Заговор Важных - д'Айон Жан (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗

На следующий день после смерти короля молодой герцог де Бофор в сопровождении французских и швейцарских гвардейцев, а также мушкетеров доставил королеву вместе с детьми в Париж.

Глядя на королевский кортеж, возглавляемый Бофором, каждый должен был понять, кто теперь хозяин страны.

12

Конец мая 1643 года

Прибытие юного Людовика XIV в Париж вызвало великое народное ликование. Королева-мать чувствовала себя счастливой: наконец-то ее одарили французы! Но главное, торжествовал Франсуа де Бофор: ведь это он организовал сей парад и командовал им!

Парад? Нет, скорее спектакль, ибо въезд короля в Париж служил увертюрой к смене политической власти, и именно это хотел продемонстрировать парижанам Бофор. Ибо теперь он, герцог де Бофор, соблазнительный, молодой, ослепительный, станет руководить страной!

Старым, тертым Конде и Принцу отвели место в середине кортежа — как рядовым участникам торжества или, еще хуже, как обращенным в рабство вождям побежденных народов, которых в Древнем Риме водили за колесницей полководца-триумфатора. Оставшиеся не у дел принцы олицетворяли пережитки прошлого, утратившего право на существование. По забитым народом улицам кортеж двигался до Лувра несколько часов. Царствование нового короля начиналось в атмосфере всеобщего ликования. Людовику Богоданному было пять лет, а его брату герцогу Анжуйскому — два года. Парижане приветствовали их рукоплесканиями и на всем пути их следования с энтузиазмом кричали: «Да здравствует король! Да здравствует королева! Да здравствует Бофор!»

Регентша казалась счастливой, как никогда.

Ее радость, однако, не была безоблачной: она знала, как справедливо напишет в дальнейшем кардинал де Рец, что «ее любили скорее за ее несчастья, нежели за ее заслуги».

Возвращение в Париж превратилось в театральное действо. А в понедельник, восемнадцатого мая, начали происходить вещи серьезные.

Утром в большой палате Дворца правосудия на острове Сите собрался на заседание парижский парламент. Пришли все: принцы, герцоги, пэры, маршалы и офицеры. Все ли? Разумеется, нет. Отсутствовал кардинал Мазарини. По слухам, сицилиец паковал чемоданы перед возвращением в Италию. Действительно, министр сообщил, что едет на родину повидаться с больной матушкой и получить из рук Папы кардинальскую шляпу, хотя, как известно, ему никогда даже в голову не приходило добиваться ее в Риме.

Напомним, парламент не являлся палатой избранных депутатов, хотя нередко представлял себя частью Генеральных штатов, [57] члены его покупали свои должности за большие деньги и передавали их по наследству.

Тем не менее парламентарии постепенно присвоили себе право регистрировать решения короля. А решение, не зарегистрированное, то есть не внесенное в специальный регистр, всеми провинциальными парламентами, не считалось законным и не имело силы. Король, однако, имел возможность преодолеть дурное настроение своих магистратов, лично явившись в парижский парламент, и занять свое место в специальном кресле, именуемом ложем правосудия.

Решение, принятое на ложе правосудия, подлежало исполнению.

Постепенно магистраты пожаловали себе еще одно право: ремонстрацию. [58]

Однако в последнее время ремонстрации стали столь часты, что два года назад Людовик XIII, восседая на ложе правосудия, запретил их.

В понедельник, 18 мая 1643 года, заседание ложа правосудия собрало вместе представителей всех парламентских институтов, а именно восьми судебных палат: Большой палаты, двух кассационных и пяти следственных палат, Большого совета, Счетной палаты и Высшего податного суда.

Когда в девять часов юный король вместе с матерью вошел в большой зал, в глазах у него зарябило: магистраты облачились в парадные пунцовые одежды и горностаевые мантии, гвардейцы — в парадные мундиры, придворные — в сияющие драгоценностями новомодные наряды.

