Базалетский бой - Антоновская Анна Арнольдовна (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Пораженный Караджугаи безмолвствовал. Судорога свела лицо шаха, он нетерпеливо отбросил четки и подался вперед.
– До меня дошло, что заговорщики последовали сюда, в Решт, и Сефи склоняется к измене – ибо тогда он не только овладеет Ираном, но и освободит Луарсаба. Гурджистан! О приют змей! Он отторгнул у меня сына! Мщение, во имя аллаха!
«Удостой меня сатана ответом: сплю я или пирую у тебя?» – как молния, пронеслось в голове Караджугая.
За порогом рычали тигры, где-то перекликались мамлюки, было нестерпимо душно, где-то близко назойливо звенела мошкара, точно кто-то из царства мрака натягивал тысячи невидимых струн. И стала страшная явь, безжалостная, угнетающая! Предельным усилием воли хан сохранил самообладание и вскрикнул:
– Велик шах Аббас!
Он напрасно горячо, клятвенно заверял, что Сефи оклеветан злодеями, желающими для какой-то своей низменной цели погубить прекрасного и чистого душой и мыслями Сефи-мирзу.
Шах раздраженно отмахнулся рукой, он испытывал непомерную горечь.
– О Фирдоуси, ты прав!
Караджугай поник, словно тяжесть обвинения придавила его. Но разве он безразличен к душевной тоске шаха?..
– Что важнее, – уже кричал шах, – жизнь Сефи или благополучие Ирана? Даже презренный Саакадзе, сын собаки, решил, что Картли важнее Паата. Судьба, о судьба! Ты изменила Аббасу! – и внезапно сурово, голосом, не допускающим возражения: – Ты умертвишь сердце Сефи-мирзы! Ты, Караджугай-хан, острием боевого меча! Тебе, хан, доверяю достойное дело! Тебе поручаю согнать мрак с чела ставленника неба! Это ли не милость?!
Караджугай снял с себя саблю и упал к ногам шаха:
– Клянусь двенадцатью имамами, мне легче потерять свою голову, чем посягнуть на сердце сына «льва Ирана»! – И с неожиданной решимостью, преодолев неподдельное волнение: – Аллах ниспослал мне счастье владеть доверием царя царей! Я отразил врага от Багдада и из невольника стал полководцем, ханом Ирана. Тобой оказанные мне благодеяния так велики, что я не только бессилен совершить великое злодейство, но даже в мыслях не смею замышлять против священной крови Сефевидов. Твоя кровь – бессмертна!
На мгновение что-то похожее на свет мелькнуло в глазах шаха. И, точно от подземного толчка, он пошатнулся и сдавленным голосом проговорил:
– Ступай, Караджугай, я отпускаю тебя. Но знай: ты огорчил меня слепотой!..
«Лев Ирана» внезапно стал спокоен, как копье в пирамиде, подсчитывал с начальником доходов, сколько золотых туманов должен внести Гилян на постройку дорог, потом ел пилав и запивал дюшабом. К вечеру шах надел тонкий индийский панцирь под золотую парчу: «Когда собираешься встретиться с презренным злодеем, осторожность не должна дремать». И он повелел предстать перед ним Булат-беку.
Булат-бек предстал.
Шах Аббас был холоден и величествен. С высоты возвышения он будто не слова метал, а ножи.
– Булат-бек, ты можешь стать правителем Казвина! Скажи: «Повинуюсь!..»
Из шатра-дворца Булат-бек вышел счастливый и надменный. Он прижимал к груди переданного ему властелином «рубинового льва, мечом рассекающего леопарда», – «печать смерти».
Тяжело шагая, Караджугай шел к Иса-хану. Все желания испарились, как лед на жаровне, осталось одно – предотвратить страшное несчастье.
«Но захочет ли Иса вмешаться? Ведь он с трудом избежал гнева шаха, ибо, как ни пел соловьем, растратил войск в Гурджистане больше, чем допустимо для победителя. И кого он и Хосро победили? Саакадзе? Жив, неуловим и продолжает вздымать меч! Теймураза? Но и он вновь собирается отвоевать свое царство. Бисмиллах! Еще много предстоит войн, пока Гурджистан станет владением Ирана. Но не время открывать шаху глаза на истину. Приятный Иса-хан даже мне привез подарки. А Эребу – такое вино, что, по уверению хана, и ангелов не стыдно угощать. Вот и сейчас аллах напомнил мне, что Иса – муж любимой сестры шаха. О чем помню я? О вине? Надо о крови помнить! Недостойно подвергать знатного полководца смущению и тревоге!»
