Крестоносец - Айснер Майкл Александр (читаем книги онлайн .txt) 📗

И вот вывели еще двух мусульман. Их выводили парами. Еще двух, и еще. Обезглавленные тела оттаскивали в сторону и громоздили друг на друга. Они переплетались между собой в нелепых объятиях.

Один из самых юных пленников, безусый юнец в разорванной одежде, когда его вели к месту казни, с горестным выражением лица поднял глаза к нашему балкону. Смотрел ли он на меня? Я не был в этом уверен. Я считал себя невидимым, но его немигающий взгляд словно проникал сквозь закрывавшую меня призрачную завесу. В его глазах читалось обвинение, будто я был ответственен за происходящее, из соглядатая превратившись в палача. Перед лицом этого ложного обвинения я попытался заявить о своей невиновности: «Я — слуга Божий, воин Христа. Я сражаюсь за своего брата, ради его спасения. Перед тобой — христианское войско, на которое возложена священная миссия — изгнать неверных из Святой земли, окропленной Его кровью».

Я открыл рот, собираясь произнести эти слова, выкрикнуть их. Но голос изменил мне, меня захлестнула волна непреодолимого, как прибой, смятения.

Я сунул руку под кольчугу в поисках платка, смоченного слезами Изабель, чтобы вспомнить другое место, другой мир. Но этот мир мучительно ускользал от меня.

Я опустил глаза и увидел кровь на своем мече, на своих руках, на своем плаще. Задержав дыхание, я стиснул зубы, пока боль не отступила, пока я снова не смог дышать.

Я опять взглянул вниз на пыльный двор, на мальчика, стоявшего на коленях, словно прихожанин перед священником в ожидании, когда тот положит плоть Христову ему на язык. Палач в роли священника. Меч опустился под шеей, вонзившись в плечо юноши, и мусульманин повалился на бок, словно подстреленный олень.

Рыцарь снова поднял меч и ударил. И опять промахнулся, раздробив ключицу. Звук от удара эхом разнесся по замку, как будто каменный снаряд из баллисты расколол стену. Лицо юноши исказилось, он взвыл от боли. Из рядов христиан, следивших за мрачным спектаклем из-за голов своих товарищей, раздался злобный смех. Палач пришел в неистовство и принялся рубить шею юнца; каждый удар сопровождался громким ревом толпы.

Когда голова язычника наконец покатилась, воины, окружившие место казни, одобрительно зашумели. Дон с властной улыбкой любезного хозяина оживленно аплодировал. Оруженосец, изображая шута, вплел пальцы в темные кудри и поднял голову казненного. Он раскрутил ее в воздухе став похожим на ветряную мельницу, и подбросил высоко вверх. Голова мальчишки на долю секунды повисла в воздухе, будто собираясь взмыть в небеса, но потом снова упала на землю, в толпу рыцарей и пехотинцев.

Пленных выводили по двое. Одна пара за другой. Я смотрел на них в оцепенении, совершенно раздавленный, уничтоженный.

Чтобы отпраздновать победу нашего войска, дон Фернандо организовал в замке полуночную мессу. Дядюшка Рамон отказался присутствовать на церемонии. Он сказал дону, что казнь безоружных мусульманских пленников порочит репутацию всей христианской армии и повлечет неминуемое возмездие, направленное против христианских пленников в мусульманских тюрьмах. По приказу дядюшки Рамона рыцари Калатравы удалились в свои палатки. Мы сидели вокруг костра и пили, празднуя победу. Мы пили, чтобы отпраздновать собственное спасение и заглушить воспоминания о мертвых и умирающих товарищах. Я стер с рук засохшую кровь, которая посыпалась мне в ладони медными кристалликами. Не сняв доспехов, я улегся спать на мягкой земле.

Проснулся я уже в темноте. Мое тело было готово к схватке, на губах ощущался жестяной привкус крови. В углу палатки горел фонарь, мои товарищи спали, похожие во сне на трупы: серые, с открытыми ртами, все еще окровавленные после боя. Я осторожно поднялся. Шея у меня затекла, спина болела.

