Виконт де Бражелон или Десять лет спустя (3 тома) Ил. Ж.Боже - Дюма Александр (электронная книга .txt) 📗

– Да, Д'Артаньян. Вам нравится здесь?

– Очень, и мне очень нравится господин Фуке, наш хозяин.

– Это очаровательный человек, не так ли?

– В высшей степени.

– Говорят, король поначалу был холоден с ним, но затем немного смягчился.

– Почему «говорят»? Разве вы сами не видели этого?

– Нет, я был занят. Вместе с только что вышедшими отсюда я обсуждал некоторые подробности представления и карусели, которые будут устроены завтра.

– Вот как! А вы тут главный распорядитель увеселений, не так ли?

– Как вы знаете, дорогой мой, я всегда был другом всякого рода выдумок; я всегда был в некотором роде поэтом.

– Я помню ваши стихи. Они были прелестны.

– Что до меня, то я их забыл; но я рад наслаждаться стихами других, тех, кого зовут Мольером, Пелисоном, Лафонтеном и так далее.

– Знаете, какая мысль осенила меня сегодня за ужином?

– Нет. Выскажите ее. Разве я могу догадаться о ней, когда их у вас всегда целая куча?

– Я подумал, что истинный король Франции отнюдь не Людовик Четырнадцатый.

– Гм! – И Арамис невольно посмотрел прямо в глаза мушкетеру»

– Нет, нет. Это не кто иной, как Фуке.

Арамис перевел дух и улыбнулся.

– Вы совсем как все остальные: завидуете! – сказал он. – Бьюсь об заклад, что эту фразу вы слышали от господина Кольбера.

Д'Артаньян, чтобы сделать приятное Арамису, рассказал ему о злоключениях финансиста в связи со злосчастным меленским вином.

– Дрянной человечек этот Кольбер! – воскликнул Арамис.

– По правде сказать, так и есть.

– Как подумаешь, что этот прохвост будет вашим министром через какие-нибудь четыре месяца и вы будете столь же усердно служить ему, как служили Ришелье или Мазарини…

– Как вы служите господину Фуке, – вставил д'Артаньян.

– С тем отличием, дорогой друг, что Фуке – не Кольбер.

– Это верно.

И Д'Артаньян сделал вид, что ему стало грустно.

– Но почему вы решили, что Кольбер через четыре месяца будет министром?

– Потому что Фуке им больше не будет, – печально ответил Арамис.

– Он будет окончательно разорен? – спросил д'Артаньян.

– Полностью.

– Зачем же в таком случае устраивать празднества? – молвил мушкетер таким естественным и благожелательным тоном, что епископ на мгновение поверил ему. – Почему вы не отговорили его? – добавил Д'Артаньян.

Последние слова были лишними; Арамис снова насторожился.

– Дело в том, – объяснил он, – что Фуке желательно угодить королю.

– Разоряясь ради него?

– Да.

– Странный расчет!

– Необходимость.

– Я не понимаю, дорогой Арамис.

– Пусть так! Но вы видите, разумеется, что ненависть, обуревающая господина Кольбера, усиливается со дня на день.

– Вижу. Вижу и то, что Кольбер побуждает короля расправиться с суперинтендантом.

– Это бросается в глаза всякому.

– И что есть заговор против господина Фуке.

– Это также общеизвестно.

– Разве правдоподобно, чтобы король стал действовать против того, кто истратил все свое состояние, лишь бы доставить ему удовольствие?

– Это верно, – медленно проговорил Арамис, отнюдь не убежденный своим собеседником и жаждавший подойти к теме их разговора с другой стороны.

– Есть безумства разного рода, – продолжал д'Артаньян, – но ваши, говоря по правде, я никоим образом не одобряю. Ужин, бал, концерт, представление, карусель, водопады, фейерверки, иллюминация и подарки – все это хорошо, превосходно, согласен с вами. Но разве этих расходов было для вас недостаточно? Нужно ли было…

– Что?

– Нужно ли было одевать во все новое, например, всех ваших людей?

– Да, вы правы. Я указывал на то же самое господину Фуке; он мне ответил, однако, что, будь он богат, он построил бы, чтобы принять короля, совершенно новый дворец, новый от подвалов до флюгеров на крыше, с совершенно новою обстановкой и утварью, и что после отъезда его величества он велел бы все это сжечь, дабы оно… не могло больше служить кому-либо другому.

– Но ведь это чистые бредни и ничего больше!

– То же было высказано ему и мною, но он заявил: «Кто будет советовать мне быть бережливым, в том я буду видеть врага».

– Но ведь это значит сойти с ума! А этот портрет!

– Какой портрет? – спросил Арамис.

– Портрет короля, этот сюрприз…

– Какой сюрприз?

– Для которого вы взяли у Персерена образцы тканей.

Д'Артаньян остановился. Он выпустил стрелу; оставалось установить, метко ли он целил.

– Это была любезность, – отвечал Арамис.

Д'Артаньян встал, подошел к своему другу, взял его за обе руки и, глядя ему в глаза, произнес:

– Арамис, продолжаете ли вы хоть немного любить меня?

– Конечно, люблю.

– В таком случае сделайте мне одолжение. Скажите, для чего вы брали образцы тканей у Персерена?

– Пойдемте со мной и давайте спросим беднягу Лебрена, трудившегося над этим портретом двое суток, не сомкнув глаз.

– Арамис, это правда для всех, но только не для меня…

– Право, Д'Артаньян, вы меня поражаете?

– Будьте честны со мной. Скажите мне правду: ведь вы не хотели бы, чтобы со мной случилось что-нибудь весьма и весьма неприятное, так ведь?

– Дорогой друг, вы становитесь совершенно непостижимы. Что за дьявольское подозрение зародилось в вашем уме?

– Верите ли вы в мой инстинкт? Прежде вы в него верили. Так вот этот инстинкт нашептывает мне, что у вас есть какие-то тайные замыслы.

– У меня! Замыслы!

– Я не могу, разумеется, утверждать, что я в этом уверен – Еще бы!

– Но хоть я в этом и не уверен, все же готов поклясться в том, что я прав.

– Вы мне доставляете живейшее огорчение, д'Артаньян. Если б у меня были некие замыслы, которые я должен был бы скрывать от вас, я, конечно, умолчал бы о них, не так ли? Если бы мои замыслы были, напротив, такого рода, что я должен был бы открыться вам, я бы сделал это и без вашего напоминания.

– Нет, Арамис, нет, бывают замыслы, которые можно раскрыть лишь в подводящий момент.

– Значит, дорогой друг, – подхватил со смехом епископ, – подходящий момент еще не настал.

Д'Артаньян грустно покачал головой.

– Дружба, дружба! – сказал он. – Пустое слово, вот что такое пресловутая дружба! Предо мной человек, который дал бы разорвать себя на куски ради меня.