Караджугай круто повернул к своему шатру. Два негра в пестрых тюрбанах отвели копья в сторону. Он направился к Гефезе, но вдруг остановился в раздумье: «Гефезе! Да, она поспешит предупредить высокую ханум Лелу. А Лелу, клянусь рукою Аали, бросится к шаху спасать Сефи. Что только не предпримет Лелу ради единственного обожаемого сына! Не только шахский стан, весь Решт может узнать о неблаговидном поступке „льва Ирана“! Подымется ропот, и… не все ханы одобрят повелителя. Аллах не поскупился на средства, какими шах-ин-шах может укротить своих рабов, но имя его – имя убийцы сына – может и померкнуть. И кто же всему будет виной? Один из преданных ханов, ибо только мне… и никому больше шах не открывал и, иншаллах, не откроет страшный замысел. Слава аллаху и величие, он осудил мои намерения, ибо лучше потерять мне жизнь, чем доверие шаха!»
Караджугай твердо решил, что он один будет помнить о крови.
Прошел день, потом еще день. И настало утро, когда аллах пожелал щедрой рукой опрокинуть на Решт чашу печали.
Любуясь розовым солнцем, едва появившимся на еще прохладном небе, Сефи возвращался верхом с купанья. Лишь юный слуга сопровождал Сефи. И он вместе с приятным покоем ощущал в себе свежесть моря и улыбался каким-то светлым воспоминаниям – может, белоснежной чайке, крылом выводящей на зеленой волне загадочный узор; может, парусу, стремительно несущемуся вдаль…
Мулы медленно пересекали заболоченное поле, а над ним в синем тумане высоко стояло облако, схожее с пушистым хлопком.
Рассмешил Сефи кулик-ходулочник, важно стоявший на своих длинных красных ногах вдалеке, посредине болота, где не смолкало кваканье лягушек. «Совсем как хан в красных башмаках, взирающий на свое владение», – звонко рассмеялся Сефи.
Внезапно из камышей выступил Булат-бек и, смотря из-под насупленных бровей, преградил путь мирзе.
– Сойди, Сефи-мирза! – зло выкрикнул он, схватив мула под уздцы. – Во имя шах-ин-шаха!
Сефи, слегка удивленный, не спеша слез с мула, поправил стремя и, приветливо улыбаясь, повернулся к Булат-беку, ожидая выслушать очередное повеление своего высокого отца: проверить рештскую тысячу стрелков или наметить место на берегу для возведения северной стены крепости.
Булат-бек хотел что-то выкрикнуть, но вместо Сефи перед ним предстали стены Казвина, возле которых громоздились мешки, наполненные золотом. Видит Мохаммет, это те, которые он выжмет из притесненных жителей. Вот и кони, сокола, шали, ковры, которые он должен получить в бешкеш от просителей! Булат-бек плотоядно прищурился и, уже как неограниченный повелитель Казвина, надменно произнес:
– По повелению твоего льву подобного отца, могущественного шаха Аббаса, ты должен умереть!
– Как ты осмелился, презренный!
– Не я! Клянусь – шах-ин-шах!
– Твои уста извергают ложь!
– Опомнись, мирза! Кто в Иране осмелится шутить именем шаха Аббаса?
– Аллах! – вскрикнул мирза от боли, мгновенно пронзившей его сердце. – Чем я провинился перед моим отцом? Кто предательски добивается моей гибели?
– Не испытывай, мирза, терпение «льва Ирана», он ждет!
– О небо, ты сегодня особенно чистое! Моя прекрасная мать! Ты не переживешь ниспосланное сатаной горе! Во имя твоих страданий я обязан повидать отца! Пусть скажет, почему определил мне гибель от руки убийцы!
Сефи уже хотел вскочить на мула, но Булат-бек, как бесноватый, рванулся вперед, испугавшись, что Казвин исчезнет, как мираж. Миг, и он схватил Сефи за пояс.
– Нехорошо есть хлеб аллаха, а водиться с шайтаном. Покорись! Воля шаха Аббаса – воля всевышнего! Как осмеливаешься спорить? И, видит Аали, воистину легкая смерть лучше пыток и истязаний, которые необходимы, дабы ты выдал своих сообщников! Ты хотел умертвить шаха Аббаса, завладеть его престолом! Ты не мирза, а…
