Наследник императора - Старшинов Александр (книги бесплатно .txt) 📗

Но это не могло остановить центуриона.

Глава II

Старые друзья

Сентябрь 857 года от основания Рима

Дробета

К Дробете Приск подъехал уже далеко за полдень, хотя и спешил.

Город под боком крепости разрастался быстро. В первую кампанию войны с Децебалом Траян поставил на берегу Данубия, кроме крепости, еще и временный лагерь легиона, и теперь главные улицы лагеря послужили основой кардо и декумано будущего города, а земляные валы и частоколы охраняли жителей от варварских набегов. Однако, как ни велик был лагерь целого легиона, поселок в эти стены вместиться никак не мог. Поэтому одну из стен снесли, освобождая растущий организм от неудобных и бесполезных свивальных пелен. Мастерские, жилые дома, бани поднялись за пару лет, а теперь строился амфитеатр. Правда, возводили арену в основном легионеры, сейчас они мешали раствор в сооруженных из досок корытцах, подвозили щебень, таскали кирпичи.

Въехав в крепость, Приск первым делом решил зайти к себе, а потом уже обрадовать командира сообщением, что на завтра ему выпала честь принимать легата Лонгина с инспекцией. Поставив жеребца в конюшню и препоручив Резвого старшему конюху (серебряный денарий в задаток за хорошую службу), центурион двинулся к своему домику. Дробета была небольшой каменной крепостью с пятью сотнями гарнизона, и распоряжался здесь военный трибун Требоний. Проживал командир в претории, а центурионы расположились в офицерских домах. В отличие от классического римского лагеря здесь имелось всего два офицерских дома – в каждом общий двор, куда выходили двери отдельных комнат. Приску в одном из домов досталась комната с кладовой. Пройдя к себе, центурион повесил мешок с привезенными вещами на гвоздь в кладовке и отворил дверь в комнату.

Он почти не удивился, когда увидел, что на его кровати спит какой-то варвар, внаглую укрывшись одеялом центуриона. А на полке над кроватью – вещи этого варвара – свернутое походное одеяло да легионерский шлем, начищенный до блеска.

– Оклаций сейчас принесет жареной оленинки. Жирная оленинка, с хрустящей корочкой, вчера только по лесу бегала, – сказал наглец, потом перевернулся на другой бок и сладко потянулся.

– Тиресий, мерзавец, что ж ты с охоты да на постель!.. – возмутился Приск.

– Не волнуйся, я грязи тебе не натащил, или ты не видишь – я только из бани. После охоты – баня – первое дело!

– У тебя что, своей постели нет?

– Извини, друг, но легионерские казармы здесь дерьмо, маленькие мышиные норы, с твоими покоями не сравнить.

– Казармы как казармы. К тому же есть отдельная для бенефициариев [21].

– У тебя все равно лучше.

– Ты хотя бы велел себя побрить.

– А если снова на дакийский берег идти? Бороду, сам знаешь, за день не вырастишь.

Тиресий сбросил одеяло и сел. Судя по тому, что его патлы и борода торчали во все стороны, он в самом деле был только-только из бани. Нестриженый и небритый, Тиресий вполне мог сойти за простолюдина-дака, которых римляне называли коматами, то есть волосатиками. Разве что слишком темен волосом – даки в основном светловолосые да голубоглазые, хотя, с другой стороны – и темноволосых среди варваров на той стороне реки полно – в жилах многих течет кровь полонянок, увезенных даками из приморских колоний.

– Слыхал от Оклация: ты ездил в Берзобис по личному делу. – Тиресий вновь потянулся.

– Да, искал бедняжку Флорис.

– Но не нашел…

– Не нашел. – Приск уселся на соседнюю кровать, где обычно спал Оклаций, шустрый мальчишка из Эска, после войны оставшийся при молодом центурионе в качестве порученца-бенефициария. – Ты недавно с той стороны, все лето на северном берегу пробыл. Что там?

– Так я тебе и сказал! Мои сведения для ушей легата Лонгина.

– Я ехал в Дробету вместе с Лонгином, нас чуть не захватили даки, – бросил Приск небрежно.

