Пропавшее войско - Манфреди Валерио Массимо (книга жизни .txt) 📗
— Береги себя: ведь на сей раз зашить тебя будет труднее.
Он улыбнулся улыбкой большого ребенка, героя, неосознающего собственного героизма, и отправился разыскивать свой отряд.
Я велела поставить палатку и разожгла костер. Это было нелегко: ведь все имевшееся в нашем распоряжении дерево оказалось сырым, — однако в каждом отряде существовали рабы, в чьи обязанности входило хранить огонь в специальных глиняных плошках и следить за тем, чтобы он не угасал никогда — ни днем, ни ночью. Наконец мне удалось добиться того, что пламя стало достаточно сильным и не слишком дымило, и даже приготовить кое-какую еду: ячменный суп с оливковым маслом. У нас еще оставался небольшой запас провизии — Ксен берег его, как драгоценное сокровище, и мне позволялось пользоваться им с величайшей умеренностью. Я отнесла немного Листре.
Потом Ксен вернулся с совещания военачальников, на котором они спланировали на завтра практически каждый шаг для обоих отрядов.
Вокруг царила странная атмосфера, словно время остановилось. До нашего слуха откуда-то сверху доносились непонятные звуки — крики и возгласы на незнакомом языке; порой стук падающих камней возвещал, что кто-то движется там, в темноте, наблюдая за нами.
Наши часовые тоже были начеку, они постоянно перекликались, и от этого возникало почти осязаемое чувство тревоги. Вдруг раздался свист, и огромная стрела вонзилась в ствол дерева, росшего неподалеку. Такая могла бы пронзить человека насквозь.
Потом — снова свист и предсмертный крик. Затем Ксантикл приказал — его высокий голос напоминал орлиный клекот:
— Все в укрытие! В укрытие!
Послышался свист — сотни стрел резали воздух. Ксен вскочил и закрыл меня щитом: одна стрела попала в его край, другая — в центральную часть, после чего отскочила в землю. Повсюду крики, замешательство, стоны.
Лишь позже, с восходом солнца, мы сможем сосчитать убитых и раненых. Но их было очень много.
Нас окружил незримый враг: поначалу мы застигли его врасплох, но потом он привык к нашей манере сражаться, к нашему оружию и отвечал со всей силой и храбростью, на какую только был способен. А завтра нас ждало тяжелейшее испытание: воинам придется брать почти непреодолимые препятствия, биться с нечеловеческими отвагой и решимостью. Все поставлено на карту, и если под конец дня нашим придется уступить, у выживших останется только одна забота — бороться до последнего вздоха, до последней капли крови, чтобы не сдохнуть, как животные на бойне, после жесточайших пыток.
Лекари уже вовсю занимались нашими ранеными. Ксен, сняв доспехи и отложив меч, писал при свете лампы.
18
Пока мы укладывались на ночлег, отряд, ведомый проводником, направился вперед по тропинке, чтобы занять перевал, через который нам предстояло пройти. Они двигались в тишине, стараясь не шуметь. Так воины добрались почти до вершины холма, где кардухи разжигали костер и готовились ко сну. Врагов застали врасплох и перерезали. Немногие оставшиеся в живых спаслись бегством. Но горы обманчивы: не эта высота господствовала над перевалом. Рядом находился еще один холм, повыше, охраняемый еще одной группой горцев, но было уже слишком темно для нападения, и наши остановились.
На рассвете, пока мы собирались, отряд Агасия снялся с места и направился ко второму холму. В воздухе стоял густой туман, похожий на тучу, сквозь которую мы проходили накануне, но шел скорее от земли, чем с неба. Он стелился, словно привидение, по оврагам и кручам, из него торчали только верхушки глыб, острые выступы скал и кроны деревьев. Под покровом этой молочной, неверной пелены наши воины могли продвигаться незаметно. Когда кардухи обнаружили их, греки уже подобрались слишком близко, а посему разгромили врага.
Может, этот туман послал на землю один из богов, покровительствующих воинам в красных плащах, чтобы они могли продвигаться беспрепятственно, скрытые потаенными складками небесного покрывала.
