Оборотная сторона медали (ЛП) - О'Брайан Патрик (книги бесплатно TXT) 📗

Последняя фраза предназначалась Стивену, размышлявшему: "Мои вещи пошиты в Лондоне, мои полуботинки — тоже. Я и пяти слов не произнес, и весьма неплох в сохранении бесстрастного выражения лица, но все же этот человек понял, что я не местный. Или я себе льщу все эти годы, или же он чрезвычайно проницателен".

— А потом, сэр, — продолжил Пратт, обращаясь более к сэру Джозефу, — форейтор, увидев, как пассажир ушел на север, к Белл-ярд, откатил экипаж на Темпл-лейн, попросил уличного мальчишку напоить лошадей и вернулся к пирожковой лавке на углу Темпля, где стоят наемные экипажи. Лавка открыта всю ночь. Он там стоял вместе со знакомыми кучерами, доедая второй пирог с бараниной, когда увидел мистера П. на противоположном тротуаре. Тот шел очень устало, с маленькой дорожной сумкой и портфелем для бумаг. Мистер П. пересек Флит-стрит с севера на юг — вы же представляете, сэр? — и окликнул первый же экипаж. Форейтор не слышал, куда он поехал, но на следующий день я нашел извозчика. Он вспомнил, что вез джентльмена из Темпля в Лайон-инн очень ранним утром. Лайон-инн.

Последняя фраза предназначалась Стивену, размышлявшему: "Мои вещи пошиты в Лондоне, мои полуботинки — тоже. Я и пяти слов не произнес, и весьма неплох в сохранении бесстрастного выражения лица, но все же этот человек понял, что я не местный. Или я себе льщу все эти годы, или же он чрезвычайно проницателен".

— А потом, сэр, — продолжил Пратт, обращаясь более к сэру Джозефу, — форейтор, увидев, как пассажир ушел на север, к Белл-ярд, откатил экипаж на Темпл-лейн, попросил уличного мальчишку напоить лошадей и вернулся к пирожковой лавке на углу Темпля, где стоят наемные экипажи. Лавка открыта всю ночь. Он там стоял вместе со знакомыми кучерами, доедая второй пирог с бараниной, когда увидел мистера П. на противоположном тротуаре. Тот шел очень устало, с маленькой дорожной сумкой и портфелем для бумаг. Мистер П. пересек Флит-стрит с севера на юг — вы же представляете, сэр? — и окликнул первый же экипаж. Форейтор не слышал, куда он поехал, но на следующий день я нашел извозчика. Он вспомнил, что вез джентльмена из Темпля в Лайон-инн очень ранним утром. Лайон-инн.

Взгляд Пратта на секунду застыл на Стивене, но тому довелось знать этот забытый, лежащий вдали от основных улиц ряд домов, некогда прибежище адвокатов Канцлерского суда, потому Стивен заметил:

— Я думаю, мистер Пратт начал с замечания о том, что у нас все еще нет улик, что мы не приближаемся к развязке, а скорее пересматриваем текущую позицию, а потому, пожалуй, я смогу отлучиться на минутку. — Он извиняюще улыбнулся сэру Джозефу. — Я всю ночь провел в дороге.

— Конечно, конечно, вы знаете куда.

Стивен знал дорогу. Знал он и то, что в плохо освещенной, уставленной книгами уборной всегда горит лампа. Стивен вынул из обертки сигару, разломил ее надвое, поджег одну половину от лампы (огнивом он пользоваться не умел) и уселся, глубоко вдыхая дым.

Где-то в глубине дома послышался звук кофемолки. Без сомнения, она закреплена на кухонной стене, поскольку вибрация передалась всему зданию. Стивен улыбнулся — табак сейчас и кофе в перспективе умиротворили хотя бы верхушку его сознания, раздраженную невероятно неудачной ночной поездкой в трясущемся дилижансе с пьяными попутчиками. Остальной части помочь было не так легко. Мало что он знал об английском праве, но был уверен: Джека Обри наверняка уничтожат. Стивен волновался и за своего друга Мартина, которому прооперировал (возможно, слишком поздно) опасно ущемленную грыжу, он оставил Мартина в хорошем самочувствии, но все еще в смертельной опасности. Вдобавок настоящим испытанием стало пребывание с Софией по возвращении в Эшгроу.

Стивен был глубоко привязан к Софии, а она — к нему, но сейчас все эти слезы, нескрываемая тревога и необходимость в поддержке вызывали что-то вроде разочарования. Конечно, утомление от длинной поездки и внезапный переход от счастья к горю сильно повлияли, но ему казалось, что Диана (по крайней мере, его идеальная Диана) показала бы больше храбрости, силы духа, даже мужественности.

Диана могла бы грязно ругаться, но в ее голосе точно не послышалось бы слабое эхо миссис Вильямс. И, разумеется, Диана, не сумев подкупить или объегорить явившихся за ее мужем людей, последовала бы за ним со сменой чулок и парой чистого белья, невзирая на прямой запрет, а не заламывала бы руки.

Какое-то время Стивен ковырял ножом в ране, сравнивая Диану с тигрицей, потом, после заключительной затяжки, от которой закружилась голова, выбросил тлеющий окурок и спустился вниз.

