На край света - Кедров Владимир Николаевич (список книг TXT) 📗

Прибрежные коряки-зверобои направили Дежнева к родственным им корякам-оленеводам, кочевавшим с огромными стадами оленей по необозримым пространствам от Камчатки до Анадыря.

Коряки-кочевники, не менее гостеприимные, чем их оседлые родичи-звероловы, помогли Дежневу добраться до перевала через Корякский хребет, с которого он увидел покрытую снежным покровом анадырскую низменность.

Девятого декабря 1648 года, через десять недель после гибели «Рыбьего зуба» у Олюторского мыса, Дежнев подошел к устью Анадыря. Пройдя более двух тысяч километров по горам и заснеженной тундре, он сумел не потерять ни одного человека из числа вышедших с ним от Олюторского мыса.

Одетые в лохмотья, страдавшие от цинги, обмороженные, терпевшие в пути голод и холод, двадцать пять человек стояли тесной группой на одном из холмов правого берега и молча обозревали реку, два с половиной года бывшую их мечтой, их знаменем, их надеждой.

Река оказалась широкой: до другого берега — верст пять, а то, пожалуй, и все шесть. Скованная льдом, она была покрыта толстым покровом снега. Горный хребет [115] ненадолго показался в туманной дымке за широким плесом и скрылся за завесой из снежной пыли, поднятой ветром.

Ни одного деревца не заметили землепроходцы на заснеженных холмах, тянувшихся вдоль правого берега Анадыря. Лишь редкий жалкий тальник кое-где щетинился у реки.

«Найдем ли здесь пищу? Есть ли здесь звери и рыба? Встретим ли здесь людей? Где укроемся от стужи и метелей? Конец ли страданиям или начало новых?» — такие мысли мелькали у измученных людей.

Лица были суровы. Глаза людей глядели строго.

9. Анадырская трагедия

Дыхание Ледовитого океана пронеслось над Чукотским полуостровом и достигло Анадыря. Река мгновенно скрылась с глаз землепроходцев в туче поднятого ветром снега. Острые ледяные иглы хлестнули по лицам, заставив людей зажмуриться. Ледяной северо-восточный ветер пробрал до костей сквозь дырявые меховые одежды. Тесно сомкнувшись, люди нехотя отступили. Они спустились за холм, сбросили свои ноши и принялись разгребать снег, чтобы установить пологи.

«Мочи нет… Лягу-ка я на снег…» — думал Ефим Меркурьев, едва двигаясь. Но минуты, когда, казалось, он делал последние усилия, давно прошли, а он все работал, глядя на Зырянина, Захарова, Сидорку.

Глубокий снег раскидан, и под ним зачернела земля. Зырянин с Захаровым вбивают колья, натягивают пологи. Из-за снежной завесы выступили фигуры Нестерова и Прокопьева, срубивших где-то несколько жердей тальника.

Запылал костер. Снег зашипел в котлах, превращаясь в воду. Люди обжились, согрелись. Жизнь снова одолела смерть.

На другой день Дежнев перевел ватагу через реку на ее левый северный берег. В этом месте горы близко подступили к Анадырю. Поднявшись на береговую террасу, возвышавшуюся над рекой на несколько сажен, Дежнев остановился под высоким обрывом.

— Здесь выроем землянку, — сказал он. — Камень заслонит нас от ветра.

— А чем крыть ее? — спросил Астафьев.

— Поищем под снегом плавник. Реки выносят сверху много доброго лесу.

Астафьев с сомнением покачал головой, поглядев на прибрежные сугробы.

— А что будем есть?

— Станем рыбачить. Вырубим проруби, наладим подледную сеть.

— А черная смерть? [116]

— Под снегом есть мороха [117]. Наши поморы издревле лечились ею от черной смерти.

— Не верю я, чтоб выжили мы здесь без людей, — настаивал Астафьев.

Старик Андреев слушал молча, опершись на рогатину и понурив голову…

Фомка с Сидоркой пошли высматривать звериные следы. Несколько человек пешнями и топорами вырубали на реке проруби. Остальные копали землянку.

Фомка с Сидоркой вернулись ни с чем. Они видели лишь следы волков. Утром подледную сеть вытянули пустую. Молча поели оленину, полученную от коряков.

Астафьев сосредоточенно смотрел в одну точку, напряженно думая. Вдруг он поднял голову и решительно обернулся к Дежневу.

