Расколотое королевство (ЛП) - Эйтчесон Джеймс (читаем книги .TXT) 📗

— Повернись! — крикнул я, но было слишком поздно; один из людей Риваллона закончил то, что начал его король, вонзив острие копия сквозь кольчугу Ителя прямо ему в живот. Принц схватился за рану единственной оставшейся рукой, и когда его конь взвился на дыбы, он вылетел из седла. Его шея громко хрустнула, когда он ударился о землю.

— Итель! — в отчаянии закричал Маредит.

Он повернулся к Риваллону лицом, вонзил шпоры в бока коня и бросился вперед с теми, кто остался от его teulu и отряда копьеносцев, оставив позади меня с моими рыцарями. Столкнувшись с таким количество противников, на этот раз король Поуиса заколебался, всего лишь на мгновение, но в разгар сражения любое промедление может оказаться смертельно опасным. Не решаясь ни встретить наскок принца, ни отступить за спины своих пехотинцев, он остался на месте. В тот же миг Маредит уже был перед ним и вонзил свой меч в щит Риваллона с такой силой, что алые и желтые щепки брызнули по сторонам. Но все же король не отступил даже тогда, когда его вассалы с флангов были вырублены или сметены в стороны; и когда Маредит пропустил следующий удар и открылся, король воспользовался возможностью, вонзив клинок в незащищенное бедро принца.

Для Риваллона этот удар стал последним в его жизни. Взвыв от боли и ярости, Маредит прямо с седла бросился на своего врага, обхватил его поперек груди и потащил за собой на землю.

Я не имел возможности увидеть, что произошло дальше. Королевские телохранители снова рванулись вперед и знамя дома Кинвинов поднялось к небу опять, хоть и ненадолго.

— Львиное знамя, — закричал я. — Его вес в серебре тому, кто захватит его!

У меня не было в распоряжении такого богатства, но вряд это ли имело значение, чтобы поощрить мужество моих людей. Те, кто совсем недавно думал только о достойной гибели, вдруг узрели перед собой победу и славу. Воспрянув духом, они пришпорили лошадей и ворвались в ряды разбегающихся врагов. Может быть, не видя своего короля, валлийцы утратили боевой дух, но теперь мы косили их словно крестьянин спелую пшеницу. Подчинившись воле своих мечей, мои люди обрели новую силу. Казалось, безнадежная битва за стеной у мельницы случилась целую жизнь назад. Вдруг раздался ликующий клич, и я увидел, как один из наших рыцарей ударил мечом в горло юноши, несшего вражеское знамя.

— За Нормандию! — крикнул рыцарь, спрыгивая с седла.

Прежде чем снова поднять знамя вверх, он мечом вспорол брюхо алому льву, и теперь размахивал им перед всеми желающими увидеть позор Дома Кинвинов. Остатки вражеского войска бежали, и уже никто не желал оспаривать его добычу.

— За ФитцОсборна и короля Гийома!

Я не поверил глазам, когда разглядел щекастую рожу и объемистое брюхо. Беренгар, сукин сын. Для меня не должно было иметь значения, кто именно захватил знамя, но непостижимым образом это ухитрился сделать именно он. Мне оставалось только надеяться, что он не напомнит мне о моем обещании.

Увидев свое знамя и короля поверженными, люди Риваллона обратились в бегство, но они были не единственными. Бледдин и его вассалы глубоко вгрызались в ряды графа Гуго и истребляли норманнов десятками. Кровь лилась на кольчуги рыцарей, бойцы падали под копыта лошадей, и вдруг их ряды дрогнули. Взревел рог: один длинный стон давал сигнал к отступлению. Белый волк и черно-золотое знамя развернулись, и внезапно вся боевая линия рыцарей отступила и бросилась бежать. Это не было притворным отступлением, которое мы практиковали довольно часто и которое так хорошо сработало при Гастингсе, когда нам удалось выманить врага с позиций и разделить его силы. Я сражался достаточно долго и умел отличить панику от военной хитрости.

Валлийцы во главе с Бледдином и его телохранителями преследовали их дикой ордой, добивая тех, кто был ранен или слишком устал, вырезая всех без разбора.

Сражение было проиграно. После всех наших жертв нам не удалось победить, и теперь поле боя принадлежало врагу. Гнев вскипел в моих жилах.

Пока я сидел там, окаменев в седле, краснолицый Уэйс кричал не только своим людям, но и всем вокруг:

— Отступаем! Идем на север по реке!

Остальные бароны кричали то же самое, терзая шпорами бока утомленных лошадей, и мне не оставалось ничего другого, как следовать за ними. Вокруг меня бежали объятые страхом люди, отказавшись от борьбы и преследования противника.

