Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан
А теперь я расскажу, как из-за любви к Лючии я пережил самое жуткое из всех моих удивительных приключений. Именно тогда я и лишился кончика правого уха. Вы не раз интересовались, как это произошло. Сегодня я впервые удовлетворю ваше любопытство.
Штаб-квартира Сюше в то время располагалась в старом дворце дожа Дандоло, который стоит над лагуной недалеко от собора святого Марка. Зима подходила к концу. Однажды вечером, возвратившись из театра Гольдини {126}, я обнаружил записку от Лючии и поджидающую меня гондолу. Лючия умоляла приехать как можно скорее, так как попала в беду. Для француза, а тем более солдата, возможен лишь один вариант ответа на призыв о помощи. Я немедленно вскочил в гондолу, а гондольер направил лодку по темной глади лагуны. Помню, что, лишь усевшись в лодку, смог разглядеть невероятные габариты лодочника. Он был невысокого роста, но в ширину превосходил всех, кого мне приходилось видеть до этого. Венецианские гондольеры отличались крепкой породой, силачи среди них – не редкость. Лодочник занял место позади меня и принялся грести.
Хороший солдат, тем более находящийся во вражеской стране, должен всегда быть начеку. Я никогда не отступал от этого правила и лишь поэтому дожил до седых волос. Но в ту ночь я потерял бдительность, как юный рекрут, который больше всего боится быть заподозренным в трусости. Второпях я забыл пистолет, а сабля на поясе – не всегда подходящее оружие. Я поудобнее уселся, убаюканный плеском воды и мерным скрипом весла. Наш путь лежал через сеть узких каналов, по обеим сторонам которых возвышались дома. Усыпанная звездами полоска неба виднелась над нами. Там и тут, на переброшенных через берега каналов мостиках, мерцали тусклые масляные лампы, да иногда в нише горела одинокая свеча перед статуей святого. В кромешной тьме лишь белело пятно пены под черным носом гондолы. Время было позднее, меня клонило ко сну. Я вспоминал всю свою жизнь: удивительные события, участником которых я был, кони, на которых скакал; женщины, которых любил. А потом мои мысли перешли на матушку. Я хорошо представил себе, как она была счастлива, когда все в деревне только и говорили, что о ее сыне. А еще я думал об императоре и о своей родине – Франции, солнечной и прекрасной, подарившей миру замечательных дочерей и мужественных сынов. Я трепетал от гордости за то, что знамена Франции пересекли не одну границу. Я буду служить родине всю свою жизнь. Я так увлекся своими мыслями, что даже приложил руку к сердцу и поклялся в этом. Неожиданно на меня сзади навалился гондольер. Это было не просто нападение – на меня обрушилась неимоверная тяжесть. Когда гондольер стоит позади пассажира и его не видишь, от такого нападения никак не убережешься.
Еще мгновение назад мою голову переполняли возвышенные чувства, а сейчас я, задыхаясь, распростерся на дне, и монстр пригвоздил меня к полу. Я ощущал его яростное дыхание на своем затылке. Лодочник выхватил мою саблю, накинул мне на голову мешок и крепко стянул края прочной веревкой. Я остался лежать на дне гондолы, беспомощный, как запутавшаяся в силках птица. Я не мог ни крикнуть, ни пошевелиться, словно узел с тряпьем. Минутой позже я услышал, как плещется вода и скрипит весло. Мерзавец сделал дело и продолжил путешествие так спокойно и безмятежно, словно нападение на гусарских полковников было для него привычным занятием.
Невозможно описать чувство унижения и бешенства, которое переполняло меня, пока я лежал беспомощный, как баран, которого тащат на бойню. Я, Этьен Жерар, который не знал равных во всей легкой кавалерии, лучший фехтовальщик Великой армии, оказался побежденным одним безоружным человеком, да еще как! Тем не менее я лежал тихо, чтобы не растрачивать понапрасну силы. Я успел почувствовать хватку этого человека и понимал, что беспомощен, как ребенок, в его могучих руках. Мое сердце пылало гневом, но я не шевелился, ожидая удобного случая.
Не знаю, сколько времени я валялся на дне. Мне казалось, что плеск воды и скрип весла в уключине раздавались довольно долго. Несколько раз гондола куда-то сворачивала: это угадывалось по пронзительному крику, которым гондольеры предупреждают собратьев о своем приближении. Наконец после длительного пути раздался характерный шорох борта лодки о причал. Гондольер три раза постучал веслом по дереву. В ответ раздалось лязганье засова и звук поворачиваемого в замке ключа. Заскрипели петли тяжелой двери.
– Ты привез его? – спросил неизвестный по-итальянски.
Монстр издал короткий смешок и пнул ногой мешок, в котором я находился.
– Он здесь, – ответил он.
– Они ждут, – произнес голос и добавил нечто, что я не смог понять.
