Рамсес II Великий. Судьба фараона - Мессадье Жеральд (полные книги txt) 📗

Но об этом он никому не сказал и слова. Краем глаза он заметил сияющее от радости лицо Исинофрет; теперь ее ранг Царской супруги, пускай даже второй, а не первой, был официально признан. На последовавшей за церемонией праздничной трапезе она болтала без умолку.

Через несколько недель, утром, пришло донесение от Иминеджа. К Рамсесу вернулось беспокойство, связанное с причиной, которая, как ему казалось в дни траура по отцу и в преддверии коронации, была навсегда похоронена в песках пустыни — с Птахмосом. Военный писец, который такими простыми и, тем не менее, незабываемыми словами рассказал ему о своей любви и преданности, сообщал, что советник лишенного прав принца, жрец по имени Неджьем-Атон умер, а сам Птахмос совершил неожиданный и странный поступок — посетил Верховного жреца храма Амона Небнетеру. Какое дело могло быть у этого еретика к Верховному жрецу? И почему Небнетеру его принял?

Рамсесом снова овладело недовольство. Небнетеру был отцом визиря Севера Пасара. Один Амон знал, что могли замышлять отец и сын. И как нарочно, пришло послание от «царского сына страны Куш» Хеканакхта, который красноречиво, напыщенным слогом просил монарха утвердить свое славное присутствие в Верхнем Египте. Что бы это могло значить? Что его авторитет пошатнулся? И связано ли это приглашение с пагубным влиянием Птахмоса? Неужели ему постоянно придется усмирять юг силой оружия?

Начался третий год правления Рамсеса. Фараон вспомнил о своих планах возвести стелу в свою честь — проект, задуманный и отложенный несколько лет назад как слишком самонадеянный. Он решил сам составить текст, но пока еще не знал, чего хочет, поэтому не посвятил в свои планы никого, даже самых близких — Тиа и Именемипета — из страха показаться обеспокоенным и испуганным. Набросав несколько фраз на куске папируса, он свернул его и сунул за свой браслет.

Первым делом он решил утвердить в глазах жителей Уасета, столицы и резиденции царей, присутствие своей семьи. В последние месяцы жизни Сети в числе множества прочих проектов рассматривал план возведения на западном берегу Великой Реки храма, основательницей которого должна была стать его династия. И как он мог об этом забыть? Или, скорее, просто Сети слишком рано умер. Единственное, что было при нем сделано, — строители обозначили на местности контуры будущего храма. Рамсес призвал зодчих и приказал начинать работы.

Прохаживаясь вдоль контуров задуманного здания, прочерченных с помощью необожженных кирпичей, частично разрушившихся под воздействием зимних дождей, фараон давал указания зодчим:

— Я хочу, чтобы работы начались немедленно. Храм будет посвящен Амону. Но на видном месте вы сделаете надпись: «Он возвел этот монумент для своей матери».

Рамсес окинул взором отливающий синевой пейзаж — над раскинувшимися под солнцем полями кружили бдительные коршуны… Потом вытянул руку со словами:

— А на этом крыле будет надпись «Он возвел этот монумент для своей Первой супруги».

Идея запечатлелась в его сознании так же надежно, как иероглифы в камне: сколь велика ни была его мужская сила, она реализуется только через женщину, и только посредством женщины он может продолжить себя в этом мире…

Вернувшись в Уасет, Рамсес призвал визиря Севера Пасара и протянул ему послание от «царского сына страны Куш». Это была ловушка: не сболтнет ли сын ненароком что-нибудь, что позволит уличить его отца в происках против царской власти?

— Эта часть страны вне твоей компетенции, но ты хорошо ее знаешь. Скажи мне, как понимать эту просьбу.

Пасар прочел папирус.

— Эта просьба подразумевает многое, твое величество. Первое — это то, что жрецы храмов в Верхнем Египте обеспокоены. Уасет от них далеко, и они полагают, что царь давно не обращал на них свой сиятельный взор. Культы различных богов все чаще соперничают между собой. К примеру, храм Мина, бога-покровителя пятого нома Верхнего Египта, хранителя земных богатств и в особенности золота, приходит в упадок, хотя никогда в тех краях не добывали столько золота, как сейчас. У бога Упуаута, «Открывающего пути», вообще нет своего храма, и его почитатели в стране Куш очень об этом сожалеют. Я мог бы привести еще несколько примеров.

