Александр Македонский. Сын сновидения - Манфреди Валерио Массимо (бесплатные серии книг .txt) 📗
Стали приходить еще более тревожные сообщения. Александру и его спутникам не только удалось ценой тяжелейших лишений перенести зиму — их приняли как союзников некоторые племенные вожди, жившие вблизи македонских границ. Изгнанники порой принимали участие в междоусобных распрях диких племен, выслуживая на поле брани договор о дружбе с ними, а иногда даже подчиняли себе мелких вождей. Рано или поздно это начнет представлять собой угрозу македонскому престолу.
Нечто в этом юноше неодолимо очаровывало всех, кто общался с ним: мужчин, женщин и даже животных. Как объяснить тот факт, что Александру с первой же попытки удалось вскочить на того демона, позже названного Букефалом, и приручить его, как ягненка?
А как объяснить, что Перитас, зверь, способный одним движением челюстей перегрызть кабанью берцовую кость, томился без еды, часами пролеживая на дороге, по которой скрылся его хозяин?
А Лептина, эта девчонка, вытащенная из кошмара Пангея, — она каждый день приготавливала Александру ванну и стелила постель, словно он должен с минуты на минуту приехать. И ни с кем не разговаривала.
Филиппа также начали тревожить отношения с Эпирским царством, подрываемые Олимпиадой. Она все еще оставалась там, рядом с молодым монархом, ее братом. Злоба могла толкнуть царицу на все, лишь бы насолить мужу, расстроить его планы, как политические, так и семейные. Эпирский царь Александр оставался Филиппу другом, но определенно он искренне переживал за своего племянника, изгнанного и скитающегося в землях варваров. Требовалось привязать его к трону в Пелле более крепкими обязательствами и отрезать царицу с ее вредоносным влиянием. Это было единственным решением, а времени для его исполнения почти не оставалось.
Однажды Филипп послал за своей дочерью Клеопатрой — последней представительницей его первой семьи.
Царевна была во всем блеске своих восемнадцати лет, с огромными зелеными глазами, длинными отливающими медью волосами и телом олимпийской богини. И не было ни одного знатного македонянина, кто не мечтал бы получить ее в жены.
— Пришло время выдать тебя замуж, доченька, — сказал царь.
Клеопатра повесила голову.
— Наверное, ты уже выбрал мне мужа.
— Да, — подтвердил Филипп. — Это будет Александр Эпирский, брат твоей матери.
Девушка ничего не сказала, но было видно, что она не так уж огорчена решением отца. Ее дядя молод, красив и доблестен, его уважают подданные, а характером он напоминает ее брата Александра.
— Ты ничего не скажешь? — спросил царь. — Может быть, ты ожидала кого-нибудь другого?
— Нет, отец мой. Я прекрасно знаю, что должна следовать твоему выбору, и потому никогда не думала ни о ком, чтобы не перечить тебе. Лишь одно я хотела бы спросить у тебя.
— Говори, дочь моя.
— Мой брат Александр будет приглашен на свадьбу?
Филипп резко отвернулся, словно от удара.
— Твой брат больше для меня не существует, — проговорил он ледяным тоном.
Клеопатра разразилась слезами.
— Но почему, отец? Почему?
— Ты сама знаешь почему. Ты была там. Ты видела, как он унизил меня на глазах у представителей всех греческих городов, перед моими стратегами и вельможами.
— Отец, он же…
— Не смей защищать его! — закричал царь. — Я послал его учиться к Аристотелю, я пригласил Лисиппа изваять его образ, я отчеканил монету с его изображением. Ты понимаешь, что это значит? Нет, дочь моя, оскорбление и неблагодарность были слишком велики, слишком велики…
Клеопатра рыдала, закрыв лицо руками, и Филипп хотел было подойти к ней, но, не желая еще больше расстраиваться, остался на месте.
— Отец…— снова попыталась заговорить девушка.
— Не защищай его, сказано тебе!
— А я буду! Я тоже была там в тот день и видела, как моя мать побледнела, глядя на тебя, когда ты, пьяный, положил руки на грудь своей молодой жене и гладил ее живот. И Александр видел это, а он любит свою мать. Может быть, он должен вышвырнуть ее из своей жизни, как ты?
Филипп в ярости воздел руки к небу.
— Это все Олимпиада! Это она настроила тебя против меня! Что, не так? — взревел он, побагровев от гнева. — Вы все против меня, все!
Клеопатра упала к его ногам и обняла колени:
— Это неправда, отец, неправда, мы лишь хотим, чтобы ты опомнился. Конечно, Александр был опрометчив. — При этих словах Филипп как будто немного успокоился. — Но как ты не понимаешь? Даже не пытаешься понять! Как бы ты поступил на его месте? Если бы кто-то публично назвал тебя незаконнорожденным? Ты бы не вступился за честь своей матери? Не этому ли ты всегда учил своего сына? А теперь, когда он стал похож на тебя, когда повел себя так, как ты хотел от него, ты от него отказываешься. Ты хотел Ахилла! — продолжала Клеопатра, подняв мокрое от слез лицо. — Ты хотел Ахилла и получил его. Гнев Александра — это гнев Ахилла, отец!
— Если его гнев — гнев Ахилла, то мой — гнев Зевса!
— Но он тебя любит, любит и страдает, я знаю, — вновь зарыдала Клеопатра, заставив отца попятиться.
Филипп, сжав губы, молча посмотрел на нее и повернулся, чтобы уйти.
— Готовься, — сказал он из дверей. — Свадьба состоится через шесть месяцев.
И вышел.
Евмен видел, как царь с мрачным лицом вошел к себе, но сделал вид, будто ничего не замечает, и проследовал мимо с охапкой свитков.
Но потом, когда дверь закрылась, вернулся и приложил к ней ухо. Царь плакал.
ГЛАВА 33
Евмен тихо удалился и направился в свою комнату, расположенную в глубине царского архива. Там он уселся за стол, подперев голову руками, и долго в задумчивости сидел так. А потом принял решение.
Он изъял из архива один кошель, оправил плащ на плечах, провел рукой по волосам и, снова выйдя в коридор, приблизился к кабинету царя.
Набрав в грудь воздуха, Евмен постучал.
— Кто там?
— Евмен.
— Входи.
Секретарь закрыл за собой дверь. Филипп не поднял головы, как будто изучая лежащий перед ним документ.
— Государь, поступило одно предложение на брак.
Царь рывком поднял голову. На лице его был шрам, а уцелевший глаз покраснел от усталости, гнева и слез.
— Какое именно? — спросил Филипп.
— Персидский сатрап, а также царь Карий, Пиксодар, предлагает руку своей дочери для царевича из твоего царского дома.
— Он прислал это не в добрый час. Я не веду переговоров с персами.
— Государь, я полагаю, что можно договориться. Пиксодар не совсем перс, он от имени Великого Царя правит прибрежной провинцией в Малой Азии и контролирует Галикарнасскую крепость. Если ты готовишься форсировать Проливы, то можешь сделать важный стратегический выбор. Особенно сейчас, когда персидский трон еще не в надежных руках.
— Возможно, ты не так уж неправ. Мое войско отправляется через несколько дней.
— Есть еще один резон.
— Ты бы кого выбрал?
— Ну, я думал…
— Арридей. Вот кого мы на ней женим. Мой сын Арридей — полудурок, он не сможет натворить больших бед. А если на ложе он ее не удовлетворит, я сам позабочусь о женушке. Как она?
Евмен вытащил из кошеля и положил на стол маленький портретик — определенно работу греческого художника — и показал его Филиппу.
— Кажется, очень мила, но не следует доверяться портрету: когда видишь их живьем, иногда случаются такие сюрпризы…
— Так что мне делать?
— Напиши, что я тронут и польщен его просьбой и что выбрал для девушки доблестного царевича Арридея, молодого, храброго в битве, человека высоких чувств и обладающего всеми прочими достоинствами. Потом принеси мне письмо на подпись.
— Хорошее решение, государь. Я все исполню немедленно. — Он направился к двери, но остановился, как будто вспомнил что-то важное. — Можно задать тебе один вопрос, мой государь?
Филипп с подозрением посмотрел на него:
— О чем это?
— Кто будет командовать войском, которое ты отправляешь в Азию?
— Аттал и Парменион.
— Прекрасно. Парменион — великий воин, а Аттал…
