Листы каменной книги - Линевский Александр Михайлович (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
У Лисьей Лапы в руках задрожали рябиновые прутья, которые она собиралась бросить в очаг, чтобы разжечь священный огонь. Вещей звали предшественницу Главной колдуньи. Перед смертью она предсказала, что Лисью Лапу заменит женщина, носящая имя птицы. Но Лисья Лапа была не из тех, кто легко уступает другому дорогу.
— Не скоро, не скоро это будет! — крикнула она матери Льока. — Не дождаться тебе моей смерти.
Костер разгорался. Обе женщины присели на корточки. От огня было горячо, а по ногам тянуло морозным воздухом от неприкрытого входа. Пока полыхало пламя, Белая Куропатка и Лисья Лапа молчали. Медленно тянулось время. Наконец хворост вспыхнул в последний раз и рассыпался оранжевыми углями.
Тогда по знаку хозяйки гостья опустила меховую полость. В землянке наступил красноватый полумрак.
Белая Куропатка сняла малицу и взглянула на старуху. Во время обряда переодевания главная колдунья должна заклинаниями призывать духов к той, что надевает одежду мудрых. Но Лисья Лапа молчала. Быть может, она надеялась, что Белая Куропатка не посмеет прикоснуться к священной одежде без ее заклинания. Но старуха просчиталась — женщина знала священные заклятья!
Громко выговаривая одно слово за другим, белая Куропатка сняла старую одежду. Не дождавшись приказания Лисьей Лапы, она упала на вытянутые руки и изогнулась дугой над еле тлеющим очагом.
Новая колдунья заклинала огонь, чтобы он очистил ее тело от всех болезней, уберег от злых наговоров и недобрых духов чужих стойбищ и сделал непобедимой, как сам огонь, от силы которого трескаются даже камни.
Со страхом и ненавистью смотрела старуха на мать колдуна. Власть Главной колдуньи велика. Ни одна из женщин стойбища не смела ее ослушаться. Даже охотники побаивались Лисьей Лапы, и сам Кремень старался ей не перечить. Злобно щурилась старуха, глядя на Белую Куропатку. Ей, матери нового колдуна, ведомы древние заклинания, она еще не стара, а Лисья Лапа дряхлеет с каждой весной. Когда ее слабеющие руки уже не в силах будут поднять тяжелый посох, мать нового колдуна станет на ее место во время священных колдований.
«Горе мне, горе! — думала Лисья Лапа, прислушиваясь к словам, четко раздававшимся в землянке. — горе мне!»
Кончив заклинания, белая Куропатка оттолкнулась руками от земли и выпрямилась.
— Говори! — строго приказала она старухе. — Я и эти слова знаю!
И Лисьей Лапе пришлось требовать от духов, чтобы они наделили могуществом ее соперницу, пока та не торопясь надевала новую, священную одежду. Едва старуха умолкала или пыталась пропустить нужное слово, Белая Куропатка тотчас договаривала заклинания.
Когда женщина облачилась в одежды «мудрой», Лисья Лапа сказала со злостью:
— Как смела Вещая научить тебя словам мудрых? Ты же была тогда еще девчонкой!
— Так велели ей духи! Они сказали ей, что я буду великой колдуньей, ответила Белая Куропатка. — Дай углей!
— Готовишься, готовишься, прошептала старуха и с такой ненавистью взглянула на соперницу, что той стало страшно. — Только запомни, никогда не заплести тебе девять кос! Никогда не видеть тебе моей могилы, а я еще посмеюсь на твоей!
Горячий уголь надо было нести в ладонях. Это было одно из испытаний, которое приходилось выдержать женщине, решившейся развести огонь в землянке колдуний. Старуха нарочно выбрала уголь, еще полыхавший синеватым огоньком.
Подбрасывая в воздух и перекидывая его с руки на руку. Белая Куропатка почти бегом добрались до землянки на краю стойбища. Она бросила уголь в очаг, обложила его сухой травой и вздула огонь. Морщась от боли в обожженных ладонях, мать Льока понемногу подкладывала в очаг хворост, следя, чтобы все время горела хоть одна ветка рябины. Тревожные думы одолевали ее. Белая Куропатка, как и все женщины стойбища, верила, что Главной колдунье ведомо будущее каждой из них. Лисья Лапа сказала: «Не дождаться тебе моей смерти», — значит, она умрет раньше, чем эта уже совсем дряхлая старуха. А если смерть сама не придет к ней, Главная колдунья постарается наслать на нее беду. Надо остерегаться каждого ее взгляда, каждого слова, надо хорошенько подумать, что может сделать ей старуха.
