Убить сову (ЛП) - Мейтленд Карен (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Целительница Марта принесла под плащом маленькую шкатулку и открыла крышку. Внутри лежало тело Христово, четыре кружочка белого хлеба, отмеченные знаком креста с переплетёнными эмблемами страданий Господа — бич, молот, копьё и терновый венец.
Я благоговейно взяла одну облатку, а Целительница Марта опустилась на колени, не сводя глаз с тела Христова в моих руках. В глазах у неё мелькнула усталость, потом лицо снова стало спокойным.
Я обратилась к Андреа, произнося благословение, а она изо всех сил потянулась ко мне. Я положила причастие на распухший язык, но Андреа трудно было проглотить даже такую малость. Она откинулась назад и глубоко вздохнула.
Целительница Марта нашла в своей суме маленький флакончик масла и протянула мне.
— Пора. Она очень близка к концу.
Я отдёрнула руку, как от огня.
— Нет. Я не могу. Не надо.
— Ты против своей воли взялась ее соборовать. Теперь ты должна закончить начатое.
На меня словно лег груз этих слов. Воздух в комнате вдруг стал тяжелым, сгустился, как дым, стало трудно дышать. Я взяла на себя ответственность за её бессмертную душу и втянула в это Целительницу Марту. Я слышала исповедь отшельницы. Но что станет теперь с моей душой?
Я встала между её душой и Богом. Я отпускала её грехи. «...что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе». Но епископ не возлагал на меня руки для благословения, и церковь не окутывала меня своим покровом. У меня нет ни власти, ни защиты.
Целительница Марта смотрела на меня, ожидая, что сейчас я отпущу эту светлую душу к Богу. Но Андреа — не прокаженный, не гулящая девка, умирающая в родах, благодарные за любое мое благословение, лишь бы сократить свои дни в чистилище. Я не смела вмешиваться в такую чистую жизнь, такое таинство.
— Пошли за отцом Ульфридом, быстро.
Но Целительница Марта не двинулась с места. Может, я сказала слишком тихо? Мы молча смотрели друг на друга, а потом она просто сжала мою руку. Кожа у неё была горячая.
— Настоятельница Марта, ты же знаешь, мы сейчас не можем послать за священником. Если он спросит, когда она в последний раз причащалась... если узнает, что ты сделала, тебя арестуют. И кроме того...
Мы обе знали, что будет, когда это откроется — тюрьма, пытки, смерть. И не только для меня — я сделала виновной и Целительницу Марту, покрывавшую моё преступление. Назад пути нет, и нельзя отменить совершенное. Я, как вор, захватила то, что принадлежит только священнику, и вернуть это, как дичь, украденную из угодий короля, не лишившись жизни невозможно.
Целительница Марта снова протянула мне флакон. И на этот раз я взяла его у неё из рук и помазала тело Андреа, её грудь, руки и ноги.
Андреа внезапно вскрикнула и стала давиться, и я бросилась подставлять миску под её подбородок. Изо рта потекла алая кровь и чёрная желчь. Андреа откинулась назад, тело изогнулось, голова безвольно упала. Целительнице Марте незачем было говорить мне, что всё кончено. Мы обе опустились на колени для молитвы.
Целительница Марта первой поднялась на ноги и начала приводить в порядок тело. Я попыталась помочь, но она мягко отстранила меня.
— Оставь это. Сейчас твоё место с остальными женщинами. Расскажи им, как она ушла, они ждут. И нужно подготовить для неё место в церкви. Попроси кого-нибудь помочь мне ее уложить. Я подожду. — Она вытерла рот Андреа пучком соломы, бросила солому в наполненную кровью миску. — Скажи, пусть принесут воды для омовения и ароматических трав. Пега уже помогала мне с этим раньше, она знает, что принести.
Я знала, мне нужно тщательно выбирать слова, чтобы женщины радовались уходу отшельницы в иной мир и в бегинаже не было печали и скорби. Мы будем благодарить за то, что чистая душа Андреа освободилась от груза плоти и ушла к благословенному свету. Да, так я и скажу им.
Я взяла миску из рук Целительницы Марты.
— Лучше избавиться от этого, пока не пришли остальные. Им незачем это видеть.
Я опрокинула миску в огонь. Пламя зашипело и вспыхнуло снова. Миску я начисто вытерла соломой, которую тоже бросила в очаг. Я не дам никому впасть в грех отчаяния. Нельзя горевать о том, кто ушёл прямо в руки Господа. Мой долг — не допустить этого.