— Есть у нас две оленьих туши, — начал он, — мы съедим их за три дня, пусть — за пять. А дальше?

— Рыбы наловить не можем, — подхватил один из анкудиновцев.

— Коли останемся здесь, сдохнем не с голоду, так от черной смерти.

— Нет, приказный, надо идти вверх искать людей.

— Бог мне судья, коль я неправ, — заговорил молчавший до того Афанасий Андреев, — только и я, Семен, решил искать людей. Жаль мне Бессона. Пропадет он здесь. Цинга его сгубит.

— Все равно — смерть, дядя Семен! — возбужденно вскричал Бессон Астафьев. — Здесь — верная. В пути — может быть…

Дежнев долго молчал, обдумывал.

— Я — приказный и могу запретить вам, — начал он тихо. — Но я не сделаю этого. Потому не сделаю, что сам не ведаю, сможем ли мы здесь прокормиться. Итак, говорю вам: идите. Мово совета на это нет. Запрета — тоже. Я останусь здесь.

Всего желавших идти набралось девять человек. Семеро из них — анкудиновцы.

— Добра не будет для тебя, Афанасий, с такой ватагой, — сказал Дежнев Андрееву. — Ладно. Уважу я тебя. Дам тебе троих из моих людей. Самых лучших. На них полагайся.

Дежнев закрыл глаза, думая.

— Фома! Сидорка! Ивашко! Хотите ли проводить ватагу торгового человека Андреева?

— Как прикажешь.

— Добро. Идите. Эту службу я вам сочту за две. Без вас они пропадут зараз. Тут надо и волчий зуб, и лисий хвост. Вы и зверя промыслите, и следы кочевий сыщете. А найдете людей, — следить, чтобы им никакого насильства от анкудиновцев не было. И в том вы мне ответите.

Взяв половину оленины, полученной от коряков, и лучшие лыжи, двенадцать человек двинулись вверх по Анадырю.

На второй день пути река круто повернула к югу, чтобы затем уклониться к юго-западу. Горы северного берега отодвинулись и сменились однообразной, слегка волнистой низменностью. К южному берегу приблизился хребет Рарыткин, тянувшийся с юго-запада. Этот хребет виднелся и от лагеря Дежнева, но теперь от него отделяла только река.

Наступал вечер; путники готовились к ночлегу, подыскав удобное место среди редкого тальника. Надрывный протяжный вой, колеблясь, пронесся над замерзшей тундрой. Ему ответил из наступавших сумерек другой, третий… Путники переглянулись.

— Волки…

С этой ночи стаи волков, насчитывавшие по десяти, двадцати и более голов, постоянно тревожили путников. Сначала их только отпугивали кострами и выстрелами. Но когда был съеден последний кусок оленины, первый же убитый волк был отбит у набросившейся было на него стаи, освежеван и съеден. Несколько дней поддерживаемые мясом путники делали по двадцати пяти — тридцати верст за день. Но запасы пришли к концу, силы пали, и ватага стала проходить в день лишь десять — пятнадцать верст.

На исходе девятого дня пути ватага добралась до места, прозванного Утесчиками. Здесь отрог горного хребта Полпола вплотную подошел к правому берегу реки и тянется вдоль него верст на пятнадцать. Круто обрываясь к реке, он образует высокие глинисто-сланцевые мысы. Обрывы Утесчиков местами краснели, местами белели, обнаруживая месторождения разноцветных глин.

Заночевать под Утесчиками не удалось: не было топлива. Пришлось перейти на левый низменный берег, чтобы расположиться там среди тальника.

Остатки волчьего мяса были съедены еще накануне. На ужин, а также и на завтрак следующим утром был только кипяток.

Серым морозным и ветреным утром мрачное шествие возобновилось.

— Ох, мочи нет! — вздохнул, останавливаясь, Афанасий Андреев.

Он грузно опустился на снег и откинулся с закрытыми глазами, хрипло дыша. Последние два перехода старик едва тащился в хвосте отряда. За ним шел лишь один Иван Зырянин, которого Фомка, возглавлявший теперь ватагу, поставил замыкающим.

Бессон Астафьев, шедший в нескольких шагах впереди Андреева, оглянулся. Увидев, что старик лежит, он вернулся и сел подле него на снег.