Харбинский экспресс - Орлов Андрей Юрьевич (лучшие книги .TXT) 📗

Шинель была застегнута на все пуговицы, а вдобавок — на верхний крючок. Когда б не это — генерал непременно бы выпал из своего наряда. Прямехонько в чернильную тьму. Но и сейчас ему было не легче: застегнутый воротник вдавился в горло, еле давая дышать. Услышав голос Сопова, генерал встрепенулся. Щепа заскрипела. Генерал издал сдавленный свистящий звук — его-то Клавдий Симеонович и принял недавно за детское пение.

— Ох, да не вертитесь вы!..

Пришлось потрудиться. Семь потов сошло, пока Клавдий Симеонович снимал генерала с «крючка». И все боялся, что не удержит, уронит злополучного старика. Потом ищи-свищи, ночью-то.

Не уронил, вытащил.

Генерал стоять не мог — повалился наземь, хватая воздух открытым ртом. Сопов тоже растянулся на мху.

— И что это значит, ваше превосходительство? — спросил он, отдышавшись. — Что за экзерциции, в таком-то возрасте? И где ваши брюки?

Сперва генерал, конфузясь, отмалчивался. Но потом рассказал. Да и куда деваться? В общем, вышло так: в пути он действительно отдалился от Клавдия Симеоновича, и сделал это умышленно. Потому как понадобилось совершить некоторые естественные отправления организма, которые обыкновенно требуют уединения. Пока Василий Арсеньевич выбирал место, склон становился все более крутым. Подниматься обратно не хотелось. Генерал все надеялся отыскать ложбинку. Наконец отыскал, изготовился, но вдруг оступился. Да покатился с откоса…

— А как же корзина? Она что, сама ко мне возвратилась?

Генерал пояснил: корзину оставил специально, увидев, что попутчик сомлел. Не ходить же с ней, в самом деле, по столь личному делу.

— Ну, дальнейшее ясно, — сказал Сопов. — Однако вы теперь мне жизнью обязаны. Прошу учесть на будущее.

Место, где остались корзина с котом и докторский саквояж, отыскали уже затемно. Почти случайно: так как в лесу все прошлое искусство Клавдия Симеоновича было бессильно, а генерал Ртищев после своих упражнений пребывал в изумленном состоянии и к практическому действию был не пригоден. После глупого приключения генерал стал словно бы ниже ростом. Он примолк и на вопросы отвечал односложно.

Выручил кот.

Он заорал так, что за версту было слышно. Должно быть, решил, что оставили погибать одного лютой смертью. Вообще говоря, был не так уж далек от истины.

Увидев людей, кот заметался по клетке. А потом уселся и принялся мыться. Заурчал, точно где-то внутри него, под черным мехом, заработал мотор новейшей конструкции германского инженера Дизеля: тур-тур-тур.

Но Клавдию Симеоновичу было не до кота. Во всю свою жизнь он не имел дня столь тяжкого и унизительного. Казалось, сама судьба смеется над ним.

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуя мя, грешнаго…»

Он торопливо перекрестился.

Теперь хотелось одного — спать. Однако отпущенные для Сопова на этот день сюрпризы еще не закончились, чего Клавдий Симеонович, понятное дело, не знал. Оно и к лучшему, а то еще неизвестно, как бы потом обернулось.

А пока добрели Сопов с генералом до корзинки и упали в полном изнеможении. Ни костра разжигать, ни ужина готовить не стали (везло нынче коту, определенно везло!). Генерал шинелью укрылся и сразу заснул. Принялся выводить носом рулады.

Клавдий Симеонович лежал без сна. Не поворачивая головы, покосился на Ртищева.

«Тоже мне, генштабист! Попался, точно заяц в силки. Препотешно… Кому сказать! А я, болван, насчет тайного поручения надежду питал…»

Да, вертелась у Сопова некая мысль. Решил он, что генерал не так прост, как сперва показалось. Офицер Генштаба! Это ж о-го-го! Клавдий Симеонович такое звание понимал и уважал. И даже — смешно сказать! — явилось глупое упование: если теперь генералу поспособствовать, он такой услуги впоследствии не забудет и отрекомендует самым выигрышным образом в кругу властей предержащих. Сопов даже решил: нужно теперь же генералу открыться. Но отложил до утра.

И правильно сделал.

Клавдий Симеонович вздохнул. Он лежал на спине, заложив руки за голову, и смотрел на темные кроны деревьев.

