Снова три мушкетера - Харин Николай (список книг .txt) 📗
Д'Артаньян от души поблагодарил г-на де Тревиля и уже собирался попрощаться с ним, но тот остановил его.
— Еще одно. Вы уже решили, куда отправитесь?
— Но я и впрямь мог бы поехать навестить родных, если бы…
— Что такое?
— Если бы мое сердце не вело меня в другое место.
— Я всецело одобряю веление вашего сердца, д'Артаньян. Ни в коем случае не ездите в Гасконь. Мало ли кому вздумается разыскивать вас там. Поезжайте туда, куда вас ведет ваше сердце. Надеюсь, это далеко от Беарна?
— О, это далеко оттуда.
— И отлично! Отправляйтесь поскорее, не стану вас более задерживать, д'Артаньян!
Выйдя от г-на де Тревиля, мушкетер остановился, раздумывая над тем, куда ему отправиться — в конюшни при гвардейских казармах или домой, чтобы затем отправить за лошадьми Жемблу.
Наконец решив, что час еще слишком ранний для того, чтобы его уже дожидались дома с целью ареста, он отправился на улицу Могильщиков.
— О Господи, это вы, сударь?! Я уже было решил, что вы и вовсе не вернетесь, — такими словами встретил его перепуганный Жемблу.
— Вот еще, любезный. Вместо того чтобы нести вздор, отправляйся лучше в конюшни и приведи наших лошадей. Да не забудь покормить их хорошенько.
— Значит, мы выступаем в поход?
— Скорее — отправляемся путешествовать.
— Ах, сударь! Когда я путешествовал с доном Алонсо, меня пару раз чуть не застрелили из мушкета да столько же раз пытались лишить меня жизни при помощи клинка. Не лучше ли нам остаться в Париже?
— Вот тогда у нас точно будут неприятности. И потом — ты, кажется, смеешь указывать мне, Жемблу? — спросил д'Артаньян, стараясь нахмуриться.
— Боже упаси, сударь. Раз мы отправляемся путешествовать — значит, так тому и быть. Я мигом приведу лошадей.
Жемблу действительно проявил расторопность. Через короткое время д'Артаньян со своим новым слугой выступили в поход и, выбравшись из Парижа, дали шпоры своим коням.
— А куда мы сейчас направляемся таким аллюром, сударь? — спросил слуга.
— В Тур! — отвечал хозяин, сильнее пришпоривая коня.
Глава двадцать пятая,
из которой читатель узнает кое-что о жизни в городе Туре
Через несколько дней после описанных в предыдущей главе событий к незаметному дому на окраине Тура подъехал всадник. У дверей он соскочил на землю и бросил поводья, нимало не беспокоясь о судьбе своего усталого коня.
Однако тот, кто поспешил бы обвинить хозяина в столь равнодушном отношении к благородному животному, принесшему его на своей спине, и принесшему издалека, вскоре увидел бы, что он ошибся.
Из дома выскочил расторопный слуга и, подхватив поводья, отвел коня в теплое стойло, поставив его перед полными яслями. Второй слуга растер разгоряченное животное и накрыл его теплой попоной. Очевидно, приезжего в доме хорошо знали и, во всяком случае, ждали.
Он вошел в дом и оставался там около часа. Затем приезжий вышел, вскочил на свежего коня, услужливо подведенного ему давешним слугой, и ускакал.
Тот, кому вздумалось бы проследить за ним, увидел бы, что всадник, выехав за пределы города, направился вдоль берега Луары по дороге, ведущей в Блуа.
В доме же в это время разыгрывалась следующая сцена. В одной из его комнат два человека разговаривали между собой, по-видимому, обсуждая появление и скорый отъезд недавнего всадника.
— Итак, они упустили его в Париже и предлагают нам задержать его здесь. Легко сказать — схватить человека, когда даже не знаешь, как он выглядит!
— Ну, дю Пейра, не стоит так кипятиться. В конце концов Дефранш говорит, что человек, который опознает его, уже в пути. Везде приготовлены подставы, и он, верно, скоро будет здесь.
— Но ведь нельзя быть уверенным в том, что этот мушкетер еще не прибыл в Тур. Если он хоть вполовину то, что сообщает о нем Дефранш, — это парень не промах.
