Божество пустыни - Смит Уилбур (читать книги полные TXT) 📗

Мы начали спускаться к городу. Я ехал в голове колонны с вельможей Ремремом и царевнами, но, прежде чем мы достигли подножия холма, из главных ворот городской стены из красного кирпича вышла процессия жрецов и жриц и двинулась нам навстречу.

Хотя Вавилон был всего в ста двадцати лигах выше по течению, я не хотел являться в столицу царя Нимрода сразу после того, как мы пересекли пустыню. Я хотел поразить вавилонян нашими богатством и пышностью. Сейчас, в изношенной одежде, мы скорее походили на бедуинов, чем на представителей самого сильного и процветающего государства в мире.

Когда процессия приблизилась, я узнал в ее главе, шедшем между верховными жрецами и жрицами богини, вельможу Фат Тура, посла Египта в Шумере. Мы с ним знали друг друга задолго до того, как он покинул Фивы, чтобы занять свой нынешний пост. Я не сомневался, что этот усердный и надежный чиновник тщательно подготовил наш приезд в Вавилон. Я спешился, чтобы тепло встретить его, и мы вместе прошли к городским воротам, беседуя, как старые друзья.

– По твоей просьбе, Таита, я нанял десять больших речных барж, чтобы отвезти тебя, царевен и первых лиц посольства вверх по течению, в Вавилон, как только вы будете готовы. Естественно, я буду вас сопровождать. Но между тем настоятельно советую, чтобы большая часть вашего каравана двинулась вперед по дороге на Вавилон и там ждала вашего прибытия.

К тому времени как мы устроились в большом зиккурате, в покоях, приготовленных для нас Фат Туром, солнце уже садилось. Я оставил царевен и их служанок доставать все наряды, привезенные из Фив. Они наконец могли начать прихорашиваться, готовясь к перед прибытием ко двору царя Нимрода в Вавилоне.

Я объяснил царевнам, как важно, чтобы они произвели впечатление на царя Нимрода и на критского посла, который доложит обо всем своему господину, верховному повелителю Крита Миносу.

Вечером я ужинал с Фат Туром и Ремремом. Мы сидели на широкой террасе зиккурата под звездным небом и наслаждались золотым речным окунем длиной с мою руку, которого утром поймали в Евфрате, запивая сочное розовое мясо приятным красным вином из виноградников на речном берегу – его нам подали несколько сосудов.

Поев, мы перешли к обсуждению моего великого плана войны с гиксосами до ее победоносного завершения.

– Как вы оба знаете, я намерен вовлечь царя Нимрода и Верховного Миноса в военный союз с нашим возлюбленным фараоном. Добившись этого, мы уложим царя Коррада на наковальню, где по нему будут бить три молота – до полного уничтожения.

– Как всегда, твои слова захватывают, дорогой Таита, но не слишком ясны. Я не очень понимаю, кто наковальня, а кто молоты, о которых ты так красноречиво говоришь, – сказал Ремрем.

Я про себя вздохнул. Разговоры с Ремремом иногда напоминают подъем калеки на гору. На каждом шагу ему приходится помогать.

– Прошу прощения. Я использовал метафору. Надо было выразиться яснее. Наковальня – это Сахара, а войска Крита, Шумера и нашего Египта – молоты.

– Тогда ты мог бы просто сказать, что мы заставим Коррада сдаться, – педантично упрекнул меня Ремрем. – Твое сравнение с наковальней и молотами сбивает с толку. Простая речь всегда предпочтительней, тебе не кажется?

– Несомненно, и я благодарен тебе, вельможа, за ученый совет, – ответил я так сдержанно, что сам удивился. – Однако я пытался сказать, что ни Шумеру, ни Криту нападение на гиксосов нужно, не так, как нам. – Я с облегчением перенес внимание на Фат Тура. – Я бы очень хотел услышать твой рассказ о позиции царя Нимрода. Возможно, ты нам прояснишь ее.

Фат Тур согласно склонил голову.

– Я с нетерпением ждал возможности встретиться с тобой лицом к лицу и объяснить то, что нельзя передать с голубями. Конечно, ты знаешь, что Нимрод унаследовал корону от своего отца царя Мардука, умершего четырнадцать лет назад.

– Да, – подтвердил я, – это я знаю.

– Последние тридцать лет своего правления Мардук восстанавливал Вавилон, превращая его в самый прекрасный и величественный город мира.

