Джура(ил. И.Незнайкина) - Тушкан Георгий Павлович (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Теперь ему придется быстро возвращаться назад, в Кашгарию. Лишь бы аксакал Искандер согласился быть его агентом… Но труслив старик. А кишлак Мин Архар — выгодное место для базы… Что ж, он породнится с аксакалом, и тогда для старика не будет выбора. Много мыслей одолевало Тагая, пока он, посадив Зейнеб на коня, ехал в кишлак Мин Архар.
Зейнеб была так потрясена случившимся, что еле держалась в седле. Гордость не позволяла ей признаться в своей слабости, и она не жаловалась. Только пальцы, впившиеся в гриву лошади, выдавали волнение Зейнеб.
— Я большой человек, Зейнеб, — говорил Тагай. — У меня очень много джигитов. Мне даже не надо самому класть себе пищу в рот, потому что это за меня делают другие и считают это величайшей честью. Много девушек мечтают о счастье быть моей женой, но я даже не смотрю на них. Мои друзья — могущественные люди, и они помогут мне отвоевать у большевиков и все эти горы, и все эти реки. Тогда я буду правителем огромной страны. Кто друг мне, тот может на этом свете дышать спокойно. А враг пусть заранее роет себе могилу. Я никого не боюсь. Все боятся меня. Я езжу на лучших лошадях, ем самую лучшую пищу… Помни, Джура отказался от тебя, он женится на Биби. А тебе что остается? Выйти замуж за Кучака? Он хуже грязного пастуха.
Лицо Зейнеб выражало решимость. Щеки её пылали.
— Джура любит меня! Я знаю! — запротестовала она.
— А долг? Кишлак очень много задолжал мне: за рис, за муку и табак.
— Мы отдадим тебе всё. Большевики привезли нам.
— Кто имеет дело с большевиками, тот мой враг. Запомни это. Я мог бы весь кишлак вырезать и сжечь. О! Джура уже жалеет о том, что не пустил меня зимой к огню… если он ещё в состоянии что либо чувствовать… А аксакал — мой должник до конца жизни… Я озолочу тебя, Зейнеб, и ты забудешь своего слюнявого мальчишку! Зейнеб нехотя слушала речи Тагая, бросавшие её то в жар, то в холод. Она не знала, чему верить. В одном она была уверена: Джура не мог её предать.
На второй день к вечеру они приехали на летнее пастбище кишлака. Столбы синего дыма поднимались к небу. Слышался лай собак. Зейнеб с радостью увидела маленького брата Джуры, который подбежал к ней. Тагай тотчас же отогнал его прочь.
II
Луна поднималась над горой, и ночные тени поползли из ущелий, а Зейнеб и не думала идти спать. Окруженная женщинами и детьми, она рассказывала им о случившемся.
В юрте аксакала, у костра, сидели друг против друга аксакал и Тагай. Аксакал чмокал губами и внушительно молчал.
— Искандер, — строго говорил Тагай, — я жду. Мне никому не приходилось повторять приказания, а ты молчишь, как камень. Или ты онемел?
Старик закашлялся и скрипучим голосом ответил:
— Тагай, я стар, ох, как стар и от волнения могу умереть. Что тебе в нашем бедном кишлаке? Я верю твоим словам, что ты теперь наследник умершего богатого купца. Все, что я должен ему, я выплачу. Но не заставляй меня прятать твое оружие и твоих людей от большевиков. Они могущественны… Не сердись… и ты тоже могуществен. Мы хотим жить спокойно. Я буду торговать с тобой тоже… но они дали за красный камень кутаса, а ты — лишь немного муки и две пиалы риса…
— Если ты ещё посмеешь торговать с большевиками, — угрожающим тоном сказал Тагай, — я уничтожу твое змеиное гнездо. Ты не сказал им, где берешь красные камни?
— Они сами лазили по скалам и всё нашли. Оставь меня! Ты сам теперь видишь, что это место стало известно многим… Я стар, я болен. Я все тебе отдам, Тагай!
Старик достал тяжелый мешочек и подал Тагаю. Тот заглянул внутрь.
— Хорошо, — сказал Тагай, — я беру в счет долга, но ты будешь помогать мне во всех моих делах, как члену своего рода. Я женюсь на Зейнеб и увезу её с собой. Я оставлю здесь своего человека, и он будет беречь твою старость и покой твоего кишлака. — Женщины всегда приносят несчастье. Ты велик, Тагай, мы малы. Джура все равно убьет меня, если ты увезешь Зейнеб. Я знаю. — Старик, я подарю тебе четырех лошадей — прикажи Зейнеб следовать за мной.
После долгого молчания аксакал плачущим голосом произнес:
— Не могу!
Тагай в бешенстве схватил аксакала за тесемку, висевшую на шее, и затянул её. Глаза у аксакала расширились, вена на лбу вздулась.
— Не можешь? Не можешь? — злобно твердил Тагай. Вдруг тесемка лопнула, аксакал упал на пол, и в руках у Тагая оказался треугольный матерчатый талисман.
Тагай ножом распорол швы талисмана, достал пожелтевшую от времени бумажку, сложенную в несколько раз, и развернул её. Его лицо выразило крайнее удивление.
— Старик! — произнес Тагай. — Этот талисман принадлежал великому человеку. Он был правой рукой живого бога Ага хана, имел право казнить и миловать. Расскажи, как этот талисман попал к тебе. Клянусь, я ничего не сделаю тебе плохого. Скажи мне всю правду о том, когда и как этот талисман попал в твои руки. Аксакал, прерывая свою речь клятвами, рассказал, что он нашел этот треугольник на шее человека, засыпанного лавиной. Тагай, выслушав речь аксакала, долго молчал, вчитываясь в бумагу.
— Если бы эту бумагу ты показал пирам, они бы сделали для тебя все. Напрасно ты тогда, раньше, не отдал мне этот талисман. Искандер, я посвящу тебя в тайны истинного учения, и ты станешь моим пасомым.
Аксакал горестно поднял руки вверх:
— Я ничего не понимаю! Бери Зейнеб и уезжай. Кругом слишком много злых духов, и я живу в вечном страхе. Я прикажу Зейнеб ехать с тобой. Но ты, послав утром басмача с Зейнеб вперед, задержись и выстрели в воздух. Все должны видеть, что ты уводишь Зейнеб без моего согласия. Так надо! А Зейнеб я скажу, что по дороге мы её освободим. Она уедет вперед и не будет знать всего.
— Хоп, — сказал Тагай.
— Но только ты выстрелишь в воздух, Тагай, — помолчав, добавил аксакал.
— Хоп, — ответил Тагай.
— Поезжай с ним, Зейнеб, — сказал аксакал вошедшей девушке, указав рукой на Тагая. — Он возьмет тебя в залог, пока Джура не привезет ему выкуп в Кашгарию. Смирись. Нечем уплатить долг кишлака.
Зейнеб опустила глаза под направленным на неё сердитым взглядом аксакала.
— Иди, а сначала выпей это. — Аксакал подал ей пиалу. Девушка удивилась, но выпила какой то напиток.
— Уходи! — Аксакал боялся слез и криков.
Тагай посторонился, и девушка вышла.
Зейнеб провела рукой по своему лицу и только сейчас поняла, что её увезут из кишлака. Что же делать? Может быть, бежать к Джуре?
Прямо перед ней на тропинке, ведущей к Сауксаю, сидел басмач, окруженный мальчишками, и что то с увлечением говорил. Девушка поняла, что побег невозможен.
«Надо бежать, несмотря ни на что!»
Зейнеб быстро собрала свои рубахи, платья и платки и связала в узел.
— Надо бежать! — прошептала она и устало склонила на узел голову. — Отдохну — и убегу, — решила она, закрывая глаза, и… крепко заснула.
III
Утром Зейнеб разбудили. У неё болела голова, во рту было горько. Садиться на лошадь она решительно отказалась. Аксакал подошел к ней и прошептал:
— Глупая! Ты снова поедешь на юг, к Сауксаю, к Джуре. Джура освободит тебя. Я уже дал ему знать. Тагай об этом не знает. Зейнеб с помощью Тагая села на лошадь и весело посмотрела на заплаканные лица родных.
— Не плачь, — шепнула она подбежавшей матери. — Я скоро вернусь.
— Едем, — сказал басмач, направляясь на юг.
Зейнеб обрадовалась и даже ударила коня ногами.
— Успеешь еще! — буркнул басмач.
Возле поворота Зейнеб оглянулась. Аксакал что то говорил Тагаю, размахивая руками. Конь свернул за выступ скалы, и ей больше ничего не было видно.
Донесся выстрел. Крики. Вскоре из за поворота тропинки показался Тагай.
— Что там? — спросила Зейнеб.
— Ничего, — сухо ответил Тагай.
К полудню они достигли горного потока, Тагай въехал в воду и направил коня против течения. Конь Зейнеб пошел за ним. — Нам не сюда! — крикнула Зейнеб, натягивая поводья. Но басмач, ехавший сзади, ударил её коня нагайкой. Поток с ревом мчался ей навстречу по узкой расщелине между отвесными скалистыми стенами. Камни преграждали путь, брызги попадали в глаза. Лошади тяжело шли, борясь с течением и оступаясь на скользких камнях.