Люди Маредита помогли ему встать на ноги и подняться в седло. Его глаза были плотно зажмурены, лицо искажено болью, клетчатые штаны потемнели от крови. Его люди собирались вокруг него по одному, останавливая лошадей, не обращая внимания на все происходящее вокруг — ни на звук рога, ни на бегущих мужчин. Я видел, как выживали люди и с худшими ранами, правда, не часто. И еще одно я знал наверняка: он обязательно умрет, если мы не заберем его отсюда.

В десяти шагах лежало тело Риваллона с широко распахнутыми глазами и разинутым ртом, словно он умер от удушья. Черный хохлатый шлем все еще красовался у него на голове, но даже без него я узнал бы короля по огненно-рыжим усам. Его горло было перерезано, а золоченая рукоять кинжала Маредита торчала в животе, как прощальный подарок смертельного врага.

— Он заплатил, — сказал Маредит, когда я подъехал к нему, — за жизнь моего брата.

Он задыхался, и я видел, как трудно ему вспоминать французские слова.

— Едем, — попросил я. — Надо убираться отсюда, пока можем.

Только сейчас я осознал, насколько глубоко разделяю его горе. При всей его самонадеянности, я слишком любил Ителя. Но горевать о нем мы будем позже. Сейчас Серло кричал мне, уговаривая оставить валлийских сукиных сынов, если они хотят, чтобы их передавили здесь, как цыплят; это их выбор, а не мой.

Боевой клич валлийцев раздавался все ближе и ближе. Я перевел взгляд от лежащих под ногами тел к линии ярко раскрашенных щитов со сверкающими шишками, затем повернул моего Найтфекса и послал его галопом вдогонку моему отряду, не думая больше ни о чем, кроме быстрой езды. Копыта месили то, что осталось от дерна, крики противника поднимались к каменно-серым небесам, мы мчались сквозь туман и моросящий дождь прочь от этого места.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Противник не преследовал нас. Не было сомнений в том, что смерть Риваллона потрясла их и лишила воли для долгой погони. В этом было небольшое преимущество победы нашего отряда. В остальном результат был плачевный: наша диверсионная армия, которая чуть больше недели назад выступила на войну с мечтами о подвигах и славе, была разбита. Из пятисот человек мы могли бы насчитать сейчас едва ли половину. Когда мы нагнали графа Гуго, я заметил, что его армии повезло чуть больше. Он покинул Шрусбери во главе полутора тысяч бойцов, его пехота оставалась по большей части свежей и боеспособной, но половина рыцарей — его лучшие бойцы — теперь была мертва.

Оставшиеся в живых представляли собой печальное зрелище: все в синяках и кровоподтеках, они пали не телом, но духом; люди шли, прихрамывая, опираясь на древки копий и плечи друзей; их лица были забрызганы грязью, туники замараны блевотой, клетчатые штаны зловонны от мочи и дерьма. Многие из них были тяжело ранены и должны были вскоре покинуть этот мир, не успев получить никакого утешения, кроме сожаления товарищей.

Среди тех, кто покинул нас был Турольд. Мне сказали, что он долго цеплялся за жизнь, но копье слишком глубоко вонзилось под ребра, и рана оказалась смертельной. Его последний вздох сорвался с губ в тот самый миг, когда его вынесли из боя.

— Он был хорошим бойцом, — сказал Серло, когда священник покинул нас.

Этот здоровяк редко выказывал свои чувства, но я заметил, как он сглотнул комок в горле. Понс низко склонил голову к земле.

— Хорошим бойцом, — произнес он непривычно торжественным тоном, — и хорошим другом.

Я молча кивнул; мне больше нечего было добавить. Турольд первым из рыцарей поступил ко мне на службу, буквально через несколько дней после того, как лорд Роберт передал мне Эрнфорд. Когда я встретил его, он, единственный сын виноторговца из Рудума, изгнанный из дома отцом-пьяницей, попрошайничал у дверей лондонских пивных. По какой-то причине три парня, его ровесника, невзлюбили его: может быть, он чем-то оскорбил их, а может, они просто искали возможности подраться. Какое-то время он справлялся с ними, ударив одного коленом в пах и бросив его на землю; укусив за руку второго и расквасив нос третьему. Однако в конце концов, они набросились на него все вместе и прижали к стене. Если бы я тогда не разогнал их, драка могла закончиться переломами или чем похуже. Тем не менее, не имея никакой подготовки, он показал себя свирепым бойцом, и я понял, что под его юной внешностью скрывается гордая вспыльчивость и верное сердце.