Дочь Голубых гор - Лливелин Морган (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗
– У них нет ничего ценного, – ответил он. – Только селяне и женщины, даже их головы ни на что не годятся.
– Тогда зачем же?
– Да просто так.
Лошади продолжали мчаться, оглушительно стуча копытами по земле.
Эпона продолжала держаться за ремень; костяшки ее пальцев побелели; перед ее глазами неотступно стояло все то же видение: груды мертвецов, валяющихся среди возделанного ими поля, а ведь с помощью собранного зерна эти люди, наверное, надеялись благополучно дотянуть до следующего лета. А когда она закрыла глаза, видение все еще продолжало стоять перед ней.
«Это был мой народ, – думала она. – Мне следовало что-нибудь сделать».
Всадники держали путь все дальше и дальше на восток; они ехали вдоль речных долин, по горам и холмам разной высоты; и все это время Эпона хранила молчание, ее тяготило чувство вины. Новое и неприятное для нее чувство.
Когда они остановились на ночлег, едва положив голову на шею коня, Эпона тут же забылась тяжелым от пережитого сном. Как обычно, Кажак караулил в первую стражу – скифы вели себя очень осторожно, опасаясь каких-нибудь непредвиденных происшествий, но на этот раз, ложась спать, он не стал ее будить. Он был смущен тем, что со времени падения к нему так и не возвратилась полная сила, и опасался, чтобы женщина, сопротивляясь – если она будет сопротивляться, – не задела его сломанные ребра. Трудно сказать, как она поступит, эта странная кельтская женщина.
Нет, он возьмет ее позднее, когда окончательно поправится.
Охраняя своих товарищей, он сидел на земле и задумчиво смотрел на звезды. Вспоминал о своих погибших братьях, которые с такими большими ожиданиями начали вместе с ним это путешествие на запад. В ту пору в них так и кипела жизнь, они были полны жаждой приключений, желанием присмотреть новые пастбища и завладеть богатой добычей и даже не предполагали, что падут от мечей и копий людей, которые отстаивали каждую пядь своих владений, свое процветание.
Он должен проявлять осторожность, чтобы его оставшиеся товарищи вернулись живыми в Море Травы. Для князя кочевников будет позором, если в походе он потеряет всех своих людей; соплеменники будут говорить, что он никудышный воин.
Обо всем этом он и думал, а не о желтоволосой девушке, что спала подле него.
Постепенно тяжелый сон Эпоны наполнился обрывочными кошмарами. Клубами завивался густой дым… звучало песнопение, преисполненное какой-то неизъяснимой угрозы… на золотом поле происходило кровавое побоище.
Проснулась она, так и не почувствовав себя отдохнувшей. Ее глаза были забиты песком.
Они кое-как перекусили и, прежде чем солнце перевалило через край земли, были уже снова в пути.
Ветер нес с собой запах влаги, запах ила, более сильный, чем если бы рядом протекала ясная, с быстрым течением река. Земля под копытами лошадей стала более вязкой, и Эпона чувствовала, как напрягается серый, вытаскивая глубоко погружающиеся в нее ноги.
– Не может нести два всадника, – сказал Кажак. – Ты ходи пешком.
Идя рядом с конем, Эпона вся кипела от такого пренебрежительного, как ей казалось, отношения. Учуяв изменившийся запах, конь широко раздувал ноздри.
– Впереди мать рек, – сказал Кажак. Эпона ничего не ответила; после всего, что произошло накануне, у нее не было никакого настроения разговаривать со скифом, хотя янтарные бусы, забытые, все еще висели на ее шее. Она не могла ему простить, что он убивал людей без всякой необходимости, не проявляя должного почтения к их духам, а ведь они заслуживали куда более достойной смерти.
Впереди, как отшлифованный металл, засверкала широкая поверхность воды. Мать рек. Эпона посмотрела на нее с большим интересом. Как обрадовало бы это зрелище Уиску, как обрадовала бы ее возможность поговорить с таким могущественным духом. По мере их приближения река казалась все шире и шире, величественно и спокойно катилась она между берегами, на коричневой плодородной земле которых пышно произрастала всякая растительность; в открывшемся перед ними пейзаже река явно занимала преобладающее место.