– Тогда принимайте его, – сказал мой похититель. Он подхватил мешок со мной, поднялся по ступеням и швырнул на твердый пол. Секундой спустя засов заскрипел, ключ повернулся еще раз. Я стал узником.
Голоса и шаги подсказывали, что вокруг меня находилось несколько человек. Я понимал итальянский намного лучше, чем говорил на нем. Мне удалось понять львиную долю того, что было сказано.
– Ты не убил его, Маттео?
– А что случится, если убил?
– Клянусь, ты ответишь за это перед трибуналом.
– Так они все равно убьют его, не так ли?
– Да, но ни ты, ни я не смеем вершить суд самостоятельно.
– Да ну тебя! Я не убил его. Мертвецы не кусаются, а он вцепился зубами в мои пальцы, когда я натягивал мешок ему на голову.
– Он не шевелится.
– Вы швырнете его на землю и убедитесь, что с ним все в порядке.
Связывающую меня веревку распутали, а мешок сняли с головы. Я продолжал лежать на полу с закрытыми глазами.
– Ради всех святых, Маттео! Говорю тебе, ты сломал ему шею.
– Нет, не сломал. Он потерял сознание. Для него же лучше, если он никогда не придет в себя.
Я почувствовал руку у себя под кителем.
– Маттео прав, – раздался голос. – Его сердце стучит, словно молот. Позвольте ему полежать – он скоро очнется.
Я подождал минуту-две, прежде чем решился глянуть сквозь полуопущенные ресницы. Сначала я ничего не увидел – так долго я находился в темноте, а сейчас оказался в помещении, освещенном лишь тусклым светом. Вскоре, однако, мне удалось рассмотреть высокий куполообразный потолок, украшенный рисунками богов и богинь. Помещение никоим образом не походило на логово головорезов, а скорее напоминало зал дворца. Затем, стараясь не выдать себя движением, я взглянул на людей, которые окружали меня. Среди них выделялся гондольер – смуглый негодяй со свирепым лицом, а рядом с ним еще три человека. Один из них – сгорбленный, небольшого роста, окруженный властным ореолом, со связкой ключей на поясе, и двое молодых слуг в нарядных ливреях. Прислушавшись к разговору, я понял, что маленький человечек был управляющим дворца, а остальные находились у него в подчинении.
Итак, моих противников было четверо, хотя маленького управляющего можно было не принимать во внимание. Будь у меня оружие, я бы расправился с ними играючи. Но в рукопашной схватке у меня не было шансов противостоять даже одному, не говоря о трех, которые обязательно придут ему на помощь. Если не сила, то хитрость должна стать моим помощником. Пытаясь осмотреться, чтобы найти наилучший способ побега, я сделал едва уловимое движение головой. Тем не менее оно не укрылось от моих стражей.
– А ну давай, просыпайся! – воскликнул дворецкий.
– Поднимайся на ноги, французик, – зарычал гондольер. – Вставай, я говорю! – и снова пнул меня ногой.
Ни одна в мире команда не выполнялась с такой скоростью. Я немедленно вскочил на ноги и изо всех сил рванул в дальний конец зала. Слуги помчались за мной, словно английские борзые за лисой. Я успел добежать до длинного коридора. Коридор сворачивал налево, затем еще раз налево. Я снова оказался в зале, из которого выбежал. Преследователи гнались за мной по пятам, времени для размышлений не было. Я увернулся и бросился к двери, через которую меня занесли во дворец. Но дверь была заперта на огромный засов, с которым мне не удалось справиться. Гондольер набросился на меня с ножом, но я встретил его ударом ноги. Удар свалил негодяя на спину. Острый нож зазвенел на мраморном полу. У меня не было возможности схватить нож – сейчас мне противостояло не менее полудюжины преследователей. Стоило мне сделать попытку прорваться, как коротышка-дворецкий подставил ногу. Я упал, но немедленно поднялся, вырвался из обхвативших меня рук и помчался к двери на противоположном конце холла. Я смог добежать до двери первым. Увидев, что ручка поддалась, я издал торжествующий крик. Дверь вела наружу. Дорога к спасению была открыта. Но я забыл, в каком странном городе находился. Каждый дом в нем представлял собой остров. Открыв дверь рывком, я приготовился выскочить на улицу. Вместо камней мостовой тусклый свет фонаря осветил черную, неподвижную поверхность воды на уровне крыльца. Я отпрыгнул назад, и преследователи со всех сторон навалились на меня. Но меня не взять голыми руками. Я снова пробил себе дорогу пинками и ударами. Один из преследователей, пытаясь задержать меня, вырвал клок волос из моей головы. Дворецкий пнул меня связкой ключей. Избитый, весь в синяках, я снова расчистил путь. Помчавшись вверх по широкой лестнице, распахнув несколько раздвижных дверей, я, наконец, убедился, что все мои усилия оказались тщетными.