Пятилетний король, в фиолетовом костюме, со слишком тяжелым для него скипетром в руках, устроился на троне и гордо заявил:

— Господа, я пришел, дабы выразить свою любовь к моему парламенту. Все остальное скажет вам мой канцлер…

После вступительных речей слово взял Гастон Орлеанский и без обиняков потребовал для регентши неограниченных полномочий, хотя это и противоречило завещанию Людовика XIII.

Затем председатель Омер Талон и канцлер Сегье ученым языком объяснили всем, что покойный король, выражая свою последнюю волю, слегка ошибся. Парламент — убежденный или побежденный — единогласно отменил королевское волеизъявление, сделанное всего три недели назад!

Тут, по иронии судьбы, королева взяла реванш: тот самый канцлер Сегье, который несколько лет назад по приказу Людовика XIII обыскал ее и при этом коснулся ее тела, дабы убедиться, не прячет ли она на себе мятежных писем, теперь усиленно расписывал всем добродетели Анны Австрийской!

Королева становилась регентшей Франции со всеми королевскими прерогативами.

И все же в последнем вопросе мнения парламентариев разделились: одни, памятуя о предшествующем царствовании, требовали, чтобы королева правила совместно с новыми министрами, другие же предпочитали предоставить ей всю полноту власти.

Отказавшись обсуждать этот вопрос, королева молча удалилась.

В тот же вечер она созвала Совет, на который Мазарини не явился, доведя до ее сведения, что, не получив должности министра, он не может присутствовать на совете.

В среду, двадцатого мая, против всяческих ожиданий Анна Австрийская назначила Джулио Мазарини первым министром Франции и председателем регентского совета.

Для многих это назначение прозвучало подобно удару грома и стало первым тревожным сигналом для герцога Бофора. Итак, маленький сицилиец, которого молва уже отправила и Италию, снова всплыл, да еще и очутился на самой вершине власти! Ставленник Ришелье стал новым господином Франции! Как ему это удалось?

На самом деле великий режиссер Мазарини без всякого шума все подготовил заранее. Он лично убедил заместителя прокурора Талона и канцлера Сегье потребовать аннуляции волеизъявления покойного короля и сумел объединить Гастона Орлеанского и принца Конде вокруг королевы. Именно он добился поддержки видных церковников из окружения королевы, и в частности, Венсана де Поля, внушив ему, как важно для Рима, чтобы старшей дочерью Церкви руководил один из ее членов, к тому же итальянец и кардинал, иначе говоря, приближенный Папы. И только Бофором пренебрегли, о нем забыли, и теперь он остался в одиночестве.

В тот же день произошло еще одно важное событие. Усталый и покрытый пылью всадник въехал в Париж и проскакал через весь город от дворца Конде до Лувра с криками:

— Сражение выиграно! Испанцы разбиты!

Это прибыл верный Ламуссе.

Решительно и для парижан, и для двора события разворачивались слишком стремительно! Оказавшись на время в тени, Мазарини и клан Конде сделали все возможное, чтобы вновь получить в руки выигрышные карты, в то время как Франсуа де Бофор, этот король Парижа, вот-вот мог потерять все, чего сумел добиться!

На следующий день прискакали новые гонцы с новыми подробностями сражения. В своих рассказах они по просьбе Энгиена умалчивали о его роли полководца. Сам герцог продолжал называть творцами победы Жана де Гассиона и Сиро и требовал для них наград. В одном из частных и малоизвестных писем к Мазарини он тепло отозвался о Луи Фронсаке, поистине необыкновенном нотариусе!

Дворец Конде стал новым центром столицы. Бофор и Монбазон превратились в мишени для сарказмов и грубых шуточек. На неделе состоялось торжественное богослужение, дабы возблагодарить Господа за спасение Франции и унижение его католического величества короля Испании! Палили все городские пушки, повсюду устраивали веселые фейерверки, танцы и балы. Сотни знамен, штандартов и стягов, захваченных у врага, покрыли стены собора Нотр-Дам так плотно, что не осталось ни единого свободного камня! Никогда еще победу не праздновали так пышно. Парижане осыпали герцога Энгиенского похвалами, восторгами и лестью, позабыв о своем прежнем кумире Франсуа де Бофоре.