Шпоры на босу ногу - Булыга Сергей Алексеевич (хороший книги онлайн бесплатно .txt) 📗
– Вот именно, что два! А не один! – многозначительно сказал улан. – О чем вы там, в Варшаве, часто забываете!
– И это не удивительно! – с жаром парировал Бродовски. – Ибо легко забыть о том, чего уже давно…
Но тут пан Смык не дал ему договорить – Смык гневно выкрикнул:
– Побойтесь Бога, господин Бродовски!
А тот переспросил:
– Кого-кого?
Смык вскочил на ноги, вырвал из ножен саблю. Пан пожилой жандарм Вержбицки довольно крякнул и сказал что-то по-польски – да так, что юный Кукса тотчас побледнел. Да и улан уже был вовсе не спокоен! Сержант застыл, похолодел, его рука на всякий случай потянулась к сабле! Мадам прищурилась…
А пан Бродовски как ни в чем ни бывало продолжал рыться в бумагах. Мельком глянув на Смыка, он взял густо исписанный листок, разгладил его на коленях и сказал:
– Чем ссориться, я лучше прочту вам свою последнюю корреспонденцию в «Курьер Литовский», – и, не дожидаясь общего согласия, принялся читать: «Две соединенные армии, Молдавская генерала Чичагова и армия генерала Витгенштейна, были разбиты под Борисовым на Березине 28 ноября. Великой Армии досталось в этом бою 12 пушек, 8 знамен и штандартов, а также от восьми до десяти тысяч пленных… Его императорское величество Наполеон находится в вожделенном здравии!»
Ого! Вот это да! При таком, честно признаться, совершенно неожиданном известии, солдаты стали удивленно переглядываться. А сержант, не зная что и думать, уже хотел было напрямую спросить у Бродовского, насколько правдивы эти сведения…
Как Смык уже вскричал:
– Бродовски! Вам не кажется…
– Нет! Ничего не кажется! – зло перебил его Бродовски. – В иллюзиях давно не пребываю! А вот о вас сказать такого не…
Но не договорил – Смык с обнаженной саблей бросился к нему – редактор ловко увернулся, подскочил и тотчас встал в позицию. И – кр-рак! – скрестились сабли! И…
Кр-рик! Это Вержбицки, нещадно ругаясь по-польски, вскочил – и за саблю! И – к ним! Ну, и улан – за саблю и туда же! Вержбицки – на улана! Улан – в ответ! Кр-рак! Л-лязг! Кр-рак! Л-лязг! Да, шляхта тешилась на славу! Напрасно Кукса разнимал товарищей, пытался что-то втолковать, размахивал руками, умолял…
И полетел в сугроб! Щека его была вся в крови! Сержант было вскочил…
Как вдруг:
– Винеция! Винеция! – раздался чей-то крик откуда сверху и сбоку…
Точнее, с холма. Сержант повернулся туда и увидел стоявшего там Чико. Очень странно, поспешно подумал сержант, когда это он там оказался?!
А Чико опять закричал – еще громче:
– Винеция! Винеция!
Услышав этот крик, Вержбицки замер. Замер и улан…
А Смык с Бродовским продолжали рубку! Кр-рак! Л-лязг! Кр-рак! Л-лязг! Смык отскочил – Бродовски кинулся за ним – Смык кр-рак! – Бродовски оступился и упал! – Смык…
Нет! Рубить не стал! А еще хуже – он сел на упавшего Бродовского и, занеся над ним саблю, вскричал:
– Проси прощенья, песья кровь!
– П-прошу, – согласился запыхавшийся редактор и тут же добавил: – Вот так в нашей варварской стране душат свободу слова. А потом еще хотите, чтобы я писал правду!
Но Смык на это не обиделся, Смык засмеялся – зло, презрительно, – а после встал, отряхнулся, хотел было что-то сказать…
Но время споров уже миновало: все смотрели на спускавшуюся в лощину подводу. На подводе, груженой всякой снедью, сидели возница и пан Шабека, а Чико шел рядом с ними и что-то жевал. А рядом с Чико и следом за ним ехали вооруженные верховые. Их тоже было пятеро, все они были с ружьями за плечами и при саблях, и все в одинаковых коротких полушубках.
– Гайдуки! – прошептала Мадам.
– Знаю! – кивнул сержант и нахмурился. Потому что с гайдуками он, и довольно близко, познакомился еще прошлым летом, во время своей дружбы с Матео Шиляном. И он еще раз посмотрел на гайдуков. А потом, и очень быстро…
И это случилось как-то само по себе…
Взгляд сержанта перескочил на ту подводу, рядом с которой шел Чико. Перескочил – и уже не мог оторваться! Да это и не удивительно, потому что сразу даже и не перечислишь, чего только не было на этой сказочной подводе! Поросята, фазаны, индюки, куропатки, верашчака, гультайский бигас, бобровые хвосты! Было там и вдоволь того, чем все это запивают добрые люди: кмяновка, полыновка, цынамовка и просто штодзённая. И мало того, что рты так и разевались сами собой, а глаза слезились от радости, мало! Хлебосольный пан Юрек Шабека еще и нахваливал угощение. И если бы Шабека все решал сам по себе, то, может, всё тогда и закончилось бы славной и, что еще куда важнее, сытной пирушкой. Но ведь пан Шабека был тогда при подводе не один, а с ним еще были его гайдуки. Они к тому времени уже спешились и встали с обоих боков своего господина, чтобы по первому же его слову – или даже движению бровей – сорвать с плеч ружья или выхватить из ножен сабли – длиннющие, так называемые карабели…
Но, правда, пан Шабека ничего им пока не приказывал, и даже бровями не двигал, а просто будто всё уже полностью высказал, будто у него все ему известные слова закончились – и он молча осмотрелся. Получилось, что на гайдуков. И гайдуки тоже смотрели только на него, то есть всё ещё ждали приказа. Однако Шабека молчал. И эта пауза уже начинала казаться томительной…
Тогда Бродовски, заложив руки за спину, решительно выступил вперед и так же решительно сказал вот такое:
– А что? Я прекрасно понимаю пана Юрека, это его нынешнее недоумение. Еще бы! Ведь пан Юрек со своей стороны сделал всё, что было в его силах. Вот, – и тут пан Бродовски широким жестом указал на подводу, – полюбуйтесь еще раз: это вклад пана Юрека в общее дело. Весьма весомый вклад! Однако видим ли мы, господа, хоть что-либо в ответ?! – Тут Бродовски мельком, будто невзначай, глянул на сержанта и тут же снова повернулся к своим землякам и продолжил еще жарче: – Увы, ответа нет вовсе! И поэтому я вот что хочу вам сказать: нет, господа, так не годится! Ведь даже великого Наполеона мы согласились потчевать только после того, как он наобещал нам восстановить границы семьдесят второго года и все прочее. Так что я думаю, будет вполне справедливо, если мы опять…
И вдруг он замолчал, потом резко спросил:
– А вы, пан Юзеф, что на это скажете?
– Что я?! – рассерженно сказал Вержбицки. – Я как и все!
– Ну, хорошо. Тогда… – и Бродовски уже повернулся к побелевшему от гнева Смыку…
Но тут улан поспешно выступил вперед и, обращаясь к Дювалю, сказал:
– Мне очень неприятно, господин сержант! Ну, я еще раз извиняюсь! Но мало ли что люди спьяну, это я про них, наговорят! А вы их не слушайте! А лучше берите все, что вам здесь нравится и сколько вам надо! – и тут он широким жестом указал на подводу пана Шабеки. – От меня лично вам лично, сержант! И моя сабля вам в этом порукой! – и тут он и вправду поднял саблю…
И сержант видел, даже больше чуял, что всё это очень серьезно, и улан от своих слов, если что, не отступится, так что чей будет верх, еще трудно сказать…
И всё-таки сержант отрицательно покачал головой.
– Как?! – оскорбился улан. – Вы что, мне не верите?!
– Верю!
– Тогда в чем дело? Я не понимаю!
– Я сыт! И также и мои солдаты, – и сержант резко встал от костра, и велел: – Встать! Всем встать, я сказал! А вы, Мадам?!
Мадам подала ему руку. Сержант помог ей встать. Тогда – с очень большой, просто великой неохотой – начали вставать от костра и солдаты.
– А! – сердито воскликнул улан. – Это зря! Пусть бы болтали, что хотели – вы не слушайте! Да и им сейчас… Господа!
И тут улан, замолчав, осмотрелся. Но его земляки на него не смотрели. Пан Кукса прикладывал снег к рассеченной щеке, Бродовски продолжал жечь бумаги, Смык молча хмурился…
И также молчалив был и сержант – больше ни слова не сказав, он сдержанно кивнул улану, неспешно сел в седло – и уехал. И весь его маленький отряд последовал за ним. И никто им в этом не препятствовал! Ну, разве что только в самом начале, когда они только сели в седла, пан Шабека что-то крикнул своим гайдукам – и те сразу схватились за ружья… Но и Мадам тут же крикнула, очень сердито, между прочим! И гайдуки остановились. Мадам повернулась к пану Шабеке. Пан Шабека виновато улыбнулся и даже развел руками. Мадам повернулась к солдатам и быстро сказала:
