Собрание сочинений в 10 томах. Том 7 - Хаггард Генри Райдер (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
— Пусть идут! Дайте им их кость! — раздались крики. — Привяжите ее к их хвостам, и пусть они бегут с ней!
— Так и будет, о мой народ! А теперь, раз мы покончили с этими псами, вот что я хочу сказать вам. Быть может, вам казалось или вы слышали, что я увлеклась этими чужестранцами, и в особенности одним из них. — Она взглянула на Оливера. — Так вот, есть такие псы, которые не хотят работать, пока их не погладят по голове. И я гладила его, потому что он умный и знающий пес, который умеет делать многое, чего мы не умеем — например, знает, как разрушить идола фенгов. О абати, неужели кто-нибудь из вас действительно поверил, что я, потомок древней крови Соломона и царицы Савской, я, Дочь Царей, могла подумать о том, чтобы отдать свою руку язычнику, который пришел сюда ради награды? Неужто вы могли подумать, что я, торжественно обрученная с принцем Джошуа, моим дядей, могла хоть на мгновение, предпочесть ему этого человека? — И она снова бросила взгляд на Оливера, который сделал движение, как бы желая что-то сказать. Но не успел он открыть рот, как Македа заговорила снова:
— Знайте же, что все это я сделала ради спасения моего народа и завтра вечером приглашаю вас всех на свадьбу, когда, по древнему обычаю, я разобью свой стакан о стакан того, кто следующей ночью будет моим супругом. — И, поднявшись со своего места, она трижды поклонилась, а потом протянула руку Джошуа.
Он тоже встал, надувшись, как индюк, взял ее руку, поцеловал и пробормотал несколько слов, которые мы не расслышали.
Толпа ликовала и шумела, а потом среди внезапно наступившего молчания ясно зазвучал голос Оливера.
— Госпожа, — сказал он холодным тоном, но с оттенком горечи, — мы, «язычники», слышали твои слова. Мы благодарны тебе за то, что ты признала наши заслуги, а именно разрушение идола фенгов, которое стоило нам немалых трудов. Мы благодарим тебя и за то, что ты в награду за нашу службу позволяешь нам уехать из Мура, где нас оскорбили жестокими словами, позволяешь взять с собой то, что осталось из наших вещей, а не предаешь пыткам и смерти, хоть это во власти твоей и твоего Совета. Разумеется, этот блестящий пример щедрости твоей и всех абати мы никогда не забудем и всюду будем твердить об этом. Мы надеемся также, что ваш поступок дойдет до слуха дикарей фенгов, и они, быть может, поймут наконец, что истинное величие и благородство не в войне и жестоких деяниях, а в сердцах людей. Теперь же, Вальда Нагаста, я обращаюсь к тебе с последней просьбой: я хочу еще раз увидеть твое лицо, чтобы увериться, что с нами говорила и в самом деле ты, а не какая-нибудь из твоих подданных, скрывшаяся под твоим покрывалом, и если это действительно так, я хочу увезти с собой воспоминание об истинном образе женщины, такой преданной своей стране и благородной по отношению к гостям, какой ты предстала перед нами сегодня.
Она выслушала его, потом медленно откинула покрывало, и я увидел лицо, которого никогда раньше не видел. О, это была Македа, это, без сомнения, была она, но как она изменилась! Лицо ее было бледно, глаза сверкали, как угли, губы крепко стиснуты. Но всего необычнее было выражение лица, одновременно вызывающе насмешливое и страдающее, оно так подействовало на меня, что я его никогда не забуду. Признаюсь, я не мог прочесть на этом лице ровно ничего, но был глубоко убежден, что женщина эта насквозь лжива и ее угнетает собственная лживость. И величайшей победой ее искусства явилось то, что при создавшихся обстоятельствах ей удалось убедить меня и сотню людей, впившихся в нее глазами, в своей лживости и порочности.
На мгновение ее глаза встретились с глазами Оливера, но хотя он ловил ее взгляд с тоской и отчаянием, я не мог заметить у нее ни малейшего сочувствия, ни капли тепла, а видел только высокомерие и насмешку. Потом с коротким смешком она опустила покрывало, отвернулась к Джошуа и заговорила с ним.
Оливер несколько секунд стоял не двигаясь, и за это время Хиггс успел шепнуть мне:
— Ну, разве это не ужасно?! Я предпочел бы вернуться в львиную пещеру, только бы не видеть эту сцену.
