Перешагни бездну - Шевердин Михаил Иванович (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
Обидно, страшно умирать в грязи улицы азиатского города. Еще страшнее и обиднее, когда на пути твоих гигантских замыслов разверзлась совершенно глупо и случайно пропасть гибели. Индус даже не знал своих убийц, но понимал, что злой случай схватил его за горло и что он погиб, что его убьют... Как он оплошал, вздумав выйти на улицы беспокойного города без охраны.
Он взмолился. Совсем жалобно, плачущим голосом, с тоскливой надеждой заныл:
— Не трогайте меня! Я вам дам денег! Много денег! Приходите завтра в ряды менял! Каждый получит от меня по десять рупий! Двадцать рупий, серебряных рупий.
Слово «рупии» услышали. Рычание многорукого зверя стихло. Зверь замолчал.
— Деньги? — спросили из глубины толпы. — Деньги твои нам ни к чему. Твои кишки-печенки нам нужны, проклятый идолопоклонник, ференг! Иди-ка сюда! Сейчас вот разорвем тебе грудь, разломаем твои ребра, вырвем у живого твое свинячье сердце!
Зверь в темноте снова зарычал, забурлил, надвинулся.
— Назад! Не сметь! — закричал индус, но прошли те времена, когда крик ференга мог напугать свободолюбивого пуштуна.
— Он еще заносится, проклятый ференг!
И еще камень вылетел из темноты, но Шоу ждал его и увернулся. В руке его чуть блеснула вороненая сталь пистолета. Ревом ответил зверь.
Пронзительно прорезал вой и визг одинокий голос:
— Остановитесь! Придушить всегда успеем. Судить его будем, лить. По законам джирги, по законам племени. Тут судить.
Радостным воплем толпа приветствовала эти слова. Толпане торопилась убивать. Толпе тоже нужны зрелища, и мальчишка махал факелом, чтоб было виднее.
— Суд! Суд! Начинайте суд!
— Эй ты, ференг, напяливший чалму на поганую голову...— продолжал пронзительный голос. — Накрутил чалму и вообразил, что я его не узнаю. Ты убийца! Ты приказал связать руки и огнь на виселицу великого вождя Дейляни. Месть! Я зову к мести. Братья, он инглиз, офицер. Наглец, он присвоил себе мусульманское имя Пир Карам. Его солдаты схватили Дейляни и казнили, повесили. Да свершится месть! Убейте ero! О вождь наш Дейляни! Подыми голову в могиле, посмотри, как будут убивать твоего подлого убийцу.
— Ты ошибаешься. Клянусь, если я и ференг, то не убивал вашего Дейляни. Остановитесь!
Он понимал, что единственное спасение его в выигрыше времени.
— Врёшь! Ты убивал. Ты ворвался в наши Сулеймановы горы. Ты приказывал красным мундирам: «Пли!» — и красные мундиры стреляли в белых от сединыстариков, в мальчиков, в женщин. Ты посылал на наши селения с неба железных птиц, швырявших железные яица с порохом и огнем. Яйца разрывались и разрывали на куски. Ты убийца! Ты оставил в Сулеймановых горах столько вдов и сирот, сколько не насчитать со времен потопа. Ты убийца, и тебе пришел конец!
Пламя плескалось в факеле. Отсветы метались по камням мостовой и слепым растрескавшимся стенам. Свет выхватывал пятна чалм, блестящие жгуты усов, кулаки, сжимавшие булыги, рукоятки длинных ножей, палки.
— Сейчас прикончим тебя!
Шоу метался по все суживающемуся кругу. Глаза Шоу искали, рыскали...
— Кто сказал «прикончим»? Кто тут вздумал судить? — Бесцеремонно раздвинув людей, в светлый круг вошел Сахиб Джеляд в сопровождении своего спутника а тибетской одежде и вооруженного карабином патана, который держал в руке большой фонарь с керосиновой лампой.
— Посвети мне, друг! — распорядился Сахиб Джелял, и сразу же все подались назад и зажмурились от яркого света. Необычайно высокий рост, великолепная осанка, вызывающая преклонение и почет борода, богатые одежды подавляли, вызывали трепет. Толпа все пятилась. Каждый старался спрятаться за спину соседа.
