Ущелье дьявола. Тысяча и один призрак - Дюма Александр (онлайн книга без .txt) 📗

Сеньоры собрались в приемной комнате тюрьмы.

Самуил тотчас же обратился к товарищам с речью. На этот раз речь его была кратка, дышала воинственностью, одним словом, напоминала слог Тацита. Он говорил под доносившийся с улицы гул и отдаленный барабанный бой, и ни один из двадцатилетних римских сенаторов не рискнул вставить своего замечания.

Гром рукоплесканий покрыл последние слова Самуила.

Исход был единогласно одобрен.

Глава сорок первая Змеиная мудрость и львиная сила

Сеньоры пошли в толпу объявить всем принятое решение, которое вызвало повсюду восторженные крики.

Решено было весь этот день посвятить приготовлению к исходу из Гейдельберга, никому не сообщать о своем намерении и в ночь тихо, мирно покинуть город, чтобы, проснувшись, бюргеры были бы поражены изумлением, отчаянием и угрызениями совести.

Когда все угомонились, прибежал запыхавшийся молоденький фукс.

Актуарий, присутствовавший на заседании академического совета и доводившийся ему родственником, тайком сообщил ему вынесенную резолюцию.

Она гласила следующее.

Если студенты не разойдутся, отдать приказ войскам стрелять в толпу и усмирить их силой во что бы то ни стало.

Если же они снова приступят к своим занятиям, то амнистия всем, кроме Самуила, который убил солдата и вообще руководил всеми беспорядками и подстрекал своего любимца, фукса Трихтера, затеять скандал. Обвиняли во всем одного только Самуила. Состоялся приговор об его аресте, и был отправлен отряд, чтобы взять его под стражу.

Все закричали в голос:

— Лучше опять сражение, чем выдать своего короля!

В особенности Трихтер был великолепен в своем негодовании.

— Да! Как же! Позволить тронуть пальцем моего сеньора, того, кто вывел меня на свободу, короля студентов, одним словом, Самуила Гельба? Св… они, а не совет, вот что! Пускай только сунутся!

И он стал впереди Самуила, как бросается собака вперед хозяина, ощетинив шерсть, оскалив зубы и рыча.

Во время этой суматохи Самуил сказал несколько слов студенту, который тотчас же куда-то убежал.

— Готовьтесь к бою! — орала толпа.

— Нет, никакого боя не будет! — сказал Самуил. — Университет достаточно показал свою храбрость. Наши товарищи освобождены, следовательно, честь спасена. Остракизм произнесен. А для приведения в действие нашего решения вы во мне не нуждаетесь.

— Так неужели ты хочешь, чтобы мы допустили арестовать тебя? — спросил испуганно Трихтер.

— О! — усмехнулся Самуил. — Будь покоен, это им не удастся! Я и один сумею вырваться из их когтей. Итак, значит, решено: завтра утром Гейдельберг будет не в Гейдельберге, а там, где буду я. Что же касается формальностей переселения, Трихтеру все это прекрасно известно, а я отправлюсь приготовлять жилища на нашем Авентинском холме. Придя туда, вы найдете университетское знамя уже водруженным.

— Где же это? — раздались голоса.

— В Ландеке! — ответил Самуил. И толпа заволновалась и загудела:

— В Ландек! Идем в Ландек! Что такое Ландек? Ничего! Ландека еще нет, а придем мы, так будет Ландек! Ура! Да здравствует Ландек!

— Все это хорошо, — заметил Самуил, — но посторонитесь-ка. Мне ведут коня. Студент, с которым он о чем-то шептался, ехал верхом. Он спешился, а Самуил сел на коня.

— Дайте сюда знамя! — скомандовал он.

Ему подали знамя, свернув его. Самуил прикрепил его к седлу, взял пару пистолетов, саблю и сказал:

— До свидания в Ландеке!

И, пришпорив коня, он помчался галопом.

На первом перекрестке он встретил небольшой отряд полицейских. Один из них, очевидно, узнал его, так как раздалось какое-то восклицание, а затем мимо него просвистели пули. Таких вещей Самуил никогда не спускал: он обернулся и, не останавливаясь, выстрелил два раза.

Но полицейские агенты шли пешком, поэтому Самуил в несколько скачков коня очутился вне их досягаемости. Затем, проехав по пустым улицам, он выехал на большую дорогу.

И хорошо он сделал, что поспешил, так как тотчас же после его отъезда явились войска.

В одну минуту студентов окружили. Двадцать полицейских агентов в сопровождении батальона солдат выступили вперед и один из них торжественным тоном потребовал выдачи Самуила Гельба. При этом условии — амнистия всем остальным.

Студенты не выказали никакого сопротивления и ограничились ответом: «Ищите его.»

Начались поиски. Они продолжались уже минут десять, как вдруг поступил приказ академического совета. Один из полицейских, которого чуть было не сшиб с ног Самуил, донес, что Самуил уехал из города. Совет счел себя удовлетворенным его отъездом и требовал только одного: чтобы студенты разошлись без скандала.

Требование было исполнено. Группы стали редеть, и студенты разошлись по квартирам.

Совет очень удивился и обрадовался столь быстрому успокоению. Остальное время дня только укрепило эти чувства удивления и радости. Ни одной стычки, ни одной ссоры, ни одной угрозы. Казалось, студенты окончательно позабыли об утренних происшествиях.

Настала ночь. Гордые бюргеры легли спать. В десять часов, по обыкновению, весь город спал сладким сном.

Но если бы кто-нибудь проснулся, то увидел бы странное зрелище.

Глава сорок вторая Проклятие и переселение

В полночь стали таинственно отворяться, одна за другой, двери в гостиницах, где жили студенты. Студенты выходили по одиночке, по двое и по трое, большей частью они шли пешком, иные верхом, иные в экипажах, и все они направились в темноте к университетской площади. Заметив по дороге фонарь, они осторожно снимали его со столба.

На университетской площади толпа все увеличивалась. Движущиеся человеческие фигуры подходили друг к другу, здоровались и переговаривались шепотом. Больше всего мелькала фигура нашего приятеля Трихтера с огромной трубкой в зубах и под руку с молоденькой девушкой.

О, непостоянство, твое имя — женщина! Девушка эта была Шарлотта, та самая Шарлотта, которая когда-то была возлюбленной Франца Риттера. Победитель Трихтер отнял не только фукса у Дормагена, но и любовницу у Риттера. Он воспользовался размолвкой, происшедшей между ревнивым Риттером и кокеткой Лоттой и в один прекрасный день занял место Франца.

В два часа ночи Трихтер подошел к одной группе:

— Факелы! — распорядился он.