Голубица в орлином гнезде - Юнг Шарлотта (е книги txt) 📗
– Даже имя его мне гадко! Желал бы я, – прибавил он, закрывая лицо руками, – чтобы течение воды уничтожило последний след этого моста!
– Нет, мой Эббо; зачем сердиться на предприятие полезное и одобренное нашим возлюбленным Фриделем? Выслушай меня и дай тебе объяснить план, родившийся у меня в голове, чтобы превратить этот берег в мирное место, могущее на всегда прославить память нашего Фриделя.
– Прославить память Фриделя? – повторил Эббо, глядя на мать с изумлением.
– Да, Эббо; и именно так, как бы он сам того пожелал. Попробуем прекратить все эти распри, и попросим нового графа, рыцаря св. Ордена, присоединиться к нам, чтобы построить около Брода церковь и келью для священника, который мог бы охранять мост и молиться за упокоение душ усопших. Там мы схороним нашего возлюбленного Фриделя: пусть он будет первым хранителем мира; мы сами там же ляжем, когда настанет время. И да угаснет на всегда роковая вражда стольких поколений!
– В его крови! – вздохнул Эббо. – Ах, лучше б было в моей! Матушка, ты права. Место, на котором он пал, да будет свято! – там мы поставим дорогое его изображение, как охрану над Бродом.
Христина улыбнулась выражению удовольствия, хотя и грустного, озарившему черты Эббо Она села рядом с ним, и начала, от своего имени и имени сына, письмо к графу Шлангенвальду, предлагая ему, после взаимных обид, прекратить навсегда обоюдную вражду освящением земли, – предмета их долгих споров. Это было сухое и чопорное письмо, наполненное текстами, из Священного писания, бывшими тогда в употреблении; письмо это нисколько не выказывало глубокого сердечного чувства, но достигало своей цели. Эббо согласился подписать его, ровно и письмо, посылаемое с Морицем.
Мориц уехал, чтобы застать римского короля в Каринтии. Положительный ответ не мог быть получен до окончания войны; и все, что можно было узнать через вестника, посланного Морицем в Ульм, было известие, что Максимилиан обсудит вопрос по возвращении своем, и что граф Данкварт ответит на письмо барона и его матери, когда, по распущению войска, вернется отдать последний долг отцу своему. С тем же послом было получено письмо, выражавшее соболезнование и участие благородного Казимира Вильдшлосса по случаю смерти любезнейшего барона Фридмунда. Рыцарь снова уверял в своей преданности партии Адлерштейна, и предлагал свое покровительство, которым баронесса и сын ее теперь может быть воспользуется!
Христина не показала этого письма, зная, что оно только рассердит Эббо; впрочем, у нее ответ был готов. По правде говоря, в горе ее по смерти одного сына и беспокойства за другого, может быть именно письмо Казимира заставило ее понять весь смысл слов умиравшего Фриделя касательно отца его.
Покуда мать и сын оставались вдвоем, скорбя и страдая вместе, Христине казалось, что кротость Фриделя перешла к Эббо; и, несмотря на горе, траур и горькие сожаления, были минуты когда она боялась малейшей перемены и даже полного выздоровления Эббо; тогда она еще живее почувствовала бы потерю Фриделя, а Эббо пришлось бы отправиться на поиски за отцом, ибо с той минуты, как он понял, что ему возвратится жизнь, молодой барон твердо решился исполнить святой долг свой. Он глубоко каялся в своем равнодушии к этому обстоятельству. Он редко говорил о своем намерении, но мать все знала, и не иначе думала об Эббо, как с трепетом, отравляющим всякую надежду.
– Ты утомился, сын мой? – спросила раз Христина в то время, как он в октябрьский полдень сидел на кровати и грустно перелистывал великолепный фолиант «Легенды о святых», который ему прислал мейстер Годфрид для развлечения.
– Нет, матушка; но я думаю о счастье, которое бы испытал Фридель при чтении этой книги; тогда и я сам с удовольствием пробежал бы ее.
И он глубоко вздохнул.
– Дай мне эту книгу, дорогое дитя, – сказала Христина. – Ты уже довольно читал, и теперь темно. Так темно, что верно идет снег.
– Да; снег падает хлопьями и образует то, что Фридель называл зимними бабочками, – сказал Эббо. – Но увы! Когда они исчезнут, какой начнется шум! Советы в ратуше, призыв союза, споры с маркграфом, нескончаемые речи!..
– Тебе это будет казаться иначе, когда телесная и душенная сила одержит верх, мой Эббо.
– Нет; отныне жизнь моя ничто иное, как путь к нему!.. – сказал юный больной. – Но, увы! я так мало на него похож… я потеряю дорогу без Фриделя…
В то время, как он предавался горести, на лестнице послышались старческие шаги, и Гатто вошел.
– Милостивая госпожа, – сказал он, – заблудившийся в горах охотник просить у вас убежища от грозы.
– Позаботься, чтобы его хорошо угостили, Гатто, – сказала баронесса.
– Благородная госпожа моя, господин барон… – возразил Гатто, – этот гость не лесной скиталец. Волосы его надушены, белье голландского полотна; платье из самой тонкой буйволовой кожи; кушак его замыкается дорогой застежкой. А лук его! сердце моего молодого барона порадовалось бы при одном взгляде на тонкую работу этого лука! Кроме того, у него величественная осанка, и хотя он не спесив и с нами сейчас же разговорился, просушивая платье у огня, но спрашивал о нашем молодом господине, как о равном себе.
– О, матушка, неужели вам надо идти разыгрывать роль хозяйки? – спросил Эббо.
– Кто бы это мог быть? Отчего он не пришел тогда, когда его могли бы лучше принять? Но главный вопрос в том, чтобы принять его как можно лучше, – сказала Христина, вставая. – Твоя болезнь послужить мне предлогом не оставаться с ним долее, чем нужно.
Хотя робея при мысли о присутствии постороннего лица, Христина надеялась, что это событие развлечет Эббо.
Действительно, как только молодой барон остался вдвоем с Гатто, то начал подробно расспрашивать о наружности пришельца и нетерпеливо ждать возвращения матери.
– Мой Эббо, – сказала она, возвращаясь после долгого времени, – рыцарь желает видеть тебя после ужина или завтра утром.
– Так это рыцарь?
– Да, настоящий рыцарь, судя по его благородной и гордой осанке… он чрезвычайно любезен!
– Любезен! – повторил Эббо с неудовольствием.
– Ага, ревнивец! Ты этим оскорбляться не можешь; это всегдашнее обхождение свободного и благовоспитанного человека в отношении каждого; но, вместе с тем, в нем замечательное величие и благородство!
– Сказал ли он еще имя?
– Он назвал себя рыцарем Тейерданком, из свиты покойного императора; но, по-моему, он скорей рожден повелевать, нежели подчиняться.
– Тейерданк! – повторил Эббо. – Мне это имя неизвестно! Так ты, матушка, сойдешь к ужину? Я не усну, не повидав его.
– Послушай, сын мой, – и, наклонясь к Эббо, она тихо проговорила. – Тебе действительно надо повидать его; но прежде, дозволь мне поставить у лестницы Гейнца и Коппеля с секирами, чтобы придти к тебе на помощь, если будет нужно. Ты ведь совершенно не способен защищаться, – и Христина с удовольствием увидела улыбку Эббо.
– Менее, нежели в то время, – сказал он, – когда наш кузен Вильдшлосс посетил нас здесь. Я вижу, за кого ты принимаешь этого путешественника, но сомневаюсь, чтобы рыцарь священного ордена выполнил свое мщение над раненым и больным человеком. Я не хочу, чтобы его оскорбляли бесполезными предосторожностями. Если он добровольно отдался в наши руки, то и я охотно предамся ему. Я впрочем думал, что он совершенно покорил твое сердце.
– Скорее он внушил мне уважение своей важной осанкой, – сказала Христина – Я подозреваю, что он переодет, и не доверяю ему. Попроси меня не оставлять тебя наедине с ним, сын мой.
– Нет, милая матушка, – сказать Эббо. – Дела, о которых он со мной будет говорить, вероятно не дозволят присутствия третьего лица, не говоря уже о том, что оно и мне было бы тягостно. Приподними мои подушки, пожалуйста. Благодарю. Теперь пусть он выбирает, хочет ли иметь Эбергарда Адлерштейна другом или врагом?
Ужин приходил к концу. Единственный свет, озарявший высокие покои, происходил от пламени еловых полен, пылавших в печи и бросавших бледный отблеск на исхудалые черты юного больного. Выражение его лица было грустно, несмотря на быстрый и проницательный взгляд, который он кинул на человека, вошедшего в комнату и подошедшего к нему так поспешно, что мерцающий огонь позволил ему разглядеть только длинные, белокурые кудри, блеск пояса, украшенного каменьями и красивое очертание высокого мужчины.