— Успокойся, любезный дю Пейра. Человек не может скакать от Парижа до Тура, не делая остановок. Не в состоянии же он обходиться без пищи и без сна.
— Это верно. Они ведь сменяли друг друга и должны были опередить этого Арамиса не меньше, чем на сутки.
После того как дю Пейра, на которого, как помнит читатель, кардинал возлагал большие надежды по части наблюдения за опальной герцогиней де Шеврез, успокоился относительно Арамиса, он отдал распоряжения, имевшие своей целью усиление этого наблюдения.
Госпожа де Шеврез не находилась под арестом, и соглядатаи не смели задерживать ее, а также появляться ей на глаза. Однако за герцогиней велась слежка.
Приказание отца Жозефа, а в конечном счете самого его высокопреосвященства, привезенное в Тур шевалье Дефраншем, выехавшим из Блуа (приказание это ему передал гонец, примчавшийся из Орлеана, получив его, в свою очередь, от следующего, чтобы, не теряя ни минуты, опередить Арамиса), было простым и кратким.
Дю Пейра и его люди должны были схватить Арамиса в тот момент, когда он попытался бы передать герцогине де Шеврез письмо испанского министра. Таким образом, и мушкетер, и, самое главное, опальная герцогиня были бы уличены в государственной измене.
Обвинив г-жу де Шеврез, кардинал снова бросал бы тень и на королеву. И хотя Людовик XIII и так уже знал о том, что Анна Австрийская состоит в переписке со своим братом, королем Испании, участвуя в заговорах, направленных против политики кардинала, его высокопреосвященство надеялся, что новый козырь в его руках позволит ему добиться разрешения короля на арест герцогини и заключение ее в Бастилию, где она уже не смогла бы интриговать против Ришелье.
Попутно его высокопреосвященство разделался бы и с мушкетером, замешанным в истории с подвесками, при воспоминании о которой у кардинала до сих пор гневно топорщились усы.
Итак, приказ кардинала был прост. Однако его выполнению и в самом деле мешала одна маленькая деталь: никто из людей службы кардинала, находящихся в Туре, не знал, как выглядит мушкетер, которого следовало арестовать в момент передачи им письма герцогине. И хотя шевалье Дефранш набросал словесный портрет Арамиса, а сыщик, знавший его в лицо, скакал в Тур на перекладных со всей возможной скоростью, дю Пейра не мог бы похвастаться, что он знает, как выполнить приказ кардинала.
Пока же количество человек, наблюдавших за домом, где жила герцогиня, было удвоено.
В одиннадцать часов дня дю Пейра донесли, что из дома вышла служанка герцогини — хорошенькая девушка по имени Кэтти, бывшая камеристкой у миледи и пристроенная в свое время Арамисом к своей «кузине» — «турской белошвейке Мари Мишон». Кэтти отправилась за покупками. За нею последовали два подчиненных дю Пейра.
Кэтти не баловала своих негласных провожатых разнообразием. Маршрут ее повторялся изо дня в день. Сначала она шла вдоль улицы Мюрсунтуа, на которой жила опальная герцогиня, где степенные негоцианты в пышных кафтанах и просторных штанах из темного сукна, в шерстяных чулках с подвязками, затянутыми красным бантом, раскладывали на прилавках кольца, серьги, пелерины, манто и различные изящные дамские безделушки. Многие из них знали Кэтти и приветствовали ее, отпуская галантные комплименты.
Девушка покупала какую-нибудь безделушку и направлялась на рынок. Походив между торговыми рядами, где провансальцы торговали апельсинами и лимонами, а португальцы амброй и тонким фарфором, Кэтти решительно сворачивала в квартал вафельщиков, пирожников и торговцев лимонадом.
После того, как все необходимые и не очень необходимые покупки были совершены, она возвращалась в особняк своей госпожи, посетив на обратном пути заведение булочника на улице Скорняков.
И в этот раз Кэтти не внесла в свой маршрут приятного разнообразия.
Через полтора часа дю Пейра узнал о том, что камеристка возвратилась в дом. Никто не подходил к ней, никто не делал попыток заговорить, если не считать двух-трех обычных фраз, которыми девушка обменивалась с приказчиками и торговцами, совершая свои покупки. Шпионы свидетельствовали, что при этом ни Кэтти, ни кем-либо из торговцев не было сказано ничего необычного.
