Митяй в гостях у короля - Дроздов Иван Владимирович (книги без регистрации txt) 📗
— Книг его не читал, а вот по радио слышал, как он русских крестьян расстреливал. Надо же! Какую напраслину возводят! И на кого! На детского писателя, человека самой гуманной профессии. Дедушку-то вашего палачом представили.
Герард с юмором не в ладах, иронию в упор не слышит, а Дмитрий сел на своего конька и знай погоняет. Лепит в глаза все, что о нем знает. Никого и ничего не боится. Парень он русский, простой — что и взять с него?
Герард продолжал мирно, вкрадчивым голосом:
— Я, Митя, по делу к тебе приехал, а к Хасану так зашел, ради этикета. У нас к тебе важный разговор есть.
— Разговор — пожалуйста; вы, верно, о деньгах речь поведете: как бы их вернуть тем, у кого их со счетов сдуло? Сейчас ко мне многие обращаются — из ваших.
— Кто это — наши?
— Ну, те, которые вдруг богатенькими стали. Не было ни гроша — и вдруг алтын. Вот и у вас тоже…
Дмитрий миролюбиво, и вроде бы сочувственно, стал называть банки за границей, и суммы вкладов, и проценты с этих сумм…
— Вы-то, может, и не знаете о них, а они лежат там, и процентики набегают, и все на вашу фамилию. А ну, как завтра суд начнется!
— Какой суд?
— Народный! Какой же еще! Митяй-то, он парень строгий, никому в рот не смотрит. Он у нас неподкупный.
— Какой Митяй?
Герард плохо понимал Дмитрия; смотрел в зеркальце, прикрепленное над рулем, и думал: «В здравом ли он уме?..»
Вдруг вспомнил:
— Ах, Митяй! Тот, что с острова Кергелен? А скажите, Митя, что это за зверь такой — Митяй с Кергелена?.. Его новые русские как огня боятся: говорят, он деньги со счетов снимает, а куда отправляет — неизвестно.
Ответить Дмитрий не успел. Машина остановилась, и к ней подскочили генерал Гусь и Гальюновский. Наперебой здоровались с Дмитрием. Герарда словно бы и не замечали. Было видно, что Дмитрий им очень нужен, с ним они связывали какие-то важные свои планы.
— Дмитрий широким жестом показал на дверь:
— Проходите, господа! Мы рады гостям из России.
Хитрые, коварные это люди, российские политики и политиканы, много тайных мыслей держат они в голове и не торопятся их выкладывать, тем более если перед ними человек другой веры, других убеждений.
Много разных толков ходило по Москве о Дмитрии, но они его не знали. И человек, которого к нему приставили кремлевские ребята, то есть Мария, никаких серьезных сведений о нем не давала. Много за нее натерпелся их верный дружок Аркаша, — из-под его крылышка выпорхнул так называемый представитель президента, его она женушка, а на кого работает — неведомо. Одно твердит в секретных донесениях: парень он надежный, служит России и президенту, охрана обеспечена. И всё! Понимай как хочешь: «служит России и президенту». Будто бы это одно и то же. Дура набитая! Баба с куриными мозгами!.. И как же это наш Аркаша не вразумил идиотку? Служить можно и нужно небольшому кружку избранных, а не какому-то абстрактному слову «Россия». В России-то сколько живет людей и каждый в свою сторону тянет.
Сильно всполошил их слух о снятых со счетов вкладов. Вдруг в один момент из банков полетели миллиарды. Среди пострадавших были и русские. И это-то сбило всех с толку, Что это за фрукт такой — Митяй. Не щадит ни наших, ни ваших. Вроде разбойника с большой дороги.
Сидели за круглым столом, пили кофе из золотых чашечек, и печенье, и пирожное брали с золотых подносов. Посуду Дмитрию подарил король. И сказал при этом: «Я, Митя, и твой бюст из золота прикажу изваять. И поставлю его в своем кабинете». А шейх Мансур прислал круглый малахитовый столик. За ним сейчас и сидели гости из России.
Прерванную в машине беседу возобновил Герард Кибальчиш:
— Так что же он за зверь такой — Митяй?
— Митяй-то? Ученик мой. Компьютерный оператор. Подсобрал деньжонок, компьютер мой под мышку — и был таков. Объявился на Кергелене. Я грешным делом и не знаю, где остров такой — Кергелен.