— А когда поговоришь с женщинами, Настоятельница Марта, тебе нужно пойти поспать.
Я покачала головой.
— Я много дней пренебрегала своими обязанностями, и сейчас слишком много дел. Ночью отдохну.
— Дела ждали много дней, подождут ещё несколько часов. Глаза у тебя красные, и ты шатаешься, как старый паралитик. — Целительница Марта погрозила мне пальцем. — Иди спать, девочка.
Не знаю, сколько я проспала. Меня разбудил шум голосов за окном. Я услышала топот бегущих ног, крики стали громче. Я выпрыгнула из постели и бросилась во двор. Похоже, там столпились все женщины бегинажа. Они что-то взволнованно обсуждали, поплотнее запахиваясь в плащи от холода.
Я прикрыла глаза, щурясь от яркого дневного света. Я ещё не пришла в себя от внезапного пробуждения, но ясно было — что-то не так.
Малышка Кэтрин заметила меня и бросилась вперёд, расталкивая толпу.
— Настоятельница Марта, смотри, чудо! Чудо!
Она указала на серебряную тарелку, которую благоговейно держала в руках Учительница Марта. На тарелке лежало что-то маленькое, слегка обгоревшее.
Я присмотрелась поближе. Внутри всё сжалось от ледянящего ужаса. На тарелке лежала маленькая облатка, почерневшая, но с хорошо различимой печатью — гостия из принесённых монахом-францисканцем.
— Откуда это у вас? — спросила я.
— Мы выгребали очаг в комнате Андреа, и это лежало в золе, — возбуждённо выпалила Кэтрин.
— Это гостия, которую приняла в тот день Андреа, — взволнованно сказала Учительница Марта, сжимая тарелку, как будто боялась, что та вырвется из рук. — Её вырвало, когда она испустила дух, и это бросили в огонь, но Бог сохранил для нас освящённую облатку. Всё остальное сгорело, а Его тела пламя не посмело коснуться.
— Это чудо, чудо, — доносилось из толпы.
Дрожа от страха, я всматривалась в толпу, пытаясь найти Целительницу Марту. Должно быть, она сказала Учительнице Марте, что случилось. Никто больше не входил к Андреа, никто не мог знать о гостии. Я не могла поверить, что Целительница Марта предала меня. Она знала, как это опасно. Она предупреждала меня на этом самом месте. И я верила Целительнице Марте как никому другому, я могла бы доверить ей свою жизнь.
— Настоятельница Марта.
Я обернулась на голос — Целительница Марта тронула меня за локоть.
— Что ты им сказала? Как ты могла...
— Всем, кто знал отшельницу, известно, что её поддерживала гостия, — тихо сказала Целительница Марта, сжимая мою руку. — И в бегинаже нет ни одной женщины, не знавшей о тайных визитах францисканца. Ты же не глупа, Настоятельница Марта. Ты и вправду думала, будто они не догадаются, что к чему? Мне незачем объяснять им, зачем он приходил. Они с самого начала знали, что монах приносил гостию для Андреа.
Целительница Марта задержала на мне взгляд, как будто хотела, чтобы я поняла что-то важное. И я сообразила, что Учительница Марта не упомянула меня, когда говорила о чуде. Она рассказывала мне так, словно я и не знала, что Андреа вырвало. Похоже, она считала, что это не я, а монах совершал последние обряды над Андреа.
— Бегинки хранили тайну визитов францисканца, — продолжала Целительница Марта. — Но если они догадались, зачем он приходил, могли догадаться и другие, в этом и опасность. — Она кивнула в сторону лечебницы.
Я глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. Руки дрожали, пришлось покрепче сцепить их за спиной. Я подняла голову и посмотрела на толпу бегинок — они затихли, ожидая моих слов. Я заговорила, осторожно подбирая слова.
— То, что сохранилась облатка, упавшая с чистых губ Андреа, это настоящее чудо. Это знак, что мы в безопасности в этих стенах. Бог благословил Андреа, и нам нужно просить у него сил следовать её примеру. Мы найдём подходящий ковчег, чтобы сохранить эту реликвию. Но я настоятельно требую не обсуждать случившееся с посторонними, пока Бог не укажет нам иного. Постарайтесь, чтобы эта история не вышла за пределы бегинажа, иначе францисканец подвергнется смертельной опасности, поскольку монахам запрещено отправление таинств. Кроме того, найдутся и те, кто позавидует нашей реликвии и захочет отобрать её.