– Я слышал, что Мардук предпринял большие работы. Но сомневаюсь, что Вавилон может соперничать с Фивами.

– В таком случае, думаю, ты удивишься, – улыбнулся Фат Тур. – Считается, что на это Мардук истратил шестьсот лаков серебра. Но несомненно одно: его одержимость опустошила царскую сокровищницу.

Я удивленно смотрел на него. Мне потребовалось время, чтобы подобрать точные слова.

– Я считал, что Шумер так же богат, как Крит, а то и богаче?

И я недоверчиво покачал головой.

– Да. Так считает большинство. Я живу в Вавилоне пять лет и в первое время тоже верил в миф о великом богатстве Шумера. Лишь совсем недавно я узнал правду. У царя Нимрода не хватает денег, чтобы заплатить собственным визирям. Его административное управление развалилось. Войско ослаблено отсутствием оружия и снаряжения. Воины бегут сотнями, ведь ему нечем им заплатить. Вероятно, он не сможет начать наступление на гиксосов, хотя прекрасно понимает, что, не делая этого, подвергает свою страну большой опасности.

Мы с Ремремом молча смотрели на него.

Ремрем был потрясен. Я понимал, он видит, как рушится весь наш замысел. Он был уверен, что Нимрод Шумерский станет нашим могущественным союзником. Фат Тур уничтожил эту надежду.

С другой стороны, я обрадовался. Мне стал совершенно ясен дальнейший путь. Нимрод разорен. Он теряет войско – и страну. И наверняка в отчаянии. У меня в двойном дне фургонов и в седлах верблюдов спрятано почти десять лаков серебра, и еще сотни лаков лежат в сокровищнице фараона в Долине Царей. Царь Нимрод и Шумер наши. Я могу диктовать цену. Нимрод не посмеет мне отказать.

У меня в руках два молота, как бы ни придирался Ремрем к моим словам. Еще один молот ждет меня на острове Крите. Он почти ничего не стоит в серебре, но, если считать в несчастьях и разбитых сердцах, цена может оказаться грабительской.

Когда на следующее утро мой старший раб Рыжий принес завтрак и серебряный кувшин с вином, я проснулся в приподнятом настроении. Я разбавил вино розовой водой и пил его на террасе, глядя на великую реку, которая с начала времен находилась в центре истории.

Несмотря на только что полученные сведения о бедственном состоянии державы Нимрода, на величественный вид реки и далеких гор с заснеженными вершинами, несмотря на прекрасное вино в чаше, я чувствовал, как испаряется прекрасное настроение. Я знал, что упустил нечто очень важное, но, подобно комару, жужжащему над головой, это что-то ускользало от меня, и я никак не мог обнаружить его.

Я вновь обошел террасу и вдруг замер на полушаге. Рыжий в тревоге смотрел на меня.

– Я что-то упустил, господин? – озабоченно спросил он.

Я поставил ногу на пол.

– Ничего такого, что нельзя было бы исправить, – заверил я его. Прошел к столику для письма и вывел на листке папируса несколько слов. Сложил листок, запечатал и отдал Рыжему. – Пожалуйста, немедленно отнеси это высокородной царевне Техути, и постарайся передать это ей лично в руки. Потом ступай к главному конюху и скажи, что мне нужны две лучшие лошади. Пусть оседланные ждут во дворе. Я приду немедленно. И не хочу ждать.

Рыжий убежал выполнять мое поручение.

То, что мне было нужно, я никак не мог бы сделать в зиккурате. Я не сомневался, что здесь, в каменных стенах, есть тайные комнаты с потайными глазками, у которых дежурят слуги царя Нимрода или верховного жреца. Представляю себе, с какой радостью они донесли бы своим господам, что я везу перезрелый плод.

Я допил остатки вина с гораздо меньшими церемониями, чем оно заслуживало, и пошел к себе за плащом для верховой езды. Потом спустился к конюшням позади зиккурата. Техути заставила меня ждать меньше получаса и пришла веселая и смеющаяся. Ее прекрасное лицо было озарено счастьем и радостью; в ней появилась изящная красота, какой не было раньше. Она обняла меня, встала на цыпочки и прошептала на ухо:

– Рыжий говорит, у тебя есть для меня сюрприз. Поэтому я не должна говорить девочкам, что ухожу с тобой. – Она рассмеялась мне в лицо. – Скажи! Ну скажи! Ты знаешь, что я не выношу тайн, мой дорогой Таита.