Из своих комнат вышла Мария, подняла обе руки — дескать, приветствую всех. А гости вскочили, точно ужаленные, выстроились к ней в очередь — руку целовать. Гальюновскому сказала:
— С вами не имела чести быть знакомой, зато уж и люблю телепередачи с вашим участием. Ну, кто еще кроме вас может плеснуть водичкой в физиономию Немцову?.. Герард Тимурович отважится?.. А, может, наш грозный генерал с птичьей фамилией?..
Она повернулась к генералу:
— Голос у вас, генерал, — да, трубный; и фразу хлесткую кто-то вам придумал… «За державу обидно…» Но чтобы вот так — плеснуть из стакана!.. Нет, вам до этого далеко.
— Фраза сильная, — подтвердил Дмитрий, — и еще вот… как это у вас?.. — «Умею останавливать войны!..» — тоже звучит.
— Особенно для школьников, — сказала Мария. — От вас, наверное, девочки без ума. Ну-ка, человек: останавливает войны! Есть от чего потерять голову. А тут еще голос ваш — Шаляпин такого не имел. Я как-то была в гостях у нашего знаменитого баса Бориса Штоколова, так и он вам завидует. А кстати, вы не пробовали петь?..
Всем трем политикам не нравилась фамильярность тона и явно издевательский подтекст, но, может быть, в такой веселой шутливости заключался каприз хорошенькой женщины? Она знала, что нравится, что представляет здесь высшую власть, и не могла справиться с фонтаном чувств, вырывавшихся по случаю встречи с еще не старыми и на весь мир известными мужчинами. Ей они прощали игривый и, конечно, не безобидный тон, но вот Дмитрий?.. Он-то по какому праву скоморошничает? А, впрочем, может, он прост и глуп безнадежно? Так или иначе, но оба они позарез нужны каждому из трех залетевших сюда молодцов — хочешь-не хочешь, а слушай болтовню хозяев.
Герарду не давал покоя шалопай с Кергелена — боялся за свои вклады в шести заграничных банках, пытал Дмитрия:
— А этот… ну, ваш приятель, сбежавший на остров, он по неразумению…
— Митяй-то! Да вы его не бойтесь. Ваши денежки честным трудом заработаны. Их-то он не тронет, а если и заденет, то по ошибке, нечаянно.
Кибальчиш как-то кисло и жалобно скривился; видимо, подумал: какая мне разница, по какой причине он «заденет» мои миллионы, умышленно или по ошибке, денег-то он лишится. Герард начинал нервничать, его состояние усиливало и тревогу друзей, они крепились, но очень бы хотели знать: нельзя ли как-нибудь умерить пыл этого разбойника? Нужно было выяснить, каких взглядов придерживается этот Митяй. Кого из политиков он уважает, а кого считает своим врагом? По фамилиям уже лишенных капиталов нельзя ничего понять: потрошил он без разбора, кто попал под горячую руку: русских, кавказцев, евреев. Вот что страшно — без всякого выбора крушит, кого ни попадя — наотмашь бьет.
— Как же это вы, — загудел Гусь, — такое открытие и выпустили из рук.
— Но руки-то мои остались. Вот они!
Дмитрий показал ладони.
— Захочу и будет компьютер. Да еще и посильнее. Такой, что хлопну по башке и самого Митяя, он и скукожится.
Политики инстинктивно съежились. Слышал Герард и о лептонной пушке Дмитрия; за ней к нему и пожаловал; то есть не то, чтобы хотел заполучить ее, но подчинить своей воле самого пушкаря, Дмитрия. А для этого ему надо выяснить, кому он из них симпатизирует. Вот Мария с восторгом говорила о Гальюновском, а потом и о генерале кое-что лестное сказали, ну а он, Герард Кибальчиш, о нем-то они что думают?
Каждый из троих сейчас рассуждал примерно так: вот выясню, кого он любит, тогда уж и спланирую, как действовать дальше. Деньгами его, похоже, не заманишь, денег ему и король даст — вот подарили же ему дворец, и посуда вон какая, и охрана, машины… К нему только на симпатиях можно подъехать.
А Гальюновский, как самый скорый на разные коварства и догадки, допускал еще и такую мысль: дурачит он их с этим Митяем. Придумал себе такой псевдоним и потешается над ними, да и над теми, у кого карманы уже вывернул, и над теми, кому еще предстоит расстаться со своими миллионами.
Дмитрий, обращаясь к Герарду, продолжал:
— Злые языки мне говорят: Герард сам себе зарплату определял. Разве можно так, чтобы зарплата одного человека составляла миллион минимальных зарплат? А в самом деле: есть в какой-нибудь другой стране у одного человека такое жалование? А наш царь-батюшка — он сколько получал в месяц?