– Все равно ты – не он. Меня на такую наживку не возьмешь, – отозвался Тиресий. – Захочет Лонгин, чтобы я тебе рассказал, что знаю, – расскажу. Нет – не тебе, значит, выпало очко Венеры [22].

– Ага! Старой дружбе конец?

– Ну зачем же так сразу – и в мечи? У тебя отличная комната, как я могу с тобой не дружить? – хитро прищурился Тиресий. – Но у меня приказ: сведения лично передать Лонгину. Только ему. Да ты не печалься: у нас на обед шикарная оленина, пока с докладом ходишь к Требонию, как раз прожарится. Так что поторопись.

– Тогда другое скажи: Скирона на той стороне не нашел?

Тиресий отрицательно покачал головой.

Скирон, засланный еще до начала первой кампании на дакийскую сторону изображать римского дезертира, поначалу доставлял важные сведения и даже однажды повстречался прежним соратникам, помог Малышу спастись, а Валенсу передал сообщение о численности дакийской армии. Но потом Скирон исчез, будто в Лету канул. Центурион Валенс, правда, утверждал, что Скирон должен находиться в Пятре Рошие. Да только в этой крепости никого, кроме самого командира да парочки старых коматов, Приск не видел, когда вместе с Адрианом поднялся на Красную скалу. Погиб Скирон? Или ушел на север вместе с другими римскими дезертирами? Или позабыл, зачем его на ту сторону посылали? Ответа не было. Кажется, только старые друзья, особенно Малыш, который Скирону был обязан жизнью, и помнили о нем, пытались найти.

– А где Оклаций?

– Я же сказал: оленину жарит. Ковырялку дать? – Тиресий вытащил из кожаной сумки серебряную зубочистку, закругленную ручку которой использовали для чистки ушей. – Не хочешь? Как знаешь… – И Тиресий принялся ковырять в ухе.

Приск покачал головой: надо же, как тишина на лимесе расхолаживает ребят, вмиг забывают о божественной Дисциплине. Центурион вздохнул еще раз, тяжелее прежнего, и направился к военному трибуну Требонию с докладом.

– Что?! Лонгин приезжает? С инспекцией! Завтра?! – заорал Требоний, едва услышал новость.

– Завтра утром. Легат собирался выехать с почтовой станции вечером, чтобы внезапно нагрянуть в крепость утром, – выдал центурион заранее приготовленную басню.

– Почему… Почему я узнаю об этом так поздно?! Почему?! – Требоний голосил так, будто ему ткнули раскаленным прутом в мягкое место.

Приск на миг даже растерялся – прежде он никогда не видел военного трибуна в столь расстроенных чувствах: точно девица, у которой соперница увела выгодного жениха.

– Раньше никак не мог – я и так выехал со станции до света, чтобы поскорее сообщить тебе новость!

– Быстрее надо было скакать, быстрее!

Легат уверял, что центуриона ждет благодарность трибуна за предупреждение в виде кошелька, полного монет. Но пока было не похоже, что Требоний подарит Приску даже медный асс.

Военный трибун, начинающий заметно полнеть брюнет лет тридцати, метался по своему таблинию [23], как будто собирался немедленно мчаться верхом куда-то и не находил седла.

Тут дверь отворилась, и в таблиний просочился Фламма. Три года службы не смогли стереть с этого парня налет гражданской расхлябанности. Что и неудивительно: после окончания кампании Фламма быстренько перевелся в писцы.

Бенефициарий положил на стол перед трибуном солидный свиток. Приск с удивлением уставился на старого товарища: обе щеки его были расцарапаны так, будто некая когтистая тварь всадила ему в лицо как минимум десяток когтей и саданула ими сверху вниз. Ранки уже стали подживать, кое-где струпья отвалились, так что вид у бенефициария был еще тот.

– Отчет о поставках зерна, трибун! – доложил Фламма, ныне числившийся при канцелярии.

– К воронам твой отчет! Забирай его и тащи назад! Вели писцам навести порядок в вашем хлеву – чтобы всякий хлам на столах не валялся, документы были сложены в футляры да заперты в хранилищах под замок. Да пусть в святилище приберут, да еще…