Евгения, или Тайны французского двора. Том 1 - Борн Георг Фюльборн (книги хорошего качества .txt) 📗
Императрица Евгения, блещущее солнце Тюильри, около которой все сосредоточивалось, мало-помалу захватывала в свои руки бразды правления. С некоторого времени, когда болезненные припадки императора усилились, могла считаться настоящей правительницей, потому что ее тонкое влияние на Наполеона и хитро сплетенные интриги имели все больше и больше веса. Императрица теперь явилась в небесно-голубом бархатном платье, затканном колосьями, так похожими на натуральные, что, казалось, они были рассыпаны по нему. С плеч высокой прекрасной женщины ниспадала на тяжелый бархат роскошными складками прозрачная накидка. В волосах ее блистала бриллиантовая диадема, шею, сохранившую еще мраморную белизну, осенял крест, прикрепленный к великолепному ожерелью, каменья которого распространяли волшебное сияние.
В прекрасных чертах императрицы светилась та тонкая благосклонная улыбка, которая делала ее столь очаровательной; в то время как Наполеон с принцем обращались к министрам, она раскланивалась с дамами, которые окружили ее. Кто видел ее улыбку в эту минуту, тот не поверил бы, что эта женщина с прекрасными, почти кроткими чертами может когда-нибудь хмурить свой лоб, что эти голубые, глубоко оттененные глаза сверкают неудовольствием и гневом, что эти благородно очерченные тонкие пурпуровые губы способны промолвить слова, которые поколеблют мир на земле и напоят ее кровью. Во всяком положении, в каждом движении видна была императрица, и немудрено было объяснить себе, за что Наполеон на свой престол возвел Евгению Монтихо!
С возвышения раздались зачаровывающие звуки музыки, наполнявшие обширные, роскошные освещенные пространства, в которых теперь двигались нарядные гости. В галерее Дианы были расположены несколько буфетов, где предлагалось шампанское, мороженое и фрукты.
Наполеон, после того как с простодушной миной поклонился прусскому и баварскому посланникам и поболтал с князем Меттернихом и доном Олоцаго, обратил взор на присутствующих и подошел к министру Оливье. В это время Евгения говорила с папским нунцием, который по причине болезненности хотел рано оставить зал.
Луи Наполеон, казалось, вел с Оливье очень важный и интимный разговор. Как бы желая, чтобы его никто не слышал, он ходил с Оливье по тронному залу. Этот министр, который никогда не преследовал никаких других целей, кроме удовлетворения своего честолюбия и своих интересов, этот Оливье, некогда ожесточенный враг Наполеона и теперешний раб его, этот товарищ Грамона в деле раздувания воинственного огня, был очень похож на Луи Филиппа (его можно было также сравнить с грушей), только господин Оливье для дальнозоркости носил очки. Он обратил свою проницательность, казалось, только на то, чтобы в качестве министра приобрести за счет народа богатство и заслужить проклятие человечества!
— Получены ли ответы из Мадрида? — спросил император тихим голосом, после того как они переговорили уже о неблагоприятных результатах народного голосования, которое было явным указанием на то, что необходимо предпринять меры для удовлетворения нужд народа и войска,
— Известия от барона Мерсье получены, ваше величество, час тому назад пришли депеши.
— Что же в них сказано? — торопливо спросил Наполеон.
— Маршал Прим намеревается предложить кандидатом на испанский престол принца Гогенцолернского. Это самое чувствительное оскорбление для французской нации.
— Значит, он это предпринимает, ну, тогда, господин министр, не будем медлить после объявления этого известия, а воспользуемся настроением минуты! Ведь подобного случая никогда больше не повторится!
— Я намерен в эту же ночь переслать инструкции для господина Бенедетти в Берлин, ваше величество.
— Повремените с этим. Будет гораздо лучше, если наше посольство в Берлине воспользуется этими обстоятельствами, когда они уже будут обнародованы. Граф Бисмарк не должен быть слишком поражен, получив от нас это известие. И вы думаете, как мы, что общественное мнение усердно нападет на это известие.