Было тихо, лишь сосны шумели. Ночь таинственно и недобро глядела на землю.

От этого взгляда становилось на душе Клавдия Симеоновича как-то нехорошо. Он все же был городским обитателем. Коротать ночь больше при свечах доводилось или при лампе. А вот так, лесным бытом… Бр-р…

Постепенно мысли переместились к делам практическим. А именно — к событиям в «Метрополе».

Начнем со старика, думал он. Судя по всему, генерал Ртищев — пустое место. И как можно было принимать всерьез этакого хрыча? Ну да ладно. Никакого касательства к их злоключениям он не имеет, а потому вовсе не интересен.

Далее: доктор. Кто он таков? Во всяком случае, подозрительная фигура. Практикует запрещенные аборты. Значит, имеет уголовные связи. И, в теории, может быть причастен к случившимся злодеяниям.

Теперь ротмистр. Этот, надо признать, — тертый калач. Такого на кривой козе не объедешь. Но имеет ли он отношение к душегубству в гостинице? Едва ли. Слишком увлечен собой, чтоб заниматься политикой. А события в «Метрополе», вернее всего, связаны с нею. Тут генерал прав.

Кто остается? Да он сам, Клавдий Симеонович Сопов. В Харбине не так давно — но ведь и не вчера приехал. Вполне могли опознать. Гм… Допустим, опознали. Только… кто?

Точного ответа быть не могло. Понятное дело, кто-то случайный. И не из опытных, но в то же время при деньгах. Потому что работалне сам, а нанял кого-то из местных.

Тогда что получается? Клавдия Симеоновича как бы уже и нет? Можно начинать новую жизнь?

С одной стороны — да, а с другой… Тут все упирается в события на Сунгари. Кто и зачем потопил «Самсон»?

Н-да, ситуация.

Поворочался Сопов, повздыхал и тоже погрузился в объятия Морфея. Но сон его был недолгим. Проснулся внезапно — будто толкнул кто. Сел, сердце в груди колотится, словно и не спал, а куда-то бежал бежмя.

Стало светлее — это на небе воссиял почти полный месяц.

Клавдий Симеонович огляделся. Лес стоял вокруг, как пишут в романах, стеной. Отдельные стволы, что поближе, походили на колонны из светлого камня. Неподалеку возвышалась небольшая сосна. Лунный свет присыпал ее ствол серебряной пылью. У самой земли ствол изгибался, и в этом изгибе почудилось вдруг нечто неприятное. И в то же время — знакомое.

Вспомнилось вдруг некстати:

«В сосновом лесу молиться, в березовом веселиться, в еловом лесу — удавиться…»

Что-то с шорканьем пронеслось над головой. Клавдий Симеонович вскинул взгляд — на фоне неба метнулась тень ночной птицы, летевшей упруго и мягко.

Сопов проследил за ней, а когда опустил глаза, то увидел, что сосна рядом — и не сосна вовсе. То есть не совсем. То есть…

Изогнутый у самой земли ствол вдруг волшебным образом переменился. Кора внизу раздернулась, будто шторка, обнажив человеческую фигуру. Сопов пригляделся: перед ним была древняя старуха. Горбатая. Она сидела согнувшись, скрестив ноги, вполоборота к Сопову и косилась через плечо. Да вдобавок ко всему была старуха совершенно нагой. Но самое замечательное вот что: прямо из горба у старухи росла сосна! Получалось, будто горбунья держала дерево на собственных своих плечах.

Клавдий Симеонович вытаращил глаза.

Тут мерзкая старуха вдруг взяла да и подмигнула ему — эдак глумливо. Потом подняла руку — сухую, с узловатыми пальцами, тоже запорошенными лунною пылью, — и поманила к себе остолбеневшего титулярного советника.

Клавдий Симеонович почувствовал, как ноги его сами собой выпрямляются. Он встал и шагнул вперед. Старуха ухмыльнулась и снова пошевелила пальцем.

И Сопов сделал еще один шаг.

Старуха с кряхтеньем повернулась навстречу. Сопов увидел ее лицо, будто долотом выдолбленное из полена пьяным ремесленником. И лицо, и фигура имели вид самый фантастический. Глаза, светившиеся в темноте гнилушечным зеленым огнем, определенно магнетизировали Клавдия Симеоновича. Он шаг за шагом неуклонно приближался к старухе, всей душой понимая, что делать этого никак не стоит. Но, тем не менее, шел, будучи не в силах противиться.