Индийский мечтатель - Штейнберг Евгений Львович (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗

— Покойник, которого вы замените, был старшим марсовым  ⁶³. Справитесь?

— Надеюсь, — ответил Патрик. — Немного отвык, но буду стараться.

— Ваше имя Джон Брэй. Запомните.

— Есть, сэр!

— До отплытия останетесь здесь, потом я вам укажу ваше место.

Капитан вышел, Лебедев и Патрик остались одни.

— Хватит у вас денег? — спросил Лебедев.

— О да!

— Какие планы на будущее?

— Собирался в Пондишери…

— Пондишери давно в руках англичан.

— Мне уже сказали. Может быть, удастся пробраться на Маскаренские острова или к Типу-султану… А может быть, возвращусь на родину. Там тоже найдется дело.

Герасим Степанович рассказал то, что слышал от капитана о положении в Англии.

— Видите! — сказал Деффи. — У нас дома, видно, тоже предстоят бурные события.

Они посидели молча.

— Вот что, — вспомнил Патрик, — когда я рассказывал вам историю моей жизни, то упоминал о шпионе Джо Филиппсе. Из-за этого негодяя я хлебнул немало горя…

— Как же! Очень хорошо помню.

— Так вот… он здесь… Мы столкнулись с ним в полиции, и он снова предал меня.

— Подлец! — прошептал Герасим Степанович.

— Возможно, что и вам придется встретиться с ним, — предупредил Деффи. — На всякий случай запомните приметы: здоровенный детина с препротивной физиономией и черными жесткими бакенбардами, над правой бровью шрам…

— Запомню, — сказал Лебедев. — Я человек мирный, но такого охотно задушил бы собственными руками.

— Пора, мой друг! — вздохнул Патрик. — Не стоит дожидаться отплытия. Ваше присутствие может показаться подозрительным. Прощайте. Благодарю за все!

Лебедев поднялся.

— Напишите о себе, — попросил он. — Обязательно напишите!

— Постараюсь, — обещал Патрик. — Жаль, что не пришлось повидать ваш театр!

— Может, еще придется!

— Может быть…

Лебедев обнял его и быстро вышел из каюты. У него было такое ощущение, что он никогда больше не увидит этого человека…

Дома его дожидался Джозеф Джекобс.

— Не знал, что вы любитель ночных прогулок, мистер Суон! — Джекобс был развязен. — Должно быть, свидание с какой-нибудь красоткой? Вы теперь самый модный человек в Калькутте.

— Чем могу служить? — сухо осведомился Лебедев.

— Чего вы торопитесь! Почему бы нам не побеседовать, как добрым друзьям?

— У меня нет времени. Да и вы как будто никогда не являетесь без дела.

— Что ж, мистер Суон, угадали: я пришел по делу.

— Говорите.

— Я был у вас на первом представлении, — начал Джекобс. — Занятная штучка, скажу я вам, хотя, в общем, ерунда… Что за дурацкая выдумка, в самом деле, переряживать англичан в азиатские костюмы!

— Это касается только меня. — Лебедев старался не дать волю гневу. — Те, кому театр не нравится, могут его не посещать.

— Какого чорта вы пыжитесь, мистер Суон! — усмехнулся Джекобс. — Не любите, когда вас гладят против шерсти?

Герасим Степанович взглянул на это наглое лицо, обрамленное густыми бакенбардами, и вдруг отчетливо увидел то, чего прежде не замечал: шрам над правой бровью.

«Боже! — сверкнула мысль. — Да ведь это он и есть!.. Джо Филиппс?.. Ну да, разумеется, это он!.. Джо Филиппс!.. Джо Уилльямс!.. Джо Джекобс!.. Разные фамилии для разных мест, а имя всегда неизменно».

Ему стоило невероятного усилия воли, чтобы сдержать порыв гнева.

— Я вижу, что у вас ко мне нет дела, — сказал Лебедев. — Прощайте!

— Есть дело! — усмехнулся Джи-Джи, продолжая сидеть. — И преинтересное. Я намерен купить ваш театр.

— Что?! — Лебедев побледнел от ярости. — Вы явились, чтобы издеваться надо мной в моем доме?

— Нисколько! — возразил гость, попрежнему улыбаясь. — Предложение вполне серьезное. Все равно прогорите! Не теперь, так через полгода. Дела вести вы не умеете, увлекаетесь глупыми фантазиями. А у меня этот театр станет золотым дном… Успокойтесь, не собираюсь вас выгонять. Напротив, будете получать недурное жалованье.

Лебедев рассмеялся:

— Вы же только что сами порицали мою затею!

