Листья коки - Суйковский Богуслав (читать книги без сокращений .txt) 📗
— Он не хочет женщин, которых белые запятнали своим прикосновением, — переводил Фелипилльо, изображая негодование. — Он очень дерзко отзывается о белых и требует проявлять почтение к девам Солнца. И еще он говорит, что возьмет себе тех женщин, которых пожелает, а не тех, которых дадут ему белые.
Священник-секретарь Пикадо, присутствовавший при беседе, испытующе взглянул на переводчика, но тотчас же опустил взгляд и удалился вслед за взбешенным Писарро…
«…Ты властелин Тауантинсуйю, сын Солнца», — сказал минуту назад бегун. Тупак-Уальпа с внезапным волнением повторил про себя эти слова. Накануне проходили через большое селение. В присутствии «властелина Тауантинсуйю» испанцы разграбили местный храм, посвященный Луне, убили жреца, потому что украшения в храме были из серебра («Наверно, краснокожий мерзавец припрятал золото», — подумали они), прикончили кураку, здешнего правителя, за то, что он защищал дочь, угнали всех девушек и женщин, как обычных невольниц, чтобы предаться распутству.
Перебили лам. Разграбили склады, убили часки, который нес кипу на юг, потому что он, как и велит закон, отказался отдать им связку узелкового письма, а также пересказать устное послание, которое ему поручили доставить. Своих огромных коней испанцы пасут на кукурузных полях и палками избивают рыдающих от отчаяния крестьян, пытающихся протестовать. Они разбивают каменные стены, поддерживающие террасы с возделанной землей, и пашни оползают со склонов гор. А в последний раз Фелипилльо, человек о двух языках, как всегда презрительно и высокомерно, мимоходом бросил ему, сапа-инке: «Белые на своих больших ламах отправятся в главный храм дев Солнца. Они привезут их сюда как наложниц, только не для тебя, а себе на утеху».
А Синчи сказал: «Ты властелин Тауантинсуйю». И при Этом он вовсе не насмехался над инкой, а говорил с искренней верой. Для него тот, кто носит на голове повязку с перьями священной птицы, действительно властелин.
Тупак-Уальпа остановился и некоторое время смотрел на коленопреклоненного бегуна. Этот человек живет среди белых, он наблюдал резню в Кахамарке, он видит бесчинства белых и беспомощность плененного сапа-инки, но приходит к нему с просьбой, не заботясь даже о том, что это способно взбесить завоевателей. А чего же иного можно ожидать от людей, живущих в своих айлью или в далеких городах, жующих листья коки и покорна исполняющих приказы? Кипу со знаком сапа-инки для них по-прежнему свят. Им не понять, что может существовать сапа-инка — бессильный пленник.
— У тебя есть запас коки на дорогу? — внезапно спросил он.
— Немного есть, сын Солнца. Однако… однако я пользуюсь ею только в исключительных случаях, очень редко.
Значит, это не серый, неразумный простолюдин. Однако он верит в своего сапа-инку и чтит его. Кажется, великий прадед Тупак-Юпанки сказал, что народ не может уразуметь понятие «государство», но хорошо понимает, что такое единовластие. Он объединяет в своем понимании и то и другое вместе: сапа-инка для него живое воплощение государства. Преемники Тупака-Юпанки продолжали воспитывать народ в тех же традициях: сапа-инка — это государство. Его слово — все, без этого слова ничто свершиться не может. Народу следует жевать листья коки и верить.
А между тем он, сапа-инка Тупак-Уальпа, бессильный пленник в руках белых завоевателей, они приказывают якобы от его имени, а он — словно мумия, которую жрецы наряжают по праздникам и за которую сами произносят речи, он — словно живая мумия. Заставили его отдать приказ, чтобы им несли золото, даже из храмов. А сейчас они поехали в главный храм дев Солнца.
Бессилен ли он? Белые в это уже уверовали. Они слишком самонадеянны и глупы. Именно сейчас надо действовать. Пока народ еще видит в нем властелина, а белые — беспомощную живую мумию.
Он быстро повернулся к Синчи.
— Кем ты был при дворе моего брата Атауальпы?
— Владыка мира Атауальпа соблаговолил назначить меня часки-камайоком, сын Солнца.
— Ты инка или курака?
— Нет, сын Солнца, я был простым часки.
— За что, однако, ты удостоился такой высокой чести?
— Владыка мира Атауальпа изволил признать моей заслугой то, что я удержал копье…
Тупак-Уальпа вспомнил сцену на охоте под Уануко. Копье в руке Уаскара.
— Я помню тебя. Ты спас жизнь моему брату.
Синчи молча отвесил поклон почти до земли. Тупак-Уальпа внимательно к нему присматривался. Потом снова принялся его расспрашивать:
— Ты спас моего брата под Уануко. А в Кахамарке ты видел, как он погиб?
— Бог Инти не поразил мои глаза слепотой, и я вынужден был смотреть, сын Солнца.
Он прошептал это едва слышно, охваченный глубоким волнением.
— Что ты думал, ты и другие, глядя на смерть сапа-инки от рук белых пришельцев?
На этот раз он услышал ответ только через некоторое время, ответ робкий и нерешительный.
— Сын Солнца отправился к своим великим предкам, к богу Инти, потому что такова была его воля.
— А как ты думаешь, он мог бы бороться с белыми?
— Сын Солнца все может! Он мог призвать весь народ на борьбу, мог собрать все войска, мог отдать приказ отравить колодцы, чичу и сору; по его приказу убивали бы белых бодрствующими и спящими, в пути и за столом, по его приказу пустили бы ночью в их лагерь самых ядовитых змей…
Тупак-Уальпа больше не колебался. Он быстрым движением поднял полог, проверил, нет ли кого-нибудь в соседней комнате, и, наклонившись к Синчи, понизил голос до шепота.
— Я выслушал тебя. Можешь ночью покинуть лагерь. Но я повелеваю тебе отказаться пока от поисков своей девушки. Прежде всего ты направишься через перевал к храму дев Солнца в Акору. Ты знаешь дорогу?
— Я знаю там каждую тропку, сын Солнца.
— Хорошо. Сегодня утром белые на своих больших ламах поехали туда, чтобы похитить дев Солнца. Им придется добираться кружным путем по дороге. Ты отправишься напрямик через горы, чтобы поспеть в Акору до их прихода.
— Я опережу их, сын Солнца.
— Ты отдашь главной мамаконе этот знак и скажешь: девы Солнца не должны попасть в руки белых. Пусть лучше дева Солнца станет мумией, нежели наложницей белых.
— Я скажу главной мамаконе: девы Солнца не должны попасть в руки белых. Лучше пусть дева Солнца превратится в мумию, нежели в наложницу белых.
— Хорошо. Акора — это крепость. Покажешь этот знак начальнику охраны и скажешь: у белых есть кипу, который повелевает во всем им подчиниться. Но они вынудили нас дать им этот кипу, он недействителен. Белые должны войти в Акору, но не должны оттуда выйти. Часки перестанут бегать мимо Акоры. И о том, что там произойдет, никто не узнает.
— Я повторю это, сын Солнца.
— Ты сразу же возвращайся ко мне. Расскажешь, как там дела.
— Властелин мира, я… я должен найти девушку по имени Иллья.
Тупак-Уальпа на мгновение заколебался. Но ответил твердо:
— Ты мне понадобишься здесь. Свою девушку будешь разыскивать потом, когда мы покончим с белыми. Тогда ты получишь дворец, достойный моего самого верного камайока, и будешь счастливо жить в нем со своей девушкой. Теперь же жуй коку и не думай о ней.
Синчи низко поклонился, но ничего не ответил.
Тупак-Уальпа уже отвернулся, но успел бросить через плечо:
— Найди самого лучшего поэта-аравака. Пусть сейчас же придет и декламирует мне «Апу-Ольянтай». Он должен также знать «Усеа Панкау». Я хочу послушать о нашем великом прошлом.
— Я найду и пришлю его, сын Солнца, — прошептал Синчи через силу, словно что-то сдавило ему горло.
