Покорители студеных морей (с иллюстрациями) - Бадигин Константин Сергеевич (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗
– Долой посадника, он продался Ганзе! – взревел вдруг детина с короткой шеей.
– Долой! Долой!.. – завопили в толпе.
– Наши купцы русского хлеба привезут!..
– Амосов старший хлебом посулился!..
– Почто от народа скрываетесь, тайно дела решаете?..
Голоса становились все настойчивее и громче. Толпа угрожающе напирала на вечевую башню, подбираясь к ступеням.
Улучив удобный момент, парень с короткой шеей прыгнул к помосту вечевой башни и схватил за одежду растерявшегося посадника. Несколько человек бросились его защищать; другие с криком поспешили на помощь парню, и началась свалка.
На помост взбирается мореход Труфан Амосов. Толпа понемногу успокаивается.
– Слушайте люди новгородские! – раздается спокойный голос морехода. Он кланяется на все стороны.
– Пусть говорит, слушаем!
– Слушаем!
– Говори, Амосов!
– Задумал я на своих кораблях хлеб привезти, а с ганзейцами ряды не чинить. Купцы югорские, иванские в согласии… Прошу слова новгородского. Как скажете, братья?
– Не чинить ряды с Ганзою!
– Сидели голодом, потерпим еще!
– Согласны с Амосовым!
– Согласны, согласны!.. – завопила в один голос толпа. Амосов поднял руку – опять стало тихо.
– Дружина нужна из людей лучших, непугливых. Тяжел и опасен будет наш путь.
– Кого хочешь бери!
– Все согласны!
– За Новгород Великий и головы сложим!
– Эй, мореходы, выходи к Амосову!..
Вече закончилось временной победой купечества: простой народ поддержал его. Посадник был выбран новый, а о договоре с Ганзой господе сейчас нельзя было и думать.
Глава III. ДВОР СВЯТОГО ПЕТРА
Прозвучал удар в било, что означало конец торговли. Купцы-ганзейцы заторопились, выпроваживая задержавшихся новгородцев. Слуги уносили многочисленные образцы товаров, выставленные на день в лавках и амбарах.
Появилась ночная стража из купеческих слуг и учеников, вооруженная мечами и копьями. Загремели засовы на дубовых воротах, окованных толстым полосовым железом.
Как всегда, ровно в шесть часов вечера старшина двора, ольдерман Юлиус Мец, появился в дверях своего дома.
– Какие будут приказания, господин старшина? – обратился к нему один из стражников.
– Охраняйте как можно лучше двор. В городе неспокойно. Вчера на вече сменилось правительство, много кричали против нас, ганзейских купцов. Бог знает, что еще могут придумать эти новгородцы… – Ольдерман Юлиус Мец махнул рукой.
Ожидавший его знака слуга спустил с цепей десяток больших свирепых псов, наводящих страх на мальчишек Славенского конца.
Огороженный дощатым забором от русского населения, немецкий двор состоял из нескольких двухэтажных строений, в которых удобно располагались приезжавшие купцы. В этих же помещениях находились лавки и склады. Другие дома были заняты больницей, баней и пивоварней.
В центре двора помещалась католическая каменная церковь Святого Петра с глубокими погребами и пристройками для хранения товаров.
Двор был расположен в центре Великого Новгорода. С одной стороны, на Ярославовом дворище, рядом с которым жили немцы, новгородцы собирались на вече для решения своих внешних и внутренних дел; с другой – сосредоточивалась вся обширная новгородская торговля.
Близость церкви Ивана Предтечи облегчала общение ганзейцев с именитым новгородским купечеством. И в той же церкви тысяцкий разбирал тяжбы русских и немецких купцов.
Напротив немецкого двора находилась церковь Святой пятницы, покровительницы заморского купечества Новгорода, а по обе стороны от нее, ближе к реке Волхову, – Готский и Псковский гостиные дворы. Тут же, на берегу Волхова, протянулись главные корабельные пристани: Княжья, Псковская, Иванская, Ильинская, и начинался Великий мост, переброшенный через реку на Софийскую сторону, прямо к Богородицким воротам Детинца.