Рука Оливера потянулась к револьверу, но его, разумеется, не было. Потом он начал шарить по карманам, нашел таблетку с ядом, которую я дал ему, и поднес к губам. Но в то мгновение, когда она коснулась его губ, мой сын, стоявший рядом, вышиб ее у него из руки и ногой раздавил в порошок.
Оливер поднял руку, как бы для того, чтобы ударить его, потом, не произнеся ни звука, упал без сознания. Македа, по-видимому, заметила все это, от меня не укрылась пробежавшая по ее телу дрожь, а пальцы ее так стиснули ручки трона, что совсем побелели. Но она сказала только:
— Этот язычник лишился чувств оттого, что недоволен вознаграждением. Унесите его отсюда, и пусть его товарищ, доктор Адамс, поможет ему. Когда он придет в себя, выведите их всех из Мура, как я приказала. Не забудьте, что оружие им можно вернуть только у выхода из ущелья. И дайте им достаточно пищи, чтобы никто не мог сказать, что мы сохранили им жизнь, но позволили умереть от голода у наших ворот.
Она махнула рукой, чтобы показать, что заседание окончилось, встала со своего места и удалилась в сопровождении слуг, военачальников и всей свиты.
В окружении отряд воинов мы вернулись в то самое помещение, откуда нас повели на суд, пройдя сквозь толпу, осыпавшую нас бранью и насмешками. Оливера несколько воинов несли на носилках.
Через некоторое время мне удалось привести его в чувство, он приподнялся, выпил немного воды и обратился к нам совсем спокойно:
— Вы видели все, друзья, и объяснять мне вам нечего. Только об одном прошу: никогда не говорите со мной о Македе и не упрекайте ее. У нее, наверное, были свои причины вести себя именно таким образом, к тому же она иначе воспитана и у нее совсем иные понятия о чести. Не будем осуждать ее. Я был глупцом, вот и все, и теперь я пожинаю плоды своего безумия или, вернее сказать, уже пожал их. Давайте пообедаем — ведь мы не знаем, когда нам снова придется поесть.
Мы молча выслушали его, и только Родрик, как я заметил, отвернулся, чтобы скрыть улыбку, которая тогда сильно удивила меня.
Едва мы поели или сделали вид, что поели, как в комнату вошел военачальник и грубо сказал, что нам пора выезжать. Несколько слуг, пришедших вместе с ним, бросили нам одежды и четыре превосходных плаща из верблюжьей шерсти, чтобы было чем укрыться от ночной стужи. Мы сбросили с себя лохмотья и переоделись в эти одежды, потом сложили все остальные вещи.
Теперь мы были одеты как знатные абати. Нас вывели к воротам, и здесь нас ожидал целый караван верховых верблюдов. Едва взглянув на этих животных, я понял, что это лучшие верблюды, каких только можно найти во всей стране, и что ценность их чрезвычайно велика. Верблюд, к которому подвели Оливера, принадлежал самой Македе — это было ее любимое животное, которое она часто предпочитала лошади. Бедняга тоже сразу узнал его и покраснел до корней волос от этого неожиданного знака внимания, единственного, который он увидел со стороны Македы.
— Пора, язычники, — торопил военачальник, — сосчитайте свое имущество и убедитесь, что мы ничего не украли у вас. Вот ваше оружие, но получите вы его только тогда, когда мы выедем на равнину, чтобы вы не смогли никого убить по дороге. На этих верблюдах навьючены ящики, в которых вы привезли с собой волшебные средства, разрушившие идола фенгов. Мы нашли их в пещере и возвращаем вам запакованными, как есть, не заботясь о том, пусты они или наполнены чем-нибудь. (Я забыл сказать, что во время нашей осады в пещере, пока еще оставалось масло в лампах, Хиггс собрал в пустые ящики из-под взрывчатых веществ все наиболее ценное из клада древних царей.)
— Адамс, эти верблюды, — и он указал на двух других животных, — навьючены золотом, которое Дочь Царей дает вам в оплату за ваши труды, требуя, однако, чтобы вы открыли ящики не раньше, чем достигнете Египта или вашей родной страны, потому что она не желает спора с вами из-за вознаграждения. На остальных верблюдах — вьюки с пищей, а два верблюда даны вам в качестве запасных. Садитесь же, и в путь.