Вскоре мы услышали клич трубы, призывавшей нас идти к перевалу. Я плохо спала, все раздражало меня, в том числе этот пронзительный звук, но он по крайней мере пробудил меня к жизни. Труба протрубила во второй раз — и ее голос напомнил пение петуха в моей деревне, оповещавшего о восходе солнца. Листра, беременная девушка, взятая мной на попечение, уже проснулась и заняла свое место в караване, вместе с мулами. Небо почти расчистилось. Ксен уже исчез, его конь — тоже. Тем лучше: так у меня больше свободы действий.
Когда мы выступили, я поняла, что происходит: большая часть воинов, под командованием Софоса, поднималась непосредственно по склону на холм, занятый нашими. Прочие полководцы — Тимасий-дарданец, Ксантикл с развевавшейся по ветру шевелюрой, Клеанор, весь блестевший от пота, — искали другие тропинки, чтобы вскарабкаться на кручу, и подгоняли своих людей. Воины помогали друг другу, протягивая вниз рукояти копий.
Нам же предстояло воспользоваться самой широкой дорогой, той, по которой могли пройти вьючные животные. Наконец я увидела Ксена. Он двигался позади, словно овчарка, охраняющая стадо, и следил за тем, чтобы никто не отстал и не потерялся. Нас защищали сзади и справа, а враг надвигался слева — отряды улюлюкающих кардухов с огромными луками. Ксен крикнул что-то своим людям, и те без промедления выстроились параллельными рядами и атаковали засевшего на возвышении противника. Греки вызвали на себя стрелы и камни, чтобы наша длинная извилистая вереница могла продолжить восхождение. Ксен мог бы выстроить свой отряд клинообразно, но не сделал этого: очевидно, хотел оставить горцам путь к бегству, на случай если они решат отступить. В каком-то смысле вел войну, одновременно предлагая мир, и в этом было некое противоречие. Но кардухи ничего не поняли или не захотели принять его условий. Пока поднималась вверх по склону, не отрывая глаз от Ксена и его отряда, мне вдруг вспомнились собственные размышления о переводчиках: разумеется, кто-то позаботился о том, чтобы снабдить нас ими. Кто мог это сделать и как? И когда нашлось время для этого? Персы все время преследовали нас, держась на близком расстоянии, и кардухи тоже: они не давали нам передохнуть с тех пор, как мы вышли из их деревень. Если бы я была мужчиной, одним из полководцев или военачальников, постаралась бы узнать об этих переводчиках как можно больше, но Ксен однажды пренебрег моими сомнениями, когда я предупредила его о возможных последствиях встречи с Тиссаферном. А ведь войско тогда потеряло пятерых военачальников…
Прежде чем мы добрались до третьего завитка дороги, Ксен занял высоту и обратил врагов в бегство. Дорога к перевалу оказалась открытой. И небо продолжало оставаться ясным. Лишь несколько легких перистых облаков, похожих на клочья шерсти, плыли в вышине. Ксен расположился на склоне, выставив впереди легкую пехоту и позади — тяжелую. Он не решался снова вернуться в тыл колонны. И был прав: вскоре на нас снова напали, с другого холма. Я боялась, что это никогда не кончится, что кардухи станут атаковать беспрестанно, выскакивая из каждого оврага или расщелины. И этому не будет предела, и мир не настанет до тех пор, пока хоть один из нас останется в живых. Третий набег, за ним четвертый. Я перестала их считать. Горцы подкарауливали нас за каждой вершиной, за каждой седловиной, появляясь из ниоткуда, и метали тучи стрел, которые пронзительно свистели, обрушиваясь смертоносным градом. И камни — в огромных количествах.
Время от времени я смотрела на Листру: она продвигалась вверх все с большим трудом, тяжело дыша. Я кричала ей:
— Держись за хвост мула!
Но она, возможно, боялась — ведь животные нервничали, пугаясь шума и внезапных криков, — и плелась в гору без посторонней помощи, стараясь не упасть. Когда мы занимали какую-нибудь высоту, Ксен покидал ее и двигался дальше, чтобы обосноваться на следующей. Нам необходимо было добраться до остальных — иначе нас отрезали бы и разрубили на куски.
Вскоре Ксен в третий раз атаковал холм, где расположились враги, и ему удалось согнать их оттуда. Казалось, наши злоключения близятся к концу, однако в этот момент к нему подбежали два воина: они кричали, стремясь привлечь его внимание. Ксен бросился вниз.