— Мистер Пратт, — сказал Стивен, когда они пили кофе, — вы начали с того, что как только увидели капитана Обри, сразу убедились — жульничество подстроено. Могу ли я спросить, что привело вас к такому выводу? Он представил неопровержимые аргументы, с которыми я незнаком?

— Нет, сэр. Дело не столько в его словах, а в том, как он это сказал. Его изумило предположение о том, что его могут посчитать способным изобрести подобный вздор — он в жизни не слышал об опционах или продажах с будущей поставкой, пока не рассказал Палмер — он был уверен, что Палмер объявится — замечательный собеседник и такой знаток вин — как же они посмеются, когда все закончится. По роду своей деятельности, сэр, я слышал много отрицаний и объяснений, но такого — никогда. Не пронять ему так присяжных в конце длинного процесса, ошалевшим от зала суда и затравленным прокурором, а может, и судьей — хотя в этом деле наверняка и судьей. Но лицом к лицу в комнате на третьем этаже с видом на улицу в Маршалси — знаете, как говорят католики, его можно причащать без исповеди. В моем деле набьешь нюх на подобные вещи. Мне хватило его послушать минут пять, даже и две, чтобы понять — он невинен, как нерожденное дитя. Господи, да этот джентльмен — хуже агнца на заклание, редко когда мне доводилось видеть подобное.

— Рискну предположить, что опыта вам не занимать, мистер Пратт?

— О да, сэр. Думаю, опыта у меня не меньше, а то и побольше, чем у большинства. Я родился в Ньюгейте, видите ли, где мой отец служил надзирателем, так что рос я среди воров. Воры и их дети были моими компаньонами и товарищами по играм, я их хорошо узнал. Некоторые были редкостными ублюдками, особенно доносчики, но не многие. Потом отец перевелся в Клинк, а потом в суд Королевской скамьи, так что я обзавелся новыми друзьями среди воров и им подобных к югу от реки, и среди мелких стряпчих, тюремщиков, констеблей, и офицеров стражи. Все это оказалось очень полезным, когда я принялся за свое дело после службы на Боу-стрит.

— Ага, — кивнул Стивен, — уверен, что пригодилось.

— Теперь, сэр, — продолжил Пратт, ставя чашку на стол, — мне, может быть, лучше отправиться обратно в Лайон-инн. Признаюсь, мне казалось, что я выследил этого типа. Хотя там сейчас много кто живет, особенно на заднем дворе — там развелся настоящий крольчатник — но под мое описание попадут немногие. Он где-то пять футов семь дюймов ростом, худощавый. Носит короткий парик или пудрит собственные волосы. Ему около пятидесяти, и он, конечно же, себе на уме.

— Что вы подразумеваете — "себе на уме"?

— Простите за грубую речь, сэр, это жаргонное название для нечестной особы. Если не хватаешься за каждую возможность, то тебя причислят к простофилям. Весь мир делится на тех, кто себе на уме, и на простофиль. Мистер П. — из первых, разумеется, только профессиональный жулик будет так заметать следы. К тому же он родом из сливок общества, джентльмен по рождению. Не смог бы он пообедать с капитаном Обри и проговорить с ним всю ночь, будучи просто разодетым карманником. Капитан, хоть и простак, раскусил бы его, наверняка бы раскусил. В общем, я думал, что нашел свою добычу, но ошибся. Он там не живет. Или заметал следы, в чем я сомневаюсь, или же просто отдыхал или оставил там сообщение. Жестокий удар, но я продолжаю работать, расспрашивая служанок, уличных мальчишек, носильщиков мусорщиков и им подобных. Задействую и другие свои связи — веду розыски в гостинице, дабы выяснить, с кем он встречался, и снова выйти на след. Ищу везде, среди известных моим друзьям выходцев из благородных, их ведь вполне могли склонить на это. Но, господа, — произнес Пратт, переводя взгляд с одного собеседника на другого, — моя первая удача обернулась в конце концов вовсе и не удачей. Раз не удалось взять его с первого наскока, не хотелось бы мне раздавать серьезных обещаний. Вся эта проделка — это не мелкий грабеж, даже не большой грабеж, а самый высший класс того, что можно назвать виртуозным грабежом. Подобные дела — а мне попадалось несколько случаев страхового мошенничества и одна афера с курсами ценных бумаг примерно такого же масштаба, тщательно подготовленные и без оглядки на расходы — проворачиваются джентльменами с помощью всего лишь одного доверенного агента, как его можно назвать, который нанимает пособников, всегда через двух-трех посредников, и присматривает за деталями. Два-три посредника обязательно: если бы я уцепился за квакера и хвастуна, которые наверняка из скакового жулья, проку от них бы не было. У них даже представления нет о настоящем нанимателе. Доверенный агент единственный может донести на своих хозяев. А уж они позаботятся, чтобы так не вышло — обычно придерживая для него обвинение в тяжком преступлении, за которое прямая дорога на виселицу, а то и что-нибудь понадежнее, на случай, если дела пойдут слегка не так, как надо.