Семья Звонаревых - Степанов Александр Николаевич (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
Тихменёв быстро, не глядя на рабочих, направился к управлению завода. Заметив стоявшего с рабочими Звонарёва, генерал остановился. Инженера поразило взволнованное лицо генерала, его напряжённые глаза.
— Бастовать вздумали, голубчики? — обратился он к стоявшему неподалёку Фомину. — Не ко времени. Ничего хорошего из этого сейчас не выйдет. Это Вам не девятьсот пятый год.
Фомин вышел вперёд и, спокойно остановившись перед генералом, подал ему сложенную пополам бумагу.
— Наши требования, Ваше превосходительство.
Голубые умные глаза Фомина спокойно выдержали сердитый взгляд Тихменёва, который словно говорил: «Ты у меня ещё попляшешь! Расправимся с такими по всей строгости». — «Ты нам не грози, мы не из пугливых, — будто ответили глаза рабочего, — тебя мы не боимся».
Предложив Звонарёву взять бумагу, генерал прошёл в управление.
В кабинете, расстегнув ворот кителя, он принялся читать бумагу. Возмущению его не было границ, когда он бегло ознакомился с требованиями рабочих.
— Чуют, что в воздухе пахнет войной. Узнали, что приехал Пуанкаре. Соображают… Обратили внимание, — он взглянул на Звонарёва, — какие глаза у этого рабочего, что говорил со мной? Умница! Спокойный, выдержанный, за собой чувствует силу.
Тихменёв плюхнулся в кресло и ещё раз пробежал глазами бумагу.
— Вы подумайте только, что они пишут: увеличение расценок в связи с новым заказом, выплата по болезни, ликвидация «чёрных списков», свобода собраний и сходок, открытие вечерней школы для рабочих… Нет, это уж слишком.
Второй день Звонарёв вместе с Тихменёвым вели переговоры с делегациями рабочих по поводу их требований. Вполне сочувствуя рабочим, Сергей Владимирович пытался склонить Тихменёва на некоторые уступки. Генерал и слушать не хотел. До хрипоты в голосе он доказывал полнейшую неприемлемость требований рабочих.
— Зачем нам спорить и толочь воду в ступе? — сказал ему Звонарёв на второй день забастовки. — Давайте представим начальству все требования рабочих, что принять и что отклонить.
— Что Вы, что Вы! — ужаснулся Тихменёв. — Если мы сделаем это, нас с Вами выгонят с завода. Только подумать: восьмичасовой рабочий день и увеличение расценок на пятьдесят процентов! Ведь это требование девятьсот пятого года! А у нас, слава богу, тысяча девятьсот четырнадцатый, и за нашей спиной не Маньчжурия, а третьеиюньская Государственная дума.
— …Со столыпинским галстуком и казачьей плёткой, — напомнил Звонарёв.
Тихменёв замотал головой.
— Сергей Владимирович, Вы, право, несносный человек!
— А то, что творится на заводе, сносно? — иронически спросил Звонарёв. — Военный завод — и вдруг бастует в момент приезда столь высокого гостя, как французский президент.
— Да это же не только у нас, чёрт побери! — воскликнул Тихменёв.
— И тем не менее нам надо без шума и как можно скорее урегулировать все эти вопросы, — настаивал Звонарёв.
После долгих колебаний Тихменёв отважился последовать совету Сергея Владимировича и отправился с докладом к начальнику Главного артиллерийского управления. Вернулся он через два часа в приподнятом настроении и, вызвав к себе Звонарёва, объявил, что начальство, учитывая визит французского президента в столицу, нашло возможным удовлетворить некоторые требования рабочих военного завода.
— Верите, у меня будто гора с плеч свалилась, — признался Тихменёв. Поручаю Вам сообщить рабочим о наших уступках, и пусть сегодня же приступают к работе.
Звонарёв с удовольствием выполнил это поручение. Забастовка на заводе прекратилась. Тихменёв окончательно успокоился. Вечером, после обхода оживших цехов, он сказал Звонарёву:
— Ну, слава богу, всё обошлось для нас без неприятностей. Теперь можно и развеяться. В Главном артуправлении я получил два пригласительных билета на «Зарю с церемонией», которая состоится завтра вечером в Красносельском лагере по случаю визита Пуанкаре. Не хотите ли составить мне компанию? Моя жена заболела, и один билет свободен.
— Не до церемоний мне сейчас, Павел Петрович! — вздохнул Звонарёв. Жена всё ещё в тюрьме. Какие уж тут развлечения!
Тихменёв отнёсся к его отказу неодобрительно:
— А я бы на Вашем месте обязательно воспользовался возможностью побывать там.
— Зачем? — Звонарёв непонимающе взглянул на генерала.
— Чудак Вы, право, — заметил с улыбкой Тихменёв. — Там будет царь с семейством, двор, Пуанкаре и весь влиятельный бомонд. Поверьте, Ваше присутствие в таком обществе наверняка бросится в глаза жандармам. Наденьте военную форму со всеми регалиями. Медаль за русско-японскую войну и значок за оборону Порт-Артура. Ну, а рядом с Вами буду я, генерал, обвешанный крестами, медалями, с лентой Станислава 1-й степени через плечо. Каково, а?
«А пожалуй, есть смысл поехать с ним! — подумал Звонарёв. — Чем чёрт не шутит, может быть, и впрямь это поможет…».
5
На следующий день в установленный час Сергей Владимирович, облачённый в военный мундир, прибыл на Балтийский вокзал и встретился с Тихменёвым, картинно наряженным в генеральскую парадную форму. Все вагоны первого класса были переполнены разодетыми дамами, генералами и придворными. В купе стояла духота, и Тихменёв со Звонарёвым предпочли остаться в коридоре у открытого окна. Именитые пассажиры говорили преимущественно на французском языке. Французские анекдоты, французские салонные шутки, изысканные обращения, манеры, жеманный смех дам и девиц. Ничего русского, всё на чужеземный лад.
— Эх, наша матушка Русь! — с искренней горечью сказал Тихменёв. Русского слова здесь не услышишь.
Звонарёв промолчал.
— Речь французская, а нищета русская, — усмехнулся генерал. Где-нибудь в Париже или, скажем, в Брюсселе вся придворная знать на собственных автомашинах разъезжает, а наша — в поезде или в допотопных экипажах.
«Какая всё это мерзкая шваль! Ненавижу, ненавижу! — со злостью и отвращением думал Звонарёв, глядя на парадных, надушенных генералов, на их затянутых в корсеты жён, обсыпанных бриллиантами. — И этим людям дано право карать и миловать! От них зависит судьба Вари, моя судьба, наше счастье… Почему они здесь, на свободе, живут, веселятся, сплетничают, а Варя находится, страшно подумать, в сырой камере, бог знает с кем — с ворами, проститутками… Где же справедливость?».
Звонарёв прислушался к монотонному перестуку колёс, в котором вдруг отчётливо услышал: «Под-ле-цы, под-ле-цы…».
— Подлецы! — выдавил сквозь зубы Звонарёв.
— Пардон, не расслышал. Это Вы мне? — спросил, наклонив голову, Тихменёв.
— Простите, Ваше превосходительство. Не Вам.
Красносельский военный лагерь располагался вблизи железнодорожной станции. Он был оцеплен солдатами. В местах проезда стояли жандармские офицеры, которые внимательно проверяли документы и пригласительные билеты.
Тихменёв представил Звонарёва как своего адъютанта, и они вместе прошли к небольшому помосту, откуда была хорошо видна вся передняя линейка лагеря. На помосте толпились придворные дамы, министры, генералы. Невдалеке, примыкая к передней линейке, возвышался земляной валик, покрытый сочной травой. На нём был разбит шатёр для царя и его семейства. Валик охранялся казаками-конвойцами. Перед шатром стояли лёгкие стулья и кресла.
Вдоль передней линейки уже были выстроены гвардейские полки. На правом фланге — преображенцы, рядом с ним — семёновцы, далее — первая артиллерийская бригада, измайловцы и егеря. Затем стояли полки второй гвардейской дивизии и гвардейские стрелки. На правом фланге полков развевались старые заслуженные полковые знамёна, бывшие под Полтавой и Бородином, тут же располагались полковые оркестры. Яркий блеск медных труб, шёлк знамён, и всё это на фоне зелени, голубизны небес. Над лагерем плыл несмолкаемый говор многолюдной праздной толпы.
Звонарёву особенно понравились гвардейцы — рослые, загорелые, сильные, чем-то схожие с былинными богатырями. Он поделился своим впечатлением с Тихменёвым.