— Преданные нам журналы будут в этом случае очень полезны, и я имею основание надеяться, что все другие органы печати единогласно провозгласят: «Да здравствует война!»
— Ну хорошо, господин министр, тут много работы не будет, прежде всего мы должны стараться, чтобы южные государства по крайней мере остались нейтральными.
— Нет причин в этом сомневаться, ваше величество, — с задумчивой улыбкой сказал Оливье.
Наполеон заметил:
— Не будьте слишком уверены, мой любезный, мы должны постараться это устроить. Приходите в мой кабинет с депешами, — прошептал император, когда принц Рейс и Мак-Магон, разговаривая, приблизились к ним. Затем он обратился с несколькими менее секретными распоряжениями к генерал-адъютанту Рейлю. На его лице было заметно выражение затаенной насмешки, когда он увидел прусского посланника возле Мак-Магона, герцога Манжентского; но этот легкий оттенок иронии в следующее же мгновение исчез с его желтоватого лица, на котором теперь еще резче обозначились морщины, между тем как глаза его постоянно с неприятным блеском скользили по присутствующим.
Между тем императрица, заметившая отсутствие Олоцаго и Олимпио Агуадо, приказала начать в маршальском зале полонез и кадриль, удовлетворяя тихо выраженное желание всегда склонной к приятным развлечениям княгини Меттерних. Евгения не имела привычки отказывать в исполнении желаний прекрасной супруге австрийского посланника, с которой она имела близкие сношения, тем более, что озабоченная княгиня выразила в своей просьбе такое любезное намерение рассеять тучи, видневшиеся в глазах императрицы в виде легкой и скрытой меланхолии.
Евгения благосклонно улыбнулась княгине при этих словах, но это был только луч солнца, только улыбка, которая вдруг разверзает грозовые тучи, чтобы сейчас же следом исчезнуть в мрачных покровах. Евгения знала положение трона и средства, которые нужно было употребить, чтобы побороть опасности. Она осчастливила в этот вечер двоюродного брата своего супруга, принца Наполеона, удостоив его приглашением на танец, который казался скорее блестящей прогулкой по залам. Она делала это против убеждения, из политических соображений. Ей было важно склонить принца, который был женат на итальянской принцессе, на свою сторону и через кажущееся веселое участие в полонезе доказать, что положение трона совершенно прочно.
Императрица даже шутила со своим ненавистным кузеном, и улыбка, которая играла на ее губах, казалась неким обещанием для внимательных взоров придворных. Она носилась, сопровождаемая танцующими парами, через залы, танцевала при упоительных звуках бальной музыки, и украшенные бриллиантами гости следовали за ней в ослеплении.
Лакеи подавали пенящееся шампанское. Княгиня Меттерних мило смеялась, а герцогиня Контитак любезно шутила с принцем Рейсом, как будто ни туч, ни бурь, ни печалей, ни страданий не существовало в мире!
Евгения заметила, что император отправился в свой кабинет очень рано. Она хотела присутствовать на тайном совете, который должен был состояться в эту же ночь, поэтому она предоставила двору веселиться, а сама через роскошный коридор, соединявший ее покои с покоями императора, немедленно отправилась в кабинет.
По ее взгляду можно было угадать, что она ожидала что-то важное; черты лица из благодушных внезапно превратились в повелительные. Отдав приказание придворным дамам дожидаться ее в будуаре, она вошла в коридор, великолепно освещавшийся днем и ночью, украшенный тропическими растениями, ведший в салон du Premier Consul.
Между тем как императрица отправилась только ей доступной дорогой на тайный ночной совет, который должен был иметь роковое значение для всей Европы, Наполеон в сопровождении Оливье и генерал-адъютанта Рейля вошел в четырехугольный небольшой кабинет, где уже ожидал их секретарь Пиетри.
За ними вскоре последовали двоюродный брат императора и герцог Грамон, который воспользовался коротким промежутком времени для того, чтобы дать поручения своему банкиру насчет биржевых дел. Не раздумывая долго, Грамон воспользовался этими обстоятельствами, так как он слишком много задолжал и спекуляция обещала ему значительные выгоды. Рассказывают то же самое и о принце Наполеоне.