— Я думал, что на этом проклятом юге давно наведен порядок.

— Твое величество укрепил свою власть, но порядок — это не то же самое. Не зря Хеканакхт просит тебя посетить Куш.

Его слова поразили Рамсеса.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Что нужно успокоить жрецов. Ты являешься воплощением божественной власти, твое величество.

— Неужели при отце не были решены вопросы, касающиеся храмов?

— Это большой объем работ, твое величество, и твой божественный отец умер как раз тогда, когда только строил планы.

Рамсес усмотрел в этом непрямой упрек: еще будучи соправителем, ему следовало бы интересоваться этими вопросами, а он следил лишь за возведением величественных храмов в Уасете и Хет-Ка-Птахе. Ему не давала покоя мысль, что Птахмос живет в пятом номе, в Баки. Неужели этот авантюрист снова пытается повернуть ситуацию себе на пользу?

— Прочитав послание правителя Куша, ты стал излагать свои соображения и начал со слова «первое». Что же еще?

Пасар смутился. Его губы дернулись, но он не произнес ни звука.

— Я тебя слушаю, — не отступал Рамсес.

— Я прошу твое величество простить меня, если мои слова вызовут твой гнев.

— Я прощаю тебя.

— Многие считают твое величество воплощением Сета, и некоторые жрецы из-за своего недомыслия полагают, что по этой причине их храмы попали в немилость и приходят в упадок.

— Но это же глупо!

— Разумеется, твое величество.

Рамсес с детства был наслышан о подобных подозрениях. Сет был богом чужеземцев, как и Сфинкс Хурун, которого многие стали считать личным покровителем фараона после церемонии, устроенной по требованию Исинофрет. Одному Амону известно, какие черные мысли затемнили рассудок жрецов, когда они об этом узнали…

— И они считают это достаточным основанием для отделения?

— Я знаю о подозрениях твоего величества и чем они вызваны, но я не стану прибавлять им веса. У Птахмоса нет шансов сплотить вокруг себя недовольных, тем более что он всегда по мере возможностей противодействовал продажности чиновников и землевладельцев Юга, которую ты так славно искоренил.

— Почему тогда твой отец с ним встретился?

— Лучше знать, что нужно шакалу, который тявкает у ограды.

— И что же ему было нужно?

— Чтобы его права признали.

— И что сказал ему твой отец?

Пасар чуть изменился в лице.

— Что Амон — первый среди богов, твое величество.

Рамсес успокоился. Быть может, он пытается усмотреть предательство там, где на него нет и намека?

— И что ты предлагаешь предпринять?

— Поезжай на Юг, твое величество. Пусть твой путь проляжет до самого Уауата [30]. Дай понять своим подданным и особенно жрецам Юга, что царь заботится о них. Сделай подношения храму Мина и остальным, которые в этом нуждаются. Прикажи построить храм для Упуаута. Поезжай! Этим ты успокоишь их и обнадежишь. Самое послушное животное — то, которое часто ласкают.

В отношении гепардов это правило работало безотказно: животное моментально успокаивалось, стоило Рамсесу провести рукой по его спине.

Однако советы Пасара удовлетворили его не полностью. Визирь Севера все-таки был сыном Небнетеру, Верховного жреца храма Амона в Хет-Ка-Птахе, а мания посадить на трон Хора наследника царских кровей никогда не оставляла жрецов.

Новость разнеслась по дворцу, словно раскат грома.

В известность было поставлено ограниченное количество чиновников, но, как это обычно бывает, чем больше секретности подразумевает дело, тем быстрее о нем узнают все, от мала до велика. Новость обсуждали всюду — в покоях, коридорах и приемных. Люди поджимали губы, делали большие глаза и пожимали плечами: в преддверии своего визита в Верхний Египет его величество Рамсес Усермаатра приказал установить в Бухене весьма необычную стелу. Это был первый в истории страны монумент, так восторженно прославлявший личность и славные деяния фараона.