Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан
– Я ничего не скажу тебе, Этьен. Услышанное ранит тебя больше, чем ранит меня… Хорошо, хорошо, я скажу, чтобы ты не мучил себя, опасаясь самого худшего. Главный судья приказал отрезать мне ухо, чтобы навеки оставить знак того, что я была любовницей француза.
Ее ухо?! Ее дорогое маленькое ушко, которое я так часто целовал. Я приложил руки к нежным, бархатистым раковинам, чтобы убедиться: страшное святотатство еще не было совершено. «Они доберутся до Лючии только через мой труп», – поклялся я сквозь стиснутые зубы.
– Не стоит волноваться, Этьен. Хотя мне радостно твое волнение.
– Злодеи не посмеют тронуть тебя.
– Есть еще небольшая надежда. Лоренцо является членом трибунала. Он не вымолвил ни слова, когда судили меня. Вероятно, он замолвит слово в мою защиту.
– Я слышал, как он умолял о снисхождении к тебе.
– Надеюсь, ему удалось смягчить их сердца.
Я знал, что она ошибается, но как можно сказать ей правду? Молчание выдало меня. Женский инстинкт подсказал ей, что я умалчиваю о чем-то.
– Они не стали слушать? Не стоит бояться, дорогой. Расскажи мне, что произошло. Увидишь, что я достойна любви отважного солдата. Где сейчас Лоренцо?
– Он покинул зал суда.
– Очевидно, он также покинул дворец?
– Думаю, да.
– Он доверил меня моей судьбе. Этьен, Этьен, они идут!
Я услышал тяжелые шаги вдалеке и звон ключей. Что собирались делать палачи, если в темнице не было других заключенных? Лишь привести в исполнение приговор над моей любимой. Я закрыл ее собой и встал у дверей, чувствуя в себе силу льва. Казалось, я смогу развалить замок до основания, лишь бы не дать мерзавцам коснуться ее.
– Уходи! Уходи! – закричала она. – Они убьют тебя, Этьен. А моя жизнь в безопасности. Ради своей любви ко мне уходи! Не волнуйся, я не издам ни звука. Ты даже не услышишь, что произойдет.
Лючия бросилась ко мне. С силой, которую вряд ли можно было ожидать от столь хрупкого создания, она оттащила меня к отверстию в стене. Неожиданная мысль промелькнула в голове.
– Мы еще можем спастись, – прошептал я. – Выполняй то, что я тебе скажу, беспрекословно. Отправляйся побыстрее в мою камеру.
Я втолкнул Лючию через отверстие и помог закрепить доски. Ее длинный плащ остался в моих руках. Я обернул его вокруг себя и затаился в самом темном углу. Дверь распахнулась, несколько человек вошли в камеру. Я предполагал, что они обойдутся без фонаря, так как никогда им не пользовались до этого. В темноте они не могли ничего рассмотреть. Я казался им лишь темным силуэтом.
– Принесите свет, – сказал один из тюремщиков.
– Нет, нет, черт побери! – раздался грубый крик в ответ. Я узнал голос разбойника Маттео. – Мне не по нраву эта работа. Чем больше я вижу, тем меньше мне нравится то, что я делаю. Простите, синьора, решение трибунала должно быть исполнено.
Я едва подавил в себе желание вскочить на ноги и помчаться сквозь толпу к раскрытой двери. Как тогда я помогу Лючии? Предположим, что мне удастся вырваться, но она-то останется в руках мерзавцев до тех пор, пока я не приведу помощь. В одиночку мне не удастся ее вызволить. Эти мысли, как молния, промелькнули в голове. Мне не оставалось ничего, как лежать смирно и ждать. Руки палача скользнули по моей голове, длинным кудрявым волосам, которым завидовали красавицы. До сих пор лишь женские пальцы скользили по ним. Резким движением Маттео схватил меня за ухо. Боль пронзила меня, словно обожгла каленым железом. Я крепко сжал зубы, чтобы не закричать. Струйка крови потекла по затылку и спине.
– Хвала небесам – все кончено, – произнес Маттео, дружески хлопнув меня по голове. – Вы храбрая девушка, синьора. Как жаль, что вместо того, чтобы полюбить достойного человека, вы влюбились в француза. Вините его, а не меня за то, что произошло.
