Мамаево побоище. Русь против Орды - Корчевский Юрий Григорьевич (лучшие книги txt) 📗
Обиделся Олег. Ведь и его лепта — и немалая — в разгроме Мамая была. Войско Дмитрия через свои земли пропустил, воинов своих Дмитрию дал, Ягайло удерживал у Одоева, не давая соединиться с Мамаем. А ведь соединись союзники, исполнив план Мамая ударить в спину русских войск, — ещё неизвестно, чьей победой завершилась бы битва на Куликовом поле.
Весть о победе Дмитрия над Мамаем быстро стала известна не только в Рязани. Туда и посла отправили с радостным известием, а главное — рязанские ратники вернулись. Теперь в рязанских землях, так же, как и во множестве других русских земель, оплакивали павших отцов, сыновей и братьев.
До Ягайло известие о поражении и бегстве Мамая дошло на второй день после битвы. Устрашился Ягайло, перекрестился и вознёс Богу хвалу за то, что остерёг он его от союза с Мамаем и битвы. Ведь большая часть его войска была бы разбита. А какой же он после этого великий князь? Любой из князей литовских, у кого есть дружина, сможет без труда забрать его трон и власть над Литвой.
И себя мысленно похвалил Ягайло за осторожность и предусмотрительность. От какой беды уберёгся! Выходит, московский медведь только с виду неповоротлив, а вот поди-ка, с Ордой справился, которую никто одолеть не мог. Не было такого даже на памяти древних дедов — чтобы Орду били. Орду! Ещё вчера сам бы не поверил.
Не раздумывая более, страшась, что после битвы, собравшись с силами, Дмитрий может двинуть рати к Одоеву, Ягайло отдал приказ — срочно уходить в Литву. Бесславно закончился поход Владислава на поле бранное.
Великий же князь Дмитрий Иоаннович, приняв участие в похоронах князей и бояр, павших на Куликовом поле, отбыл в Коломну. Теперь старшим остался большой воевода Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский. На него пали хлопоты по похоронам ратников, отправке раненых и трофеев, возвращению полков в свои земли.
Но ещё до отъезда Дмитрия Иоанновича был уговор — допрежь привести все полки в Москву, на шествование победителей. Вот и кружился большой воевода как белка в колесе с утра до ночи. Это до битвы помощников было много из числа бояр, а теперь большая их часть во землице сырой лежит. Многие ранены и с обозом домой отправлены. Оставшаяся же часть, совсем малая, на службе занята — в дозорах да в подсчётах трофеев. А забот с оставшимися ратниками много, одна кормёжка чего стоит.
Да тут ещё напасть приключилась. Узнав о победе великого князя Московского Дмитрия над Мамаем, князь Рязанский Олег Иванович прислал своего боярина, выходца из Литвы — Вислого. Ведь был уговор между князьями — трофеи поделить по чести, по совести. Олег Иванович свою часть уговора выполнил, на поле Куликовом только бояр рязанских семь десятков пало, а уж дружинников боярских да ополченцев — не одна сотня.
Боброк, как муж честный, как воин, признался Вислому, что не велел Дмитрий Иоаннович трофеи татарские да союзников Мамаевых до времени отдавать.
Вскинулся было Вислой — как же так? А уговор, рукопожатием скреплённый? Не купчишка залётный, заморский, слово давал, а князь. Бесчестно!
Дмитрий Михайлович лишь плечами пожал да руками развёл. Он хоть и боярин, и воевода, а человек подневольный, под княжеской рукой ходит. Стыдно ему было, на душе нехорошо, невместно так с союзником поступать, уговор нарушая.
Походил Вислой по стану воинскому, к раненым подошёл, поинтересовался — нет ли рязанцев? Глазами из-под бровей насупленных на обозы с трофеями зыркнул да и уехал, с Боброком не простившись.
Да только через несколько дней на обоз с трофеями, за Дон на Москву ушедший с охраной малой, нападение совершено было. Охрану побили до смерти, а обоз угнали. Как был — ни лошадей, ни повозок, ни трофеев.
Ратник только на второй день пешком в стан вернулся, лошадь в схватке потеряв. Он о бое и рассказал.
Боброк вначале словам его не поверил.
— Не попутал ли ты чего, ратник? Не татарва ли из числа Мамаевых лютует? Не подлые ли людишки балуются разбоем?
