого про себя называл не иначе как Малютой или попросту Гришкой.

Годунов прекрасно понимал, почему тот смотрит на него так испуганно, но улыбнулся не насмешливо, а скорее понимающе, да и то усилием воли почти тут же согнал усмешку с лица и спокойно произнес:

— Для того не меня, а его вопрошать надобно, — и кивнул в сторону площади, где вовсю суетился его будущий тесть.

«И впрямь что-то я глупое сморозил не подумавши, — мелькнуло в голове у Щелканова досадное. — А чтобы еще спросить?», но как назло в голову ничего не лезло. Так и стоял в смятении, нервно переминаясь с ноги на ногу.

— А меня ты не боись, — посерьезнел Борис. — Пущай я не боярин и не окольничий, но ведаю, яко честь рода блюсти, так что отродясь ни на кого не доносил. Чисты у меня длани. А теперь прости за напоминанье, но сдается, что тебе сызнова туда идти надобно. Как-нибудь свидимся, — крикнул он уже вдогон Щелкалову, который, опомнившись, сломя голову бросился к помосту.

Теперь ему предстояло прочесть «вины» государственного казначея Никиты Фуникова — приятеля Висковатого. Сам Иван Михайлович был уже мертв. После того как у дьяка угодливо поотрезали все, что могли, палач отрубил у трупа голову. Однако Фуников тоже отказался повиниться в содеянном, после чего Иоанн разъярился не на шутку.

— В опросных листах ты иное сказывал, — зло прошипел он.

— Тебя бы на ту дыбу вздернуть, царь-батюшка, так и ты бы во всем признался.

— Даже если ты и ни в чем не прегрешил, но ты Висковатому угождал, — произнес Иоанн. — Твоя кровь на нем. Повинился бы он — и тебе быть бы живу, а так… — Он неловко передернул плечами и, скрывая смущение, напустился на ожидавшего его решение Малюту: — И что ты тут на меня уставился?! Али не зришь, каков поганец?! Ныне одно на языке, к завтрему — иное! Вот и казнити его повелеваю тако же! Какова жизнь, такова и смерть, — приговорил Иоанн.

После этого Фуникова привязали к кресту и стали попеременно обливать кипятком и ледяной водой. Казначей был сварен заживо.

После него дело пошло веселее. Последний сын дворцового повара Молявы Алексей, который также был поваром и якобы пытался отравить царскую семью, вдруг вырвался из рук державших его опричников и кинулся к царю, упал перед царем ниц, чтобы вымолить прощение, но был безжалостно заколот Иоанном.