Свободно изучая и наблюдая жизнь новгородцев, немецкие купцы ревниво оберегали от русского глаза все свои дела. Древние правила Ганзейского союза затрудняли непосредственное общение купечества с новгородскими жителями и ограничивали доступ в гостиные дворы новгородским купцам.
Итак, двор быстро опустел. Только у дверей церкви Святого Петра несколько купцов и слуг провожали на ночное дежурство молодого немца-купца из Любека, Иоганна Фусса, и слугу одного из бременских купцов – горбуна Пруца.
Войдя в церковь и заперев изнутри дверь на тяжелые крючья, сторожа прислушались. Трижды со стоном в замке повернулся ключ. Шаги стали удаляться – провожавшие торопились передать ключ ольдерману.
Поставив подсвечник на выступ стены, обильно закапанный воском, Иоганн Фусс с интересом осмотрелся: охранять церковь, да еще ночью, ему приходилось впервые. Церковь Святого Петра оказалась надежным и обширным складом для товаров ганзейских купцов: тут было использовано каждое свободное местечко.
На веревках, протянутых рядами вдоль стен, до самых сводов висели тюки с мягким товаром. Иоганн, глядя на упаковку, стал от нечего делать угадывать, что за товар в тюках.
«Тут фламандские сукна, – думал он, – самые лучшие в мире: ипрские, диксмюйденские и лангемарские. А это английские – безукоризненная выделка, не хуже фламандской».
Взглянув на большие черные тюки, Иоганн усмехнулся:
«Наше, немецкое сукно – толстое, грубое. Наверно, из Кельна или Ахена». Купец взял в руки свечу, нагнулся и стал рассматривать фирменные знаки.
Подойдя к мехам, он с удовольствием провел ладонью по драгоценным собольим шкуркам, приладил на себя дорогую соболью шубу и бобровую шапку, сшитые новгородскими ремесленниками. Вспомнив, что в алтаре хранится скра – правила для немецких купцов, проживающих в новгородском дворе, Иоганн Фусс решил взглянуть на древний документ. Лавируя между кругами воска, разложенными на каменном полу, кипами с тонким бременским полотном и фряжскими кружевами, слитками меди, олова, бочками с серой, купец пробирался к алтарю. Он с завистью смотрел на тяжелые дубовые бочки с романеей и мальвазией, с яблоками, на ящики со сластями, окружавшие со всех сторон алтарь.
Тут же у алтаря небольшими кучками лежали драгоценные моржовые клыки; на их желтоватой кости издалека были видны хозяйские клейма. Отодвинув в сторону весы с медными чашками, он вошел в алтарь. Большая толстая книга сразу бросилась в глаза – это была скра.
Положив ее поудобнее и поставив свечу, Фусс стал читать.
«За убийство старшина двора присуждает к смертной казни; за нанесение раны – к отсечению руки. Всякий вор как за большое, так и за малое воровство осуждается к позорной казни – виселице…» Фусс перевернул несколько листов.
«Штраф десять марок серебром, – писалось в другом месте, – платит сторож, допустивший русского только .на первую ступеньку церкви… Запрещается торговать с русскими в кредит. Запрещается вступать с ними в компанию… Запрещается выносить со двора ключ от церкви… Штраф десять марок, если русский даже во дворе заметит церковный ключ…»
Купец опять перевернул страницу.
«…Одному запрещается выходить со двора, нужно по крайней мере вдвоем, но не с родным братом, или с компаньоном, или с собственным слугой…»
Запрещается… запрещается… штраф…
Иоганн Фусс отер потный лоб.
«О-о… – подумал он. – В этом Новгороде очень легко разбогатеть, но совсем не трудно за пустяк потерять голову!»
Позади звякнуло железо – купец обернулся. Слуга продолжал закрывать ставни. Его тень с горбом металась по кипам товара, по сводчатому потолку церкви, по алтарю.
Иоганну Фуссу показалось, что он слышит чьи-то шаги. Кто-то неторопливо поднимался из подвала по каменной лестнице; вход в подвал находился сразу за алтарем.
– Кто это? – испуганно спросил Иоганн у слуги, продолжая всматриваться в темный угол. – Ночью запрещается кому-либо находиться в церкви.
Горбун, будто не слыша, продолжал возиться у последней ставни, бормоча что-то себе под нос.
Из темноты возникла фигура человека в капюшоне и черной длинной одежде.