Эпона не могла не поинтересоваться названием этой огромной реки.
– Как зовут мать рек? – помимо своей воли спросила она у Кажака.
– Дуна. Ее истоки, говорят, там, где живет твое племя.
Дуна. А на языке их народа Дунай. В верхних истоках этой реки родилась Ригантона. На Эпону вдруг нахлынули воспоминания о доме с его таким привычным видом и запахами, с золотыми отсветами огня на бревенчатых стенах, с ткацким станом ее матери в углу, с неизменностью всего жизненного уклада. В горле запершило.
– Дуна протекает через много земель, – объяснял Кажак. – Лучше, чем дорога. Если будешь плыть по Дуне, попадешь в те места, где стоит побывать. В нескольких днях плавания отсюда находится большой город, торговый центр твоего народа – Ак-Инк. – Он сделал широкий размашистый жест, который мог указывать любое направление. – Обильная вода, – перевела Эпона.
– Да, – подтвердил Кажак. – Дуна – много воды. Люди строят лодки, строят поселения, копаются в грязи. Но мы будем все объезжать стороной, ничего не увидим.
Эпона была огорчена, что они не побывают в Ак-Инке, городе, хорошо известном и в Голубых горах, но она радовалась, что ее народ будет избавлен от опасного внимания скифов.
«Убийцы моего народа, – мысленно твердила она. – Убийцы, убивающие не в честном бою. Но ведь и они теперь тоже мой народ».
Небольшая река, вдоль которой они ехали, слилась с Дуной, Дунаем, впечатление было такое, будто маленькое дитя исчезло в объятиях своей матери. Всадники долгое время ехали вдоль берега Дуная, пока не нашли подходящее место для переправы.
Кажак объяснил, что скифы находят свой путь по рекам так же уверенно, как кельты определяют нужное направление по зарубкам на деревьях.
Эпона намерена была хранить угрюмое молчание неопределенное время, но в ее жилах текла кельтская кровь, и она привыкла к постоянным разговорам. Она скучала в обществе скупых на слова скифов, и в конце концов она все же спросила Кажака:
– Куда течет Дунай… Дуна? Куда она впадает?
– Дуна впадает в море нашего народа, в Черное море, – ответил Кажак. Он говорил с такой же гордостью, с какой греки хвастаются окружающими их родину, которую они считают центром мира, знаменитыми голубыми морями. – Дуна течет восток, потом юг, потом опять восток, к морю. Мать рек очень мудра, возвращается к восходящему солнцу. Кельты не знают о Дуне? Глупые люди. Дуна – самая важная река во весь мир.
Эпона так и запылала прежним гневом. Этот дикарь, этот жестокий убийца, который без всякой на то причины уничтожал людей ее народа, осмеливается называть кельтов глупцами. Сжав кулаки и сдерживая рвущийся наружу поток яростных слов, она шла рядом с конем, который, хорошо чувствуя ее настроение, закатил глаза и отбежал от нее.
Ее настроение чувствовал и Кажак, но он не обращал на него никакого внимания. Ведь она только женщина.
Долгого молчания, однако, не выдержал и сам Кажак. Ему очень понравилось выставлять напоказ свои знания тех мест, мимо которых они проезжали. Зачем же отказывать себе в этом удовольствии? Не для того ли и созданы женщины, чтобы быть восторженными слушательницами мужчин?
Он махнул рукой куда-то в сторону юга.
– В той стороне, долго-долго ехать, лежит Иллирия, – сообщил он во всеуслышание.
Иллирия! Эпона тотчас же вспомнила, с каким увлечением слушала ее мать рассказы об Иллирии, о ее шелках, о ее великолепии, о сокровищах, которые привозят в ее города из всех уголков земли.
Кажак продолжал говорить не умолкая.
– Почти вся Иллирия – горы, горы. Люди крепкие, как дубленая кожа. Но к югу они становятся мягче. Горожане. – Он презрительно сплюнул, стараясь не попасть в Эпону. Она не заметила этого небольшого проявления учтивости.
– Еще много-много дней езды на юго-восток, – сказал Кажак, – находится Моэзия, Фракия. Интересные места. Травянистые равнины, болота, красный цветок, называется мак, быстро усыпляющий людей, река роз…