Снаружи перед палаткой я увидел Андре. Он сидел на земле, подтянув колени к груди, и раскачивался взад-вперед. Я подошел к нему.

Андре смотрел в сторону замка.

Я сел рядом.

— Ты так себе это представлял, Франциско? — спросил он.

— Что «это»? — переспросил я.

— Войну.

— Я никогда об этом не думал, Андре.

Я потрогал свою шею в том месте, где в нее впилась веревка, — даже на ощупь чувствовалось, какая там тонкая кожа.

— Может, пройдемся? — предложил Андре.

Мы не обсуждали, куда пойти; не сговариваясь, мы двинулись к замку — туда, где казнили пленных. Нас неумолимо тянуло к месту кровопролития. Мы вошли, мимоходом кивнув рыцарям дона Фернандо и стараясь не обращать внимания на их пристальные мрачные взгляды.

На внутреннем дворе было светло как днем, настолько ярким был свет факелов и отражение этого света на желтых камнях. Мы остановились в тени свода арки, за колоннами, ведущими к мечети.

Тщедушный дряхлый падре Альбар произносил речь с деревянного помоста, спешно возведенного посреди двора. Позади падре сидел дон Фернандо, свет факела придавал его лицу свирепое выражение.

Пока падре Альбар читал отрывки из Священного Писания, пехотинцы тащили обезглавленные трупы и головы убитых через двор, мимо мечети, к огромному костру за стенами замка. За ними по грязи тянулся кровавый след. Падре указал на костер, проповедуя, предостерегая, делая мрачные предсказания, говоря о библейских чарах.

— «…И Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу Свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым» [11].

Пламя искрилось и шкворчало от свежей крови. От костра шел сладковатый, тошнотворный запах паленых волос и плоти; он пропитал нашу одежду и доспехи и преследовал нас потом несколько дней. Всю следующую неделю мы с Андре не могли есть мясо, настолько острыми были воспоминания об этом запахе.

После проповеди падре Альбар причастил христианских рыцарей. Они молча склонились и пили из серебряной чаши кровь Христа, темную и вязкую. Это были наши товарищи — отряд каннибалов во главе с доном Фернандо, чьи губы покраснели от крови принесенных жертв.

Мы с Андре не стали участвовать в ритуале. Но мы смотрели. Из-за мраморных колонн, окружавших мечеть, мы следили за дьявольскими тенями наших товарищей, которые навечно изменили свое обличье в едком дыме и пламени тысяч танцующих огней.

Допускаю, что рассказ Франциско о казни мусульманских пленников может встревожить моего чувствительного читателя. В самом деле, покинув келью Франциско вчера днем, я за ужином поймал себя на том, что не могу есть. Красные бобы в моей тарелке напоминали мне крошечные человеческие головы — кровавые останки обезглавленных в Тороне.

Аббат Альфонсо заметил, что у меня пропал аппетит.

— Брат Лукас, — сказал он, — вы не притронулись к еде.

— Да, аббат Альфонсо, — ответил я, — не притронулся.

Но на тот случай, если мой читатель решит вдруг проявить сочувствие к жертвам-язычникам, я позволю себе напомнить о постоянных жестокостях, совершаемых мусульманами не только по отношению к христианским солдатам, но и к мирному населению. Так было, например, в Антиохии, где сарацины убили женщин и детей. Я слышал многочисленные свидетельства о том, как орды неверных нападали на караваны паломников — язычники насиловали, истязали и убивали и молодых и старых.

Я не считаю, что подобные действия врага оправдывают или извиняют те крайности, которые позволяли себе христианские войска. Однако преступления язычников помогают нам понять праведный гнев, охватывающий некоторых христианских рыцарей, и рьяное, возможно даже слишком рьяное, возмездие христиан, которое те обрушивали на захваченных в плен мусульман.

Но давайте не будем уклоняться в сторону. Вернемся к той жестокой реальности, с которой столкнулись наши братья-воины в Леванте. Прошлым вечером, после ужина, я пересказал брату Виалу то, что поведал Франциско о расправе, учиненной в Тороне. Брат Виал терпеливо слушал, время от времени кивая, словно история была ему знакома. Когда я закончил, он поднялся и принялся ходить по капитулу.