— Смотрите на меня! — не повышая голоса, заговорил Сахиб. — Этот человек— мой гость, и клятвенно заверяю, я не оставлю его в Седе. Человек, именующий себя индусским купцом по имени Шоу, — мой гость. Кто тронет моего гостя, пусть побережется.
Тот же пронзительный голос взвизгнул:
— Эй ты, араб, а ты не боишься? Ты один, а нас много!
— Все вы дурачьё! Тот, кто тронет пальцем меня и моих гостей, испытает своей шкурой укусы дурры — плети четыреххвостки. А пуштун, которого отстегали по заднице плеткой, какой он там пушгун. Паршивый шакал, а не пуштун. Так слушайте же меня: возьмите цену крови, выкуп — сто пятьдесят рупий — и убирайтесь. Я вижу, большего вы, трусы, не стоите.
— Нет! Рупии его не нужны! Бей! Снова взметнулись камни и дубины.
— Бегите! — крикнул Сахиб индусу, сорвав с его головы малиновую чалму и швырнув ее в толпу. Ошеломленные неожиданностью, люди шарахнулись назад. Сахиб поднял руки, и вдруг на ярко освещенной мостовой рассыпались блестками монеты. Они срыгали, катились, манили. Люди замерли. И снова Сахиб Джелял швырнул целую горсть золотых, серебряных, медных монет под ноги толпы.
— А-ах! — вырвалось из груди многоликого зверя, и все бросались вперед.
Скрестив руки на груди, Сахиб со снисходительной жалостью взирал на ползующих, барахтающихся, дерущихся кабульцев, стариков и мальчишек, седоусых и юных. Они подбирали деньги, срывая ногти, стараясь выковырнуть монету из щелей в мостовой, громко сопели, ругались. Едва кто-либо поднимался, Сахиб снова вытаскивал из кармана звенящие монеты и снова швырял их на мостовую. Можно было подумать, что в карманах великана вся царская казна. И стыдно сказать: мстительная толпа свободных воинов пуштунов, только что отказавшаяся взять выкуп мести, не смогла удержаться, чтобы не кинуться подбирать из пыли монеты.
Приказав вооруженному слуге светить получше, Сахиб зашагал величественно прочь. Радом с ним шел всё такой же молчаливый тибетский лама. Никто из толпы и не попытался их остановить. Они шагали быстро и вскоре вышли на сравнительно широкую, скудно освещенную улицу.
Здесь лама впервые заговорил:
— А кабульцы его сразу вывели на чистую воду.
— Посмел приехать. Видно, важные дела, если не побоялся. Пуштуны не любят псов-инглизов, а он пес из псов.
— Храбрая наглость и... спеси сколько угодно. А дела у него серьезные, иначе бы не явился сюда. Здесь много беженцев из племени моманд. Бежали со своих гор после разгрома. Сердца их разрываются от жажды мести. И надо же было ему полезть к ним навстречу. Вот что значит презирать людей...
— Смерть лизала ему губы. И он заслужил смерть. У него по локти руки в крови арабов, турок, индусов, афганцев. Его давно пора отправить в ад. Вы... только вы остановили возмездие... Если бы не вы, если бы не ваше слово... рок его не миновал бы сегодня...
— Нельзя... — усмехнулся тибетец и, показав на шедшего впереди с фонарем патана, тихо добавил: — Кругом уши. Предположим, англо-индийский коммерсант Шоу, или как его... не будем произносить его имя вслух... не ушел бы от расправы... Предположим, ему устроили бы ташбуран. Предположим, он не явился бы для разговоров в Кэла-н-Фатту. Ну, а дальше? Что пользы? Приедет из Пешавера другой коммерсант в малиновой чалме, договорится о том же с эмиром. А мы этого нового коммерсанта не знаем. А Пира мы знаем. Да, приятелями теперь стали. Выручили его из беды.
ДУШЕСПАСИТЕЛЬНЫЕ СПОРЫ
Поздно плакать в норе змея.
Самарканди
Он больше царь, чем сам царь, которым
он управляет и, словно ребенка, ведет за
руку.
Раззак
«Бог мой, какой отвратительный смех!» — думал Сахиб Джелял, глядя на муллу Ибадуллу. Тошнило от такого смеха. Он корчился сам и вызывал смехом корчи у собеседников.