Мне оставалось лишь молча лежать, сжимая зубы от ощущения собственного бессилия. В то же время мысль о том, что я пострадал ради любимой, смягчала боль и гнев. Разве не вошло у мужчин в привычку говорить, что они с радостью вынесут любое испытание ради женщин? Я же доказал свою готовность к самопожертвованию делом. Если бы эта история стала известной, то мой поступок выглядел бы по-настоящему благородным. Гусары Конфланского полка могли гордиться своим полковником. Размышления о славе помогли мне молча вынести боль, в то время как кровь текла по шее и капала на каменный пол. Вдруг прозвучали слова, которые едва не привели к разоблачению моего замысла.
– Она истекает кровью, – произнес один из лакеев. – Если к ней не привести доктора, то несчастная не доживет до утра.
– Она лежит не двигаясь, не открывая рта, – заявил другой. – Может, она умерла от шока?
– Чепуха. Молодые женщины не умирают так легко, – на этот раз говорил Маттео. – Кроме того, я срезал чуть-чуть. Лишь для того, чтобы показать, что приговор трибунала приведен в исполнение. Поднимайтесь, синьора, поднимайтесь.
Он стал трясти меня за плечо. Сердце замерло от ужаса: Маттео мог нащупать эполеты под мантией.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он.
Я ничего не ответил.
– Черт побери, хотел бы я, чтобы на месте этой красотки оказался мужчина! – выругался гондольер. – Эй, Николас, дай сюда свой носовой платок и принеси фонарь.
Казалось, все кончено. Самое худшее произошло. Ничто уже не могло спасти меня. Я все еще, скорчившись, сидел в углу, но каждый мускул был напряжен, как у готового к прыжку дикого кота. Если мне суждено умереть, то моя смерть должна быть достойна жизни, которую я прожил.
Один из слуг отправился за фонарем, а Маттео наклонился надо мной с платком. Еще мгновение – и мой секрет будет раскрыт. Но внезапно лодочник отпрянул, выпрямился и застыл. В эту секунду невнятный шум проник в крохотное оконце в стене под потолком. Раздался грохот ломаемой двери, а затем грозный голос закричал:
– Откройте! Откройте именем императора!
Именем императора? Казалось, что произнесено имя святого, одно упоминание о котором распугало всех демонов. Мои тюремщики: Маттео, лакеи, дворецкий – вся гнусная шайка – разбежались с криками ужаса. Раздался еще один крик, а затем удары топора и звук ломающихся досок. В холле слышалось бряцание оружия и голоса французских солдат. Кто-то сбежал вниз по лестнице и ворвался в мою камеру.
– Лючия! – крикнул он. – Лючия!
Незнакомец стоял, освещенный тусклым светом, тяжело дышал, не в силах найти подходящие слова. Затем, набравшись сил, заговорил:
– Разве ты не убедилась в моей любви, Лючия? Как еще я могу доказать свои чувства? Я предал свою родину, нарушил клятву, подвергнул опасности друзей, подписал себе смертный приговор ради того, чтобы спасти тебя.
Передо мной стоял юный Лоренцо Лоредан, которого Лючия бросила ради меня. В ту минуту мне стало жаль его, но, в конце концов, в любви каждый стоит за себя, и если кто-то несчастлив, то пусть утешается тем, что побежден благородным и великодушным соперником. Я хотел было сказать ему это, но не успел слова вымолвить, как он испустил удивленный возглас, выбежал за дверь, схватил фонарь, висевший в коридоре, и осветил мое лицо.
– А, это ты, негодяй! – воскликнул он. – Французский пижон! Ты заплатишь мне за все, что натворил.
В следующее мгновение он заметил мое бледное лицо и кровь, все еще струившуюся с моей головы.
– Что это такое? – спросил он. – Что произошло? Как вы потеряли ухо?
Я пересилил слабость, приложил платок к ране и встал на ноги, как полагается отважному гусарскому полковнику.
– Мое ранение не имеет значения, сир. С вашего позволения, давайте не станем тратить время на столь незначительное происшествие.
Но Лючия, выскочив из соседней камеры, схватила Лоренцо за руку и рассказала ему всю историю от начала и до конца.
– Этот благородный джентльмен поменялся со мной местами, Лоренцо. Он вытерпел боль ради меня. Ему пришлось страдать, для того чтобы спасти меня.
Следы внутренней борьбы на лице итальянца не укрылись от меня. В конце концов он протянул мне руку.