— Одно другому не мешает, — объяснил Джи-Джи. — Я нахожу ее чепухой, но если люди платят деньги, почему не воспользоваться? Однако, уверяю вас, скоро публике надоест, и театр будет пустовать.

— Тогда к чему вам приобретать его?

— Не беспокойтесь, я найду ему другое применение…

— Не придется, мистер Джекобс! Театра я ни за что не продам.

— Вы мне отказываете уже второй раз! — Улыбка исчезла с лица Джекобса. — В таком случае, придется вас огорчить. Вы мне должны некоторую сумму. Вынужден просить об уплате долга.

— Что за вздор! — Лебедев широко раскрыл глаза. — Здоровы ли вы, Джекобс?

— Состояние моего здоровья вполне благополучно, — ответил англичанин. — Вы мне должны пять тысяч рупий, срок платежа наступает сегодня. Вот доказательство! Пожалуйста!

Он извлек из кармана своего камзола объемистый бумажник и вынул из него какой-то документ.

У Герасима Степановича потемнело в глазах. Это было его долговое обязательство…

— Узнаете? — спросил Джекобс.

— Да… Но сегодня не смогу уплатить. Дайте мне еще пять дней.

— К сожалению, не имею возможности. Вот если бы вы согласились продать ваше предприятие — тогда другое дело.

— Ни в коем случае! — крикнул Лебедев. — Не видать вам театра, как своих ушей!

— Посмотрим! — Джекобс спрятал документ в бумажник. — Вы у меня еще попляшете, мистер Суон! Я из вас все потроха выколочу!

Он не успел закончить. Сону, который стоял уже несколько минут за спиной Джекобса, схватил его поперек талии, поднял на воздух, потащил на веранду и сбросил за перила.

На другой день во время репетиции в театр явился судебный пристав с понятыми и, приказав всем покинуть помещение, повесил на дверь огромную печать.

VIII

Чаша терпения

Райоты собрались на деревенской площади, где еженедельно устраивался базар. Сегодня день был не базарный, можно было спокойно обсудить все дела. Дела же были серьезные и невеселые. На прошлой неделе управляющий, мусульманин Амир Ходжа, потребовал арендную плату. Сумма была настолько чудовищной, что райоты даже не возмутились, а только посмеялись.

— Никогда еще мы столько не платили, — говорили они. — И отцы наши не слыхали о подобном, и деды не слыхали!..

Должно быть, Амир Ходжа ошибся; он еще недолго служит у земиндаров.

Мусульманин поклялся, что ошибки нет. Разверстка арендной платы сделана старшим из братьев-земиндаров.

— Значит, земиндары хотят ограбить нас! — гневно сказал Буксу. — Если мы даже отдадим все, что сняли с полей, а в придачу и утварь в хижинах, то и тогда не сможем уплатить то, что с нас требуют.

— Что делать! — вздыхал управляющий, разводя руками. — Вы должны понять, что сами земиндары также платят Джону Компани огромные суммы.

Переговоры не привели ни к чему. Амир Ходжа не соглашался ни сбавить хоть несколько пайсов, ни отсрочить платеж. Крестьяне отказались платить. Управляющий уехал.

Райоты вовсе не хотели затевать ссору с земиндарами.

Они привыкли к своим хозяевам, оказывали им почтение. Как повелось с незапамятных времен, в дни праздников и семейных торжеств они подносили подарки обоим братьям Дас: плоды, овощи, яйца, изделия из бамбука, кожи, слоновой кости. Когда земиндары требовали слишком много ренты, райоты просили уступить и большей частью получали кое-какие льготы.

Но то, что происходило теперь, казалось просто чудовищным.

В январе был снят урожай зимнего риса. Он был очень скудным; в конце лета рисовые поля были затоплены ливнями, затем пронеслось несколько свирепых ураганов. Земиндары знали об этом, и тем не менее они требуют суммы превосходящей плату всех предыдущих лет! И райоты решили отказаться. Выбора у райотов не было.

Может быть, они не пришли бы к такому решению, если бы каждый думал сам по себе. В таких случаях кто-то должен объединить людей и высказать то, что думают все. Такой человек нашелся — это был Буксу. На многое у него теперь открылись глаза. Прежде он был медлителен, теперь стал проворен, из робкого превратился в смельчака, из молчаливого — в говоруна. Причиной же этой перемены, удивительной для всех, кто знал райота Буксу, было то, что с некоторых пор он усвоил две непреложные истины. Первая гласила: если человек хочет избавиться от насилия и грабежа, он должен этого добиваться; избавление не приходит само. Вторая истина заключалась в том, что добиваться этого нужно не поодиночке, а всем вместе.