Дуэль в Кабуле - Гус Михаил Семенович (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
5
По дороге к дому Абдул Керима Виткевич задержался у каравансарая, в котором велась торговля рабами. Под навесом стояли и сидели мужчины всех возрастов, от мальчиков до стариков, и женщины — но только совсем молодые. Около «товара» прохаживались его владельцы. Почти все работорговцы были кундузцами: захват людей в соседних с Кундузом областях и торговля ими составляли главную статью «промышленности» и коммерции Кундуза. Сопровождавший Виткевича махрам кушбеги пояснил, что цена стоит на невольников такая: хорошая девка идет за 10 червонцев, но пригожий мальчик для мужского гарема оценивается в 40 червонцев, в то время как самый лучший взрослый работник никогда дороже 30 червонцев не продается.
Недалеко от дома Абдул Керима дорогу преградила шумная толпа. Странствующие монахи-дервиши в рубищах, в высоких конусообразных шапках шествовали, распевая священные гимны, в окружении многочисленных почитателей.
Во главе процессии шел, опираясь на посох, высокий дервиш, опоясанный грубой веревкой, в длинном халате и белоснежной чалме — то был, очевидно, пир дервишского ордена Накшбандия, основанного в XIV веке шейхом Бахауддином Накшбанди, покровителем Бухары.
Виткевич, с любопытством глядя на шествие, остановил свой взор на предводителе дервишей и не поверил своим глазам: то был туркмен Джаффар.
Пропустив процессию и трогаясь дальше, Ян спросил махрама, кто таков этот высокий дервиш.
— То святой суфий, достигший уже высшей ступени в приближении к богу, — хакикат! — воскликнул махрам с благоговением. «Он говорит, и речи у него нет, он видит, и зрения у него нет, он слышит, и слуха у него нет; у него нет ни движения, ни покоя, ни печали, ни радости. Этот дервиш — тот, у кого нет помысла в сердце».
— Так говорил шейх Абу-ил-Хасан Харакани в книге «Нур аль-улум», — сказал Виткевич, и махрам посмотрел на кяфира с изумлением: он знает священные суфийские книги!
В «Книге о правлении» («Сиасет-намэ»), написанной в XI веке, Ян читал совет государю «отправлять лазутчиков постоянно во все места под видом странников, суфиев, нищих». Так и поступал Тимур, пользуясь услугами дервишей из ордена Накшбандия, как раз тогда основанного Бахауддином. А ныне господа англичане следуют примеру свирепого Хромца…
Наутро к Виткевичу явился урядник Василий Дергачев и с таинственным видом, шепотом сообщил, что некий человек, по всему афган, хочет видеть его благородие.
Афганец провел Виткевича в каравансарай, небольшой, но новый и чистый. В нем жили афганские купцы.
В комнате, устланной отличными коврами, Виткевича приветствовал рослый, худощавый человек средних лет, с длинной бородой, крючковатым носом, глубоко сидящими черными блестящими глазами. Он назвал себя Гусейном Али, эльчи эмира афганского Дост Мухаммед-хана, и сказал, что послан эмиром просить у государя Российского помощи против опасности, угрожающей от англичан и от их союзника, владетеля Пенджаба Ранджит Синга, Гусейн Али показал Виткевичу запечатанный пакет — письмо от эмира афганского императору Российскому.
— Радость пронзила мое сердце, — сказал афганец, — когда ушей моих достигла весть о прибытии в Бухару славного и храброго офицера российского. Ибо я не имел надежных способов, чтобы достичь пределов Российских, а ныне вручаю себя под покровительство токсаба-эффенди.
Гусейн Али прижал руки к груди и поклонился.
Виткевич ответил с такою же изысканной вежливостью, и посол обстоятельно познакомил его с последними событиями в Афганистане.
Он открыл, что Дост Мухаммед уже собрал большую армию для ведения священной войны против сикхов и что в самые ближайшие недели он во главе армии выступит из Кабула в Джелалабад, а оттуда двинется к Пешавару.
Гусейн Али ничего не сказал о том, что эмир отправил также письма и капитану Уэйду и генерал-губернатору Индии Бентинку, прося и у них помощи против Ранджит Синга. Но зато афганец сообщил, что его повелитель направил посланца к шаху персидскому с просьбой о помощи.
При этих словах из-за полога в глубине комнаты вышел еще один афганец, постарше Гусейна Али, назвался Ибрагимом Ходжа и сказал, что имеет с собою грамоту эмира к шаху. А путь в Тегеран он избрал через Бухару, потому что ехать через Герат ему невозможно: там сидит правителем нечестивый Камран Саддозай, смертельный враг эмира и всех Баракзаев.
Ибрагим Ходжа также путешествовал под видом купца и намеревался выехать из Бухары с караваном, следующим через Мерв и туркменские степи к Мешхеду.
Виткевич, выслушав обоих афганцев, сказал, что сочтет высокой честью сопроводить достопочтенного эльчи Гусейна Али в Оренбург, откуда он будет иметь возможность проследовать далее в столицу. Что касается Ибрагима Ходжа, то Виткевич выразил сомнение: не чрезмерно ли опасен путь через земли хана хивинского?
— Все в воле аллаха, — сказал Ибрагим Ходжа, — и я уже однажды ходил этим путем и знаю, как избегать опасностей, подстерегающих путников в пустынях.
6
Пребывание Виткевича в Бухаре подходило к концу. Он основательно познакомился со всём, что только было доступно ему в «священной крепости ислама и веры».
Посещая базары и каравансараи, расспрашивая купцов, он удостоверился в том, что товары английские и индийские все более вытесняют здесь продукты российской промышленности. Бросилось в глаза и то, что индийские купцы и ростовщики прибрали к рукам почта все золото. Оттого в Бухаре золота стало так мало, что даже два-три червонца можно раздобыть с величайшим трудом. В бухарские золотые тилли по распоряжению эмира подмешивают серебро, в серебряные деньги — медь или попросту их делают из меди и снаружи серебрят.
«Я сказал кушбеги в глаза, — писал Виткевич, — что они сами чеканят фальшивую монету. Кушбеги отказался и уверял, что это делают туркменцы, что он велел прошлого года одного за это повесить. Я рассмеялся и сказал, что на поддельных и настоящих казенная чеканка, вынул несколько монет и показал их. Тогда кушбеги заявил:
— У вас еще хуже, у вас делают бумажные деньги!»
Виткевич стал объяснять, что бумажные деньги — это государственный долг, обеспеченный золотом и всем достоянием государства. Кушбеги этого понять не мог. Виткевич вынул из-за пояса кинжал и сказал: — Продал его мне вчера на базаре купец один — клялся, что получил из Дамаска. А как дома рассмотрел я — на кинжале клеймо стоит: «Златоуст». Наш это город русский, и сталь наша!
— Обман! — сказал кушбеги.
— Да ведь и эти монеты — тоже обман, — воскликнул Виткевич.
Кушбеги засмеялся и, чтобы переменить тему, спросил, правда ли, что инглизы пускают по воде большие корабли и они движутся без парусов, а колесами — как арба, и со скоростью десять фарсангов в час. Об этом рассказывал инглиз Юсуф, который приезжал из Персия незадолго до инглиза Сикендера.
— Юсуф? — удивился Виткевич. — Какой инглиз Юсуф?
Тогда кушбеги рассказал о пребывании в Бухаре инглиза Юсуфа Вольфа, который приезжал, чтобы обратить в свою веру живущих в Бухаре евреев.
Виткевич впервые слышал, что кроме Бернса в Бухаре не так давно был еще один англичанин… Кушбеги сказал, что муфтий города Бухары просил эмира оказать Юсуфу милость и гостеприимство, и эмир призвал к себе инглиза и беседовал с ним.
Необходимо было подробнее разузнать об этом Вольфе, Виткевич сказал, что очень ему интересно познакомиться с духовными школами Бухары. Они знамениты на весь мир, как кладезь учености и благочестия, и муфтий в Оренбурге просил его посетить бухарские медресе и рассказать о них… Кушбеги приказал махраму сопроводить Виткевича в медресе Мир-араб.
— Это столп веры, — сказал кушбеги, — а имам Абдуррахман Ходжи — человек великой учености и святости… Во всем мире свет падает на землю сверху, а в Бухаре, средоточии святых мужей ислама, где похоронен Бахауддин — избавитель от бед, свет исходит из земли…
Кушбеги произнес эти слова с большой важностью…
