На расстоянии крика - Наумов Сергей Максимович (библиотека электронных книг TXT) 📗
Профессия разведчика приучила Седого подходить к людям просто и в то же время настороженно. Хороший – плохой, добрый – злой, его не интересовали такие характеристики. Люди у Андрея делились на две категории: на тех, с кем можно было идти за линию фронта, и на тех, с кем нельзя. Если человек мог спокойно под огнем разминировать проход, он заслуживал молчаливого уважения Седого. Майор не прощал небрежности и трусости. Но так было там, у своих, когда он долго и тщательно подбирал группу для заброски в тыл врага.
Теперь же нужно было угадать своего среди врагов, Впрочем, фиалки могли оказаться на столике случайно. Может быть, такие же букетики стоят по всему ресторану. – Извините, – пробормотал Седой, поднялся и прошел через весь зал к туалетным комнатам.
Взгляд его скользил по столикам – бледно-лиловых цветов на них не было. Лишь на нескольких стояли хризантемы в высоких фарфоровых кувшинчиках.
"А ведь я боюсь, – думал Седой, – боюсь потерять эту возникшую надежду. Боюсь произнести простую фразу: "Кельнер, замените цветы на свежие".
Седому пришла вдруг на память вычитанная где-то фраза: "Осторожность – это кольцо бесплодных мыслей, которые вращаются вокруг точки страха".
Не одну тысячу раз преодолевал он в себе это леденящее чувство – война-то была долгой, а он встретил ее на границе в тот памятный рассветный час вечного июньского дня. И столько потом было всего за четыре фронтовых года, что, казалось, не осталось в сердце этого липкого, цепенящего ощущения. А может быть, это другое – он боится не выполнить задание. Микропленка с адресами затаившихся врагов, пароли, характеристики, подробные досье на каждого. Вот что понесет человек Кальтена через горы в милую, уютную Швейцарию, а может быть, и дальше, скажем в Мадрид.
Андрей покинул туалетную комнату, предварительно смочив волосы и расчесав их, и пошел в свой угол, делая небольшой крюк, охватывая взглядом вторую половину ресторана, надеясь увидеть лиловый цвет на каком-нибудь столике.
Вернувшись к своему столику, Седой с удивлением обнаружил, что компания увеличилась на одного человека. Разведчик узнал в нем сапера с забинтованным лицом. Его круглая, как белый шар, голова была сплошь закутана в многослойный бинт. Оставалась открытой только верхняя часть лица, откуда поблескивали черные внимательные глаза. Там, где должен был находиться рот, зияла прорезь, и оттуда торчала дымящаяся сигарета.
– Майор Фридрих Корн, – представил незнакомца Хольц, – убегает из госпиталя перехватить рюмочку-другую.
Майор невозмутимо посасывал сигарету, перед ним стоял бокал с коньяком, куда была опущена длинная соломинка.
Появление нового человека и цветы, возникшие на столике невесть откуда, связались в сознании разведчика в одно целое. Он не исключал простого совпадения и все же обрадовался возможности угадать Аякса.
– Скорцени! – свистящим шепотом произнес Хольц, и все вздрогнули, разом обернулись к входным дверям.
Там стоял человек в черном эсэсовском мундире, увешанный оружием так, словно собирался немедленно ринуться врукопашную. Его крупное одутловатое лицо было мрачно-непроницаемым. Большими черными, немного навыкате глазами разглядывал он замерших в зале людей.
В сопровождении метрдотеля Скорцени прошествовал в боковой банкетный зал. Следом за Скорцени в зал вошли несколько людей в штатском.
Хольц вытер вспотевший лоб салфеткой. Каргер ухмыльнулся. Рорбах сделал вид, будто изучает меню. Седой поймал на себе испытующий взгляд Лотты. Она смотрела в упор. Седой не отвел глаза, чувствуя, как в нем медленно и неотвратимо нарастает бешенство.
"Бриллиант настоящий?" – услышал Андрей. Он не сразу догадался, что вопрос задан забинтованным сапером. Сквозь прорезь в бинтах вопрошающе горели угольки глаз.
– Настоящий, – резко ответил Седой.
– За такой солитер можно купить неплохое место в загробном царстве.
– Что и собираюсь сделать, – в тон саперу сказал разведчик.
– Не психуйте, гауптман, – голос из-под бинтов звучал глухо, но дружелюбно. – Вы должны знать, что, нося на руке целое состояние, становитесь крупной дичью, а в этих местах собралось множество охотников... И с большой практикой, заметьте.
– Ну и шутник вы, Фридрих, – пробормотал Хольц.
– Я вот думаю, зачем сюда пожаловал Скорцени, – невозмутимо отозвался Корн. – Если пить чай, то мог бы...
– Осторожно, майор, – пробурчал из угла Каргер. – Это не вашего ума дело.
В бинтах заклокотал смех.
– Господа, пока есть вино и светит солнце, оставим пикировку.
Рорбах легким движением поправил галстук:
– Не нужно быть пророком, чтобы предвидеть завтрашний день. Нам предстоит долгий путь, господа. Предлагаю идти вместе. В какой-то мере мы знаем друг друга, и это немаловажно...
Рорбах поднял бокал с вином.
"Сухов был прав, – думал Седой. – Крысы побегут с корабля стайками, и, может быть, даже завтра. Появление Скорцени в Аусзее – это сигнал..."
Вечер давно шагнул в ночь, а ресторан гудел, как растревоженный улей. У всех было предчувствие, что ночь эта последняя, что завтра кончится отлаженная цивильная жизнь и начнется другая – горькая и трудная, с ветром и снегопадами, с ночлегом в тесной палатке, с возможной погоней.
Седой ждал, когда компания достаточно охмелеет, чтобы совершить то, что рекомендовал подполковник Сухов. В полночь, чувствуя непривычную тяжесть в голове, он властным жестом подозвал официанта и, тупо глядя ему в лицо, командирским тоном приказал:
– Эти фиалки убрать, принести свежие...
Все удивленно посмотрели на Седого.
– Эти цветы почернели от времени, – мрачно пробормотал разведчик. – Убрать!
– Вам придется исполнить каприз барона Удо фон Плаффена, – пьяно усмехнулся Хольц, – он хозяин стола.
Голова Седого безвольно качнулась. Он казался пьяным даже самому себе. Из ресторана они ушли вместе с Рорбахом.
...Он сидел в мягком кресле перед открытым окном, не зажигая света. И знал, что сквозь ночную темень на него смотрят глаза врагов.
"Я вижу их глаза", – думал Долгинцов. За долгие годы войны он научился различать глаза, полные затаенной или открытой злобы. Такие они были вчера у Хольца за ужином в ресторане. Он хотел казаться улыбчивым и веселым парнем, но его выдали глаза.
"Наверное, и они чувствуют мои глаза тоже, – усмехнулся Седой. – Я не могу скрыть своего презрения ко всей троице. Вот только Лотта... Что-то в ней не так".
Он иногда ловил на себе ее внимательный теплый взгляд. Или ему казалось? Во всяком случае в нем не было враждебности.
"Скорей всего, это игра, чтобы усыпить бдительность, – скользнула ленивая мысль. – Они мастаки на такие представления. Нужно выспаться..."
Седой проснулся ночью от шороха. Открыл глаза и сразу услышал дыхание того, кто стоял в углу комнаты, прячась за шкафом.
"Спьяну чудится черт-те что. Я же помню, как закрыл дверь на ключ, да и сам ключ остался в скважине. В комнате никого не должно быть. Не хватало только галлюцинаций".
И все же он проснулся и почувствовал в полной темноте пристальный взгляд человека. И услышал его дыхание.
"Пистолет. Где пистолет? Ах да, в кобуре. Ремень с кобурой на стуле – не дотянуться. Нужно ждать. Ждать. Ведь так просто убить спящего... Он должен подойти к кровати. Вот тогда..."
Но и человек, затаившийся за шкафом, инстинктом догадался, что Седой проснулся. В лицо ударил сильный сноп света.
– Не шевелиться... иначе пуля. Где оружие?
Яркий свет обжигал, слепил и казался нестерпимо долгим выстрелом.
Седой не раз переживал состояние полной скованности, когда мощная, непреодолимая сила прижимает тебя к земле и все над тобой гудит и свистит от бешено летящего металла, а ты совершенно беспомощен.
И быстро осознав свою беспомощность, Седой спокойно сказал:
– Пистолет в кобуре на стуле...
Свет метнулся но комнате, и разведчик разглядел того, кто каким-то чудом проник в его комнату. Все было обыкновенно в этом человеке: серый плащ, серая шляпа с широкими полями, длинное невыразительное лицо. В его руке чуть подрагивал девятизарядный вальтер.