— Верно говорю, воевода. Рязанцы то были. Одеты, как обычные воины, не княжеская дружина — это точно. Только и говор рязанский я сразу узнал. Да и следы обоза на закат идут, в рязанские земли.
— Ступай.
Боброк отпустил ратника.
Известие было тревожное. Или воеводы Олеговы своевольничают, а может, и хуже: сам князь Рязанский, не получив обещанного, решил справедливость восстановить.
Боброк Олега Ивановича понимал. Сколько рязанцев головы сложили, их семьям хоть малое вспомоществование дать надо. Опять же — деньги потребны, чтобы новых мужей на службу нанять, оружие прикупить. Ведь рязанцы, уйдя после битвы домой, даже оружие и брони своих убитых не забрали, надеясь на честный делёж. На их месте и он, Боброк, обиделся бы.
Следующий обоз с трофеями пошёл уже со значительно большей охраной. Боброк аж целую сотню конную выделил. И того оказалось мало. Обоз из двухсот телег, почитай, на две версты растянулся.
И снова рязанцы напали и одолели охрану, обоз угнав.
Тут уж Боброк вскипел. Сеча закончилась, а он в одночасье сотню бесславно потерял, трофеи утратив.
На следующий день вообще страшное случилось. Дмитрий Михайлович, собрав все телеги, отправил обоз с ранеными. Тяжёлых-то — тех, кто не умер сразу после сечи, в первую очередь отправили. Теперь черёд дошёл и до тех, кто ранен был полегче, в руки или ноги, за чьё состояние и жизнь опасаться не приходилось.
В сопровождение всего десяток всадников выделил. Трофеев нет в обозе — только покалеченные, кто их грабить отважится?
Но случилось куда хуже. Рязанцы перехватили обоз не более чем в десяти верстах от стана и всех беспощадно вырезали. Только несколько ратников из охраны уцелели, малодушно сбежав.
— Никак не можно обоз оборонить было, — оправдывались они. — Рязанцев сотни две было, напали неожиданно, из засады, вроде мы басурмане какие. А ведь одной веры!
Терпение Боброка подошло к пределу. Мало того, что в обозе не одна сотня раненых, уцелев в жестоком бою, убита была, так ведь и телеги обозные сожгли рязанцы, подпалив. Лошадей с собой увели. Не мытьём так катаньем, но они забирали свою часть трофеев.
Первым делом Боброк Дмитрию гонца послал с жалобой на действия рязанцев. Второе — выслал на дорогу, что от Дона к Коломне вела, семь сотен из Большого полка. Ежели рязанцев оружных обнаружат — дать бой, отогнать. Такой наказ сотникам большой воевода дал.
— Не дело! — сокрушался он. — Плечом к плечу с Мамаем воевали, а теперь супротив нас оружие оборотили! Всё равно часть трофеев рязанцы отбили, раненых добили. Так лучше было трофеи честь по чести самим отдать, не потеряв лица, не оскоромившись.
Но дело было уже сделано.
И решил Боброк, не дожидаясь ответа великого князя, уводить ратников с Куликова поля. Собственно не с поля даже — от Монастырщины. На самом поле находиться сейчас было просто невозможно. Смрад густой от тысяч не захороненных убитых татар, их союзников и лошадей стоял такой, что дышать было невозможно. Только стервятники да вороны густыми стаями кружили над полем, устроив пиршество. Смерть собрала большую жатву, и дух её витал над полем бранным.
Оставшиеся трофеи грузили в перемётные сумы, а когда и они закончились, делали узлы из одежды. Грузили узлы на трофейных же, татарских, лошадей, связывая их за уздцы верёвками, чтобы не разбежались. Диковаты лошади были, понимали команды только на татарском языке. Намучились с ними ратники, да выбора не было.
Наконец, собравшись, двинулись.
Шли в том же порядке, что и на битву. Полки едва ли не вдвое поредели, но всё равно колонны растянулись на много вёрст — ведь чуть ли не каждый ратник, за исключением дозоров и охранения, вёл в поводу несколько навьюченных татарских коней.
Посланные вперёд сотни всё-таки встретили рязанцев. Превосходя их в численности, дали бой и освободили дорогу.
Шли медленно, но на привалы не останавливались, только лошадям дали дважды передохнуть, пощипать травы и напиться.
И так до самой ночи, стремясь как можно скорее убраться с рязанских земель.