По обычаю, женщине, посвящаемой в колдуньи, полагалось не спать трое суток. Чем дольше она не поддастся сну, тем большей силой будет обладать ее колдовство. Тетка Белой Куропатки провела без сна пять суток, и столько же не спала Лисья Лапа. Преодолевая сон, будущая колдунья облегчала свое приобщение к таинственному миру духов, которые должны были наделить ее волшебной силой и мудростью, недоступными для непосвященных. В конце концов сон сваливал измученную женщину, она засыпала так крепко, что не почувствовала бы, даже если бы к ней приложили раскаленный уголь. А люди стойбища говорили: «Душа ее ушла далеко-далеко от тела». Некоторые женщины после долгой бессонницы приходили в исступление — метались, кричали, бредили. Тогда сородичи шептались между собой: «Духи сами пришли к ней». Такая колдунья считалась сильнее той, которая впадала в мертвый сон на многие часы.
«Главная колдунья очень хитра, — озабоченно думала Белая Куропатка, следя, чтобы не затухал огонь. — Не причинит ли она мне какой-нибудь беды, когда моя душа уйдет беседовать с духами?..»
Невесело было в это время и Льоку. Ему было тепло, он был сыт. Но страх перед новой, неведомой жизнью не оставлял юношу. Впервые он сидел у очага без матери.
«Что-то она сейчас делает? — тоскливо думал он. — Хорошо бы ей отнести немного еды».
Наложив полный горшок мяса и луковиц, Льок вышел из землянки. Чтобы сохранить в жилье тепло, он старательно притоптал в снег нижний край толстого полога.
Солнце только начало склоняться к лесу, но в стойбище было тихо. Доверху занесенные зимними метелями землянки казались снежными буграми. Если б снег вокруг них не был так истоптан и завален всякими отбросами, никто бы не догадался, что здесь живут люди. Стойбище, летом такое оживленное и многоголосое, сейчас словно вымерло. Только из одной землянки несся надрывный плач ребенка. Верно, мать забылась в тяжелой дремоте. Никого не тревожил его крик, такой жалобный и слабый, что Льок подумал: «Должно быть, сегодня умрет».
Никем не замеченный, Льок прокрался к родной землянке, приподнял полог и остановился — в землянке никого не было, слой остывшего пепла лежал между камнями очага. Только теперь он понял что ведь и в жизни матери тоже наступили перемены. Теперь она мать колдуна — значит, и сама колдунья. Не здесь ее нужно искать, а в землянке Мудрых, на краю стойбища.
Белая Куропатка перебирала в памяти заклинания, оберегающие от порчи, которым ее в давние дни научила тетка, когда полог у входа зашевелился.
Женщина в страхе вскочила — не духи ли старой колдуньи, Лисьей Лапы, явились погубить ее? Но на пороге стоял Льок.
— Не входи! Не входи! — с таким ужасом закричала Белая Куропатка, что Льок испуганно попятился.
Она выбежала из землянки и, плотно задернув за собой меховую шкуру, сказала:
— Ни один мужчина не смеет перешагнуть за полог этого жилища. А колдун не должен даже близко подходить к нему.
— Я принес тебе такой вкусной еды, а ты гонишь меня, — жалобно проговорил Льок.
— Теперь ты сам колдун и тебе нельзя приходить ко мне. Разве ты не знаешь, что твои духи враждебны нам, колдуньям?
На лице Льока было столько грусти, что материнская любовь пересилила с детства внушенный страх перед запретом.
— Духи послали лебедя, чтобы доказать, что ты настоящий колдун. Ты мой седьмой сын, а дочерей у меня никогда не было, — с гордостью сказала Белая Куропатка. — С того лета, когда ты родился, ни одному охотнику я не давала места у своего очага. Я верила, что мой Льок будет великим колдуном.
У Льока все ниже и ниже клонилась голова, и он казался таким беспомощным и до слез разобиженным мальчиком, что женщина не смогла побороть в себе жалости к младшему сыну.
— Пойдем на Священную скалу, — с тревогой поглядывая на снежные бугры землянок, нерешительно сказала она. — Там хоть люди не